Инна ФРАДКОВА
ПОЭЗИЯ ПОМОГЛА ВЫЖИТЬ
В 1966 году Нелли Закс одновременно с Шмуэлем Йосефом Агноном была присуждена Нобелевская премия. В своей нобелевской лекции Закс сказала: "Агнон представляет государство Израиль. Я представляю трагедию еврейского народа".
Имя Нелли Закс пока мало известно русскоязычным читателям.
10 мая 1933 года в Берлине состоялось массовое сожжение "вредных" книг, написанных евреями. Среди уничтоженных были книги Генриха Гейне, Зигмунда Фрейда, Стефана Цвейга, Альберта Эйнштейна. Но еще в середине XIX века великий поэт Генрих Гейне пророчески писал: " Там, где сжигают книги, будут жечь людей "!
За годы второй мировой войны нацисты истребили на территории Германии и оккупированных стран Европы шесть миллионов евреев. Это была самая трагическая эпоха за всю историю еврейского народа. Нацистская Германия проводила по отношению к евреям политику тотального уничтожения, получившую условное название "окончательное решение еврейского вопроса" (Endlosung). В соответствии с этой политикой все без исключения евреи - мужчины и женщины, дети и старики были обречены на истребление.
Старые люди
Здесь,
в складках этой звезды,
покрытые лоскутами ночи,
они стоят и ждут Бога.
Ржавые шипы сковали им рты.
Их язык нем. Говорят только глаза,
в которых - колодец с утопленной смертью.
О, старики, которые несут сожженых детей в своих глазах
как единственное имущество...
Стихотворение "Старые люди" написала еврейско-немецкая поэтесса Нелли Закс. В эру фашизма она нашла в себе силы заговорить еще тогда, когда жила в Германии. Потому что молчание было бы предательством по отношению к ее народу, принесшему в жертву себя во имя тех, кто все же остался жив и сможет рассказать миру о Вселенском Аде - Освенциме.
В страшные сороковые годы, когда Нелли Закс было сорок восемь лет, она эмигрировала со своей матерью в Швецию, попав в последнюю группу евреев, покидающих фашистскую Германию. Две женщины ютились в маленькой комнатушке - бывшей музыкальной студии, где, кстати, Нелли Закс и прожила всю оставшуюся жизнь.
Несколько лет поэтессе пришлось работать кухаркой, потом она занялась переводом. Она писала об этих годах: "Преследуемые смертью, мы оказались здесь. Моя мать испытывала каждую ночь мучения. Нищета, болезнь, наконец, отчаяние! Даже сейчас я не представляю, как смогла выжить тогда. Только моя любовь к одному человеку, сидевшему в концлагере, давала мне какие-то силы..."
Когда она узнает о смерти ее любимого, родственников, друзей, стиль ее стихов резко изменится. Газовые камеры, крематории, нечеловеческие страдания - все обрело в них голос. "Мы не можем продолжать писать в старом стиле. И это касается вообще любого искусства. Все перевернулось..."
Поэзия помогла Нелли Закс выжить: "Я писала, чтобы выжить. Я горела в пламени с теми, кто был там... Но я должна была выжить. Чтобы узнали обо всем другие..."
Закс чувствовала, что ее собственное прошлое теперь ничего не значит, она негодовала, когда выставляли напоказ какие-то детали ее личной жизни: "Я или какой-то другой человек писал эти строки на последнем вздохе - не имеет никакого значения!" И позднее: "Моя личность вообще вне важности!" Наверное, для этого было много причин - может, она просто не хотела делиться своей Болью с анонимной публикой, или то, что для понимания ее творчества совсем не имеет значения авторская судьба, или считала не подобающим для женщины рассказывать свою историю. Поэтесса не раз повторяла, что не Бог, а мучения ее народа дали ей голос: " Мы только хотим служить еврейскому народу, а не сочинять красивые стихи!"
В стихотворении "Старые люди" нет рифмы. Оно начинается с восклицания - "здесь", которое тут же погружает читателей в стихотворение и настораживает - о ком это!? Таким образом, внимание читателя акцентируется на "старых людях", которые почти на протяжении всего стихотворения называются местоимением - "они".
"Старые люди" почти что не видны, так как они стоят "в складках звезды", как в складках занавеса, они "покрыты лоскутами ночи". Ночь укутывает их как будто одеялом... Эти люди бедны, и лохмотья ночи, может быть, единственная их одежда...
"Здесь" они стоят: кучка старых людей, почти невидимых. Они ничего не делают, они стоят и ждут Бога. Русский перевод не может полностью охватить значение немецкого оригинала. Глагол "abwarten" обычно не используется по отношению к людям или к Богу. "Abwarten" означает пассивное ожидание, пока хоть что-нибудь произойдет. Старые люди как не ждут ничего от кого-нибудь, так не ждут и от Бога.
Бог тут отличается от Бога в библейских текстах, в которых характеризуется как спасающий людей в самых безвыходных ситуациях. Но для тех, кто стоит "в складках звезды", Он не может ни даровать свободу, ни спасать. Старые люди не похожи на Йова, кричащего Небу о своих страданиях, они не имеют даже сил обратиться к Богу. С чувством полной безысходности и безнадежности они просто стоят и ждут. И кажется, что их вообще нет. Не то же самое ли испытывали выжившие после Холокоста: "Да, я жив, но это не имеет никакого значения". Или еще более драматично: "Я не живу. Я умер во время Aушвица и никто не видел этого!"
Это стихотворение о людях, потерявших не только свою надежду, но также и голос: "Ржавые шипы сковали им рты" - Освенцим сделал их немыми! Образ шипов, который не в первый раз используется в поэзии Нелли Закс, всегда сопряжен с болью. В христианской традиции он ассоциируется с терновым венцом, возложенным на голову Иисуса до распятия, - символ осмеяния, выдающий его за "короля евреев". В этом контексте венец - символ власти - означает боль и отчаяние.
Потерю языка можно понимать двумя разными способами. Во-первых, "старые люди" могли потерять способность говорить, как случилось и с самой поэтессой после допроса в гестапо. В своем единственном послевоенном прозаическом произведении "Жизнь после Катастрофы" Закс пишет: "... И голос "спасся бегством" к рыбам. Спасся, не заботясь о других частях тела, которые остались в разъедающей соли террора".
Во-вторых, нет таких категорий, какими можно описать тот ужас, с которым они столкнулись, нет такого языка, который был бы способен выразить то, что они пережили.
"Их язык был отдан их глазам (или "говорят только глаза") - перевод, который, к сожалению, не охватывает всего значения немецкого оригинала. Фраза эта содержит две идеи: так как они потеряли язык, то теперь не уста, а их глаза обрели дар речи. Только их глаза - зеркало души - могут выражать всю ту боль, отчаяние и безысходность, которые, не переставая, кровоточат в ох опаленных душах.
Закс описывает, что выражают эти глаза: они "говорят как колодец с утопленной смертью". Этот образ сталкивает читателя с парадоксом: смерть (дословный перевод - "труп") - уже неживая субстанция и не может быть потопленной; только живой человек может утонуть. Это использование парадоксального образа характерно для творчества Закс.
Колодец обеспечивает людей водой, необходимой для их существования. Но колодец загрязнен смертью (трупом), и уже не может быть использован людьми. Если бы колодец смог говорить - он, наверное, пожаловался бы на свою судьбу. Образ утопленной в колодце смерти усиливает контраст между жизнью и смертью, между поддерживающей эту жизнь функцией колодца и его необычным теперешним состоянием.
Стихотворение заканчивается восклицанием: "О, старики, которые несут своих сожженных детей как свое единственное имущество". Это предложение, как и первое, - восклицание без восклицательного знака в конце. Точка ослабляет эмоциональный аспект, подчеркивая собственно содержание восклицания.
Только сейчас эти люди названы. К ним используется обращение - "старики", но это не значит, что они действительно старики. Просто, чудом оставшись в живых после тех ужасных событий, которые выпали на их долю, они постарели. Они потеряли все: свои дома, свои семьи, свой язык, надежду. Возможно они так окоченели, что уже не чувствуют боли, и слезы не текут из их глаз. Единственное, что осталось у них, - "их сожженные дети", которых они несут в своих глазах. Порядок в природе был нарушен, разорвана преемственность поколений - дети ведь должны жить после своих родителей, но они сожжены в газовых камерах и печах. Остались одни старики...
Старики эти - люди, выжившие после Холокоста, хотя Закс не называет их прямо. Вообще, для многих стихов поэтессы, в которых она говорит о еврейском народе, характерна такая иносказательность, что позволяет любому человеку, пережившему что-то страшное в своей жизни, какую-то трагедию, найти в ее строках нечто близкое для себя.
Это стихотворение - маленький сценарий нашей отнюдь не маленькой и небезобидной жизни. Человек, восклицающий - "здесь!", и человек, поворачивающийся на голос - "где?!"- оба стоят на Земле и глядят туда - "на эту звезду". И вот они уже не на Земле, а в КОСМОСЕ. Их взгляды обращены на какое-то пятно, чернеющее на странной Звезде... Пятно приближается, и человеческие глаза вдруг тонут в чьих-то других глазах... тоже человеческих, но застывших зеркалами, в которых, как в витражах, переливаются картины их Прошлого. Страшно! Будто наполняет глаза мертвая вода, поглотившая прозрачные детские тельца... И вот опять витражи, перематывается та же пленка ... сначала... сначала... И тогда из обледеневших сердец вырывается стон, тут же заглушаемый чуть слышным словом: помните... помните... помните...
Нелли Закс говорила о том, что видела сама: почти прозрачные искалеченные тела выживших после Холокоста; людей, потерявших все, даже свою речь и веру в Бога. "Старые люди" у Закс немы, но, делясь тем, что сама испытала, ощутила, она делала их видимыми и вполне реальными. И хотя Бог не вмешивается и не помогает им, они все же ждут его и верят, что он где-то рядом.
Для чего вообще нужен тут образ Бога?! С одной стороны, он демонстрирует полную безнадежность положения этих людей. Ждать без ожидания чего-нибудь - это состояние жизни и смерти одновременно. Но безысходность соединяется с образом Бога, на которого Традиция всегда возлагала столько надежд (неважно, на существование Господа или на его Приход). Закс связывает в один клубок и страдания стариков, и Бога. И у читателя, вопреки сказанному в стихотворении, просыпается чувство, что Бог, все-таки, существует, просто сейчас он отсутствует. Существует - так как Его имя называется; отсутствует - так как люди ждут его.
В поэзии Закс неоднократно повторяется мотив, когда рядом с образами умирающих - образ Бога. Может, это означает конец их страданий?! В отличие от тех, кто был уничтожен нацизмом, старики эти будут иметь шанс умереть ненасильственной смертью. Этот шанс поэтесса считает величайшем даром на Земле: умереть, не будучи убитым. Поэтому получается, что смерть, соединенная с Богом, - не мученическая, а облегчающая. Смерть, которая прекратит, наконец, их муки...
А все же, где был Бог в Освенциме?! Можно найти утешение в предлагаемом Бубером образе " затмения " Бога. Но он кажется мало применимым к Освенциму. Совершенно ясно, что из Освенцима никогда не раздается и не раздастся спасающий Голос, но оттуда слышится и с самого начала слышался - пусть очень слабо - Голос Повелевающий. Евреям заповедано выжить, дабы не погиб еврейский народ. Им заповедано помнить жертвы Освенцима, дабы не погибла память человечества. Наконец, им запрещено отчаиваться в Боге Израиля, дабы не погибла вера в него.
Согласно Торе, Бог даже во времена тотальной безысходности и несчастий только "кажется" бессильным, ибо все же ожидается приход Мессии. В " Ночи " Эли Визеля Бог качается на виселице в концлагере, а для героя его же книги " Ворота леса " Мессия, который в состоянии прийти и все же не пришел в Освенцим, - просто немыслим. Однако тот же самый герой утверждает: " Именно потому, что уже слишком поздно, нам и предписывается надеяться ".
Старые люди стоят и стоят...
Ночью оборваны в клочья их сны.
В черное небо смиренно глядят,
Бога все ждут с обгоревшей звезды.
Руки истлевшие тянутся ввысь,
Губы обуглены пламенем лет,
Стоном камней голоса их впряглись
В скрежет пролеток заблудших планет.
Только глаза их не спят никогда!
Вороны в них над добычей кружат,
Тонут в слезах, воскресая всегда, -
Вороны мертвых детей сторожат.
О, старики, что могилы несут:
Горькую память той страшной Войны!
Бога безмолвно, упрямые, ждут,
Что не торопится с Вечной Звезды...
Перевод с немецкого Инны Фрадковой
«Лицей», 2001 год
<< Назад к содержанию
