Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 1) >Проза
Лорина ДЫМОВА (Израиль)
А МОЖЕТ, УЕХАТЬ В НОВУЮ ЗЕЛАНДИЮ?..
Пришла соседка за солью, попутно рассказала о своих болезнях. Их оказалось множество. Сначала Эмма слушала ее с большим сочувствием, потом с меньшим, потом стала радоваться, что та говорит на иврите и половину сказанного она не понимает. Но и оставшейся, понятной, половины было достаточно, чтобы уяснить себе, что соседка тяжело больной человек и остается только удивляться, как она в таком состоянии нашла в себе силы спуститься этажом ниже за солью. После того, как Эмма дважды прошлась вслед за ней по ее организму, с ног до головы, а потом с головы до ног, соседка, почувствовав, что тема исчерпана, живенько переключилась на другую и стала рассказывать о своих взрослых детях. Их оказалось шестеро, у каждого была сложная судьба и каждый, как она считала, имел право на Эммино сочувствие. Кроме того, у всех у них были собственные дети с их собственными проблемами. К счастью, эти дети, то есть внуки соседки, были малы, детей у них еще не было, и это вселяло надежду на естественное окончание цепочки тем и ассоциаций, по которой с удивительной легкостью неутомимо двигалась гостья, что, учитывая тяжелейшее состояние ее здоровья, безусловно могло считаться медицинским феноменом. Младенческий возраст соседкиных внуков Эмма восприняла как залог хоть и не скорого, но все-таки неминуемого окончания визита. Еще вселяла надежду случайная фраза гостьи о том, что суп у нее уже варится, а это значило, что рано или поздно он выкипит и пригорит. А уж когда - через час или к вечеру - это зависело от емкости кастрюли, но спросить об этом соседку Эмма постеснялась, хотя и очень хотелось.
Во время беседы Эмме дважды звонила приятельница. Первый раз Эмма даже пыталась с ней поговорить, но гостья, полностью игнорируя их беседу, продолжала рассказывать Эмме историю своей жизни и, мало того, требовала от нее ответа на поставленные ребром вопросы. Эмма сказала приятельнице, что в данный момент разговаривать с ней не может, поскольку к ней зашла за солью соседка, и прервала разговор. Честно говоря, она даже порадовалась, что на этот раз у нее есть убедительная причина не выслушивать бесконечные монологи подруги о том, какими неблагодарными и черствыми оказались у нее дети, и что пользующий ее врач абсолютно ничего не смыслит в своей специальности.
Когда, спустя минут сорок, подруга позвонила снова - то, как Эмме показалось, она не поверила, что у Эммы все еще сидит гостья.
- Не понимаю, о чем можно говорить столько времени с соседкой? - ядовито спросила она и бросила трубку.
Спасение пришло откуда Эмма и ждала.
Сначала на лестничной клетке, а потом и в Эмминой квартире запахло горелым.
- Ох, это мой суп! - всплеснула руками соседка и исчезла.
Эмма поплелась на кухню, выпила залпом два стакана холодной воды из-под крана и, запретив себе себя жалеть, села за письменный стол. Болели мышцы, уши были заложены как после приземления самолета. Писем писать, понятно, она сегодня уже не будет, но кончить статью для газеты, хочешь-не хочешь, придется: завтра последний срок сдачи и на карту поставлена, можно сказать, ее репутация.
Так... На чем она остановились? А, вот!.. «Среди сборников стихов на русском языке, вышедших за последние несколько месяцев...» С этой чертовой соседкой Эмма начисто забыла, о ком собиралась писать... О Кулике или о Розановой? Наверное, о Розановой. Гораздо меньше штампов. Да и вообще, женское видение мира эмоциональнее, а потому - неожиданнее...
Зазвонил телефон.
- Ушла? - спросила приятельница.
- Ушла, - упавшим голосом сказала Эмма.
- Какая это соседка - сверху или напротив?
- Сверху.
- Так я и думала! Интересно, о чем ты можешь с этой курицей сверху разговаривать столько времени?
Можно подумать, что с соседкой напротив общих тем у Эммы было больше!
- Слушай, - сказала приятельница, - ты сейчас упадешь со стула! Мой Славик ушел от Вики и, как сегодня случайно выяснилось, уже два месяца живет у Зинаиды. Помнишь, такая рыжая? Ну мне еще не нравилась? Такая вертихвостка с декольте? Так вот, у нее! Учудил сынок, ничего не скажешь. А мать узнает об этом не от него, а от собственной сослуживицы! Ты когда-нибудь видела таких детей? Такое даже Любаша себе не позволяет! А Любаша, ты не поверишь...
- Валя, извини... - робко прервала ее Эмма, - все это интересно, но мне надо кончить статью... Завтра сдавать!
- Ну конечно! - оскорбилась приятельница. - Часами разговаривать с соседкой у тебя время есть, а поговорить пять минут со мной ты не можешь! Мне казалось, у нас с тобой больше общего, чем у тебя с этой твоей драной курицей!
- Курица не может быть драной. Драной бывает кошка, - объяснила Эмма.
- Ну, кошкой, - неожиданно миролюбиво согласилась Валентина. - Хотя она на кошку не похожа. На курицу!
- Пусть будет драная курица, - согласилась со своей стороны и Эмма. - Но мне действительно надо кончить статью!
Подруга опять обиделась, и на этот раз всерьез.
- Ну что же! - патетически воскликнула она. - Если статья для тебя важнее дружбы!... Но учти, - ледяным голосом добавила она, - так ты растеряешь всех друзей и останешься одна со своей курицей!
- Но пойми!.. - воскликнула Эмма, - Я...
Однако фразу она не кончила: в трубке раздались короткие гудки.
Она снова пошла на кухню и снова попила холодной воды.
«Растеряешь всех своих друзей...» Хороши друзья, если не понимают таких простых вещей! Честно говоря, она бы не возражала никогда больше не видеть Валентину, а главное - не слышать! Растерять таких друзей, как она, - мечта! Но, к счастью, есть и другие.
Эмма вспомнила долгий вчерашний разговор с Геной. Они пили пиво и объясняли друг другу, как им повезло, что они оказались именно в Израиле, а не в Америке или в Германии. Или, того чище, в Новой Зеландии! Все, кто оттуда приезжает, удивляются и завидуют здешним отношениям между людьми. Не могут поверить, что люди, как когда-то в России, видятся, звонят друг другу, если что - помогают. У них там нет ничего подобного, они ужасно разобщены, и это ощущение собственной ненужности абсолютно никому, как они утверждают, полностью перечеркивают те плюсы, которые несомненно есть в их жизни по сравнению с израильской.
- А что, старуха! - восторженно восклицал Гена. - Я как напишу стих - сразу звоню тебе. Или Лёхе. И мысли у меня не возникает, на кой хрен нужен кому-нибудь этот самый стих или даже я сам!
- Конечно, - растроганно соглашалась с ним Эмма. - Обязательно звони! Ты же знаешь, мне совсем не безразличны ни твои стихи, ни ты сам.
- К сожалению, старуха, не в той плоскости, в какой я бы предпочел... Ну и что с того, что я лысый? Нам же не восемнадцать, чтобы соревноваться шевелюрами!
Чудак-человек, думала Эмма. Будто дело в лысине. И как он не понимает...
Однако надо было приниматься за работу. Эмма отогнала от себя праздные мысли и села за письменный стол.
«Среди поэтических сборников на русском языке в первую очередь следует отметить...»
Зазвонил телефон.
- Привет, старушка! - выкрикнул Гена. - А я тут стишок состряпал. Вроде, неплохой. А если не скромничать, то, похоже, гениальный. Алё? Алё? - забеспокоился он, поскольку Эмма молчала. - Ты на проводе?
- На проводе, - обречённо сказала Эмма. - Читай.
На этот раз она не стала сопротивляться, а, наоборот, вспомнив народную мудрость, гласящую: «Раньше сядешь - раньше выйдешь», попросила:
- Читай скорей!
- Видишь, тебе не терпится услышать новые стихи товарища, - удовлетворенно констатировал Гена, видимо, вспомнив вчерашний разговор. - Все эти свежеиспеченные новозеландцы или... новоиспеченные свежезеландцы... ха-ха! Ничего каламбур, а? Так вот, все они умерли бы от зависти. Ну, слушай! Строго говоря, это не стихотворение, а небольшая поэмка. По-эм-моч-ка.
У Эммы упало сердце.
- Сейчас, Эм-мочка, ты по-э-меешь по-эм-мочку! - резвился Гена. - Тоже ничего каламбур? Может, загнать его в «Перец» за четвертной? И тот, первый, тоже за четвертной! Считай, полтинник, в кармане!
- Читай, - чуть не плача сказала Эмма.
Впервые за все время эмиграции она позавидовала американцам, немцам и, уж конечно, новозеландцам, находящимся за тысячи километров отсюда.
Гена начал читать, а Эмма горестно думала о том, что вот уже скоро четыре, а она до сих пор так и не села за работу... И что завтра редактор позвонит и, как всегда, заикаясь от возмущения, начнет орать, что через полчаса они сдают номер, все давно принесли свои материалы, и только она!.. И тут последует набор существительных и прилагательных, которые хоть и возмутительны в приложении к Эмме, но на сей раз, увы, будут справедливы, и она ничего не сможет возразить. А редактор вдруг резко прервет свою тираду и после паузы, мучительно застревая на каждом слове, скажет, что «б-больше... она м-мож...ж...жет не беспо...по...покоиться», что он передает ее раздел Аде Плисецкой, которая, кстати, давно дожидается именно такого момента.
- Ну как? - победоносно спросил Гена. - Чего ты молчишь? Здорово? Завидуешь? Потрясена?
- По...трясена... - с трудом проговорила Эмма.
- А?! - заорал Гена. - «Вор-р-рона чер-р-рная, как гор-р-ре»! А?! Один образ чего стоит! Читала ты что-нибудь подобное?! Ну, что молчишь? Скажи что-нибудь!
- Понимаешь... - замялась Эмма. - Нужно глазами прочитать... На слух я плохо воспринимаю...
- Так я ее уже отшлепал на компьютере! - обрадовался Гена. - Я сейчас тебе ее завезу! Я мигом! Ради такого случая разорюсь на такси! И пивка прихвачу. Посидим, как вчера!
- Не-е-ет!!! - завопила Эмма не своим голосом. - Не надо пивка!!! Не надо такси!!! Не надо-о-о!..
И неожиданно для себя самой разрыдалась в трубку.
Нет, вы не подумайте, Эмма вовсе не была какой-нибудь плаксой, и нервы у нее были, в общем-то, в порядке. Мало того, она вообще никогда не плакала! Не плакала, когда ее не приняли в институт, когда от нее ушел муж и когда ее несколько раз увольняли с работы. Она не плакала, когда уезжала - уезжала навсегда, без малейшей надежды на возвращение и на встречу с любимыми людьми. Окружающие были уверены, что она просто не умеет плакать!
Но тут Эмма рыдала, рыдала, как дитя - давясь слезами, громко всхлипывая и размазывая свободной рукой по щекам слезы.
- Не на-а-до-о! - причитала она. - Не надо-о!..
- Ты чего? - перепугался Гена. - Старуха, ты чего?.. Ты чего ревешь?.. Да не приеду я, не приеду!.. Я же хотел как лучше! Я думал посидим, как вчера - и всё. Но если не хочешь...
- Да не не хочу, а не могу-у-у! - продолжала рыдать Эмма. - Мне работать надо-о! Мне завтра статью сдава-а-ать! Меня выгонят из газеты-ы-ы!
- Ну так в чем дело? - испуганно бормотал Гена. - Садись работай! В чем дело?...
- Не даю-ю-ют!
- Кто?
- Все! И ты тоже-е-е...
- Я - что!.. Я - ничего!... - лепетал Гена. - Скажи, чего сделать! Хочешь, я приеду?
- Нет!!! - взвизгнула Эмма и сама удивилась, каким противным может быть у нее голос. - Ни в коем случае!
Отчаяние ее было так велико, так неподдельно, что передалось собеседнику, и он в ужасе бросил трубку.
Эмма посидела несколько минут возле телефона, с трудом поднялась и пошла в ванную умываться. Из зеркала на нее глянула растрепанная особа с распухшим лицом и затравленным взглядом.
Холодная вода, а может быть, и слезы, подействовали на Эмму благотворно.
«А что, - подумала она, - неплохо иногда дать себе волю. Выплакаться, поорать в свое удовольствие. После этого можно жить. Жалко, что я раньше не знала...»
За письменный стол она села спокойная и умиротворенная. Было всего лишь пять часов, о прозе Эмма написала еще вчера, а о поэзии... Одной-двух страниц будет достаточно - кого теперь интересует поэзия? Если больше не устраивать истерик, то часам к восьми, ну, к девяти, статья будет не только написана, но и выправлена и отпечатана. Так что Аде Плисецкой горячий привет и искренние соболезнования!
Итак... «Среди поэтических сборников на русском языке, вышедших за последнее время...»
В дверь позвонили.
- Соли-то я у тебя так и не взяла! - сказала соседка. - Новый суп поставила...
Свет померк у Эммы перед глазами, и она потеряла сознание.
<< Назад к содержанию
