«Диалог»  
РОССИЙСКО-ИЗРАИЛЬСКИЙ АЛЬМАНАХ ЕВРЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
 

Главная > Архив выпусков Выпуск 9-10 том 1 > Проза

Михаил Э. КОЗАКОВ

ЧЕЛОВЕК, ПАДАЮЩИЙ НИЦ

(Продолжение)

Г л а в а   д е с я т а я

ДВЕ КОШКИ И ДВОРНИК НИКИТА 

Этот же дождь, обильный, но изредка иссякавший, сменивший сухие горячие дни, загнал два живых существа туда, где, возможно, они мень­ше всего предполагали сегодня очутиться.

Во всяком случае, Николай Филиппович Вознесенский, переступив порог Рубановских, так и объяснил причину своего прихода:

- Фу, черт, какой дождина! Шел по делу, а привело к друзьям. Впро­чем, не жалею.

Что испытывало в этот момент другое живое существо, об этом мы лишены возможности рассказать, так как оно, не обладая, к сожалению, человеческой речью, не могло об этом поведать. Вероятно, оно лучше всего было понято дворниковым котом, и на сей раз еще не оказавшим­ся победителем: пугливая Цукки забилась в угол между печкой и сте­ной, и рыжий был бессилен теперь оттуда ее отогнать.

По всей квартире искали исчезнувшую кошку, а она, выскочив еще днем, в суматохе, во двор, оказалась загнанной - начавшимся дождем и своим обольстителем - в дворникову каморку.

Никита жил все это время один: жена была в деревне на полевых ра­ботах.

Лежа на кровати и покуривая набитую махоркой козью ножку, он с любопытством, рожденным дождливыми часами безделья, следил за ко­шачьей настороженной игрой. Она настолько приковала его внимание, так была упорна и хитра, угрожающа и сладострастна, что ему не хоте­лось уже ничем нарушить ее, вмешаться в нее - окриком или жестом.

Это было щекочущее, сладостное чувство наблюдения и ощущения древнего, вечного инстинкта - упорствующей, атавистической любви.

Вот рыжий кот, дрожа и изнемогая от ослепившего его инстинкта, несколько раз пытался приблизиться к сжавшейся в горячий комок пу­шистой самке - протяжный голос его обещает, угрожает, вымаливает, она остервенело зафырчит, сверкнув ненавидящими, дикими глазами, и он вдруг, жалко отряхнув свое тело, трусливо опустив размякший хвост, отбежит опять на прежнее место.

«Эх, дурак! - искренно досадует про себя Никита. - Сказано: ма­лоумное животное»...

Ему хотелось бы, чтобы рыжий кот - его, Никитин, кот - был сме­лей, жестоким до неудержимой ярости, до бешенства, до брызнувшей из тела крови, и тогда увидит он, Никита, мучительное и алчное торже­ство победителя.

«Дурак, дурак... - ругал он мысленно рыжего. - Ничего, что узко. А ты подскочь, поверх нее сядь, зубом на шею. Выбежит оттуда, обяза­тельно выбежит... а ты ее и прижми под себя, жидовку!»

Он иначе теперь и не называл молоденькую кошку. Однажды так по­думав о ней (когда увидел ее послушность старику Акиве), он уже не мог по-иному относиться к этому маленькому животному.

Сначала казалось: кошка как кошка, сам же и принес ее за двугри­венный портному, но потом новая, причудливая и недоверчивая мысль заставила как-то по-особенному смотреть на это животное.

И сейчас вот: забилось оно в самое удобное для себя узкое место в комнате, перехитрило рыжего мучающегося врага, чувствует себя поч­ти в безопасности. И если бы пришел сейчас сюда защитник ее, умер­ший старик или его сын, портной, эта юркенькая кошка тотчас же вы­бежала бы, услышав их знакомую, понятную, но ему, Никите, неприят­ную и чуждую речь.

Он был убежден в этом, он в это верил, эту ничем неопровержимую мысль подсказывал теперь его неуклюжий, тяжело положенный судь­бой ум.

Больше того - он находил теперь в кошке то, что придавало ей и внешнее сходство с ее хозяином.

Сначала он вспомнил как бы вспружиненную фигуру и осторожную походку умершего Акивы, его маленький рост, сутулость, - и он вдруг увидел все это в насторожившемся сейчас маленьком животном, увидел так явственно и неожиданно, словно одной только Цукки все это было присуще, ей одной, а тысячи других кошек и походку имели другую, и строение тела иное, и инстинкт, и повадку...

Но и это, неизвестно как полученное в воображении, сходство не удовлетворяло уже Никиту.

Его упрямая и придирчивая мысль настойчиво и причудливо продол­жала это сходство, - связав им кошку уже не со стариком Акивой, не с мужчиной, а с какой-то неизвестной женщиной-еврейкой, которая по­чему-то запомнилась еще с тех времен, когда он покорял в рядах цар­ской армии Галицию.

Та галицийская женщина - преследуемая и настигнутая им в полу­разрушенной халупе, одолеваемая одичавшим насилующим солда­том, - в самый последний момент, отчаявшись, победила его тем, что, раскинувшись вдруг перед ним, злобно и торжествующе крикнула: «На, забери от меня мокрый сифилис! На!»

И он, Никита, осекся тогда, отпрянул от нее и только наотмашь, больно ударил женщину в грудь. Потом он узнал, что был обманут. Он хотел наказать ее, но она куда-то исчезла.

«Хвать ее, рыжий... хвать! - чуть не крикнул он исступленно, когда кот вновь сделал попытку овладеть Цукки. - Бери, бери жидовку...».

И приподнявшись на локте, взбудораженный, раздразненный игрой чужих, животных чувств, и словно осязая всем телом горячей каплей упавшее на него короткое воспоминание о женщине, Никита вперил свой воспаленный взгляд в обороняющуюся кошку.

Он теперь ни за что не отказался бы от той мысли, что ненавидящие глаза кошки сверкают точь-в-точь так же, как у вспомнившейся галицийской еврейки, что кошачье завывание напоминает ее картавый про­тяжный голос, а упругий, насторожившийся за печкой комок изгибаю­щегося тела - тело той, обманувшей... другой жидовки.

Все было похоже, все причудливо повторялось в этой жестокой, ата­вистической игре двух ослепленных любовью и ненавистью зверьков, но теперь, вот-вот сейчас, будет иной конец этой борьбы...

И когда рыжий, словно восприняв напряженную темную волю сво­его хозяина и воспользовавшись мгновенным неловким поворотом кошки, прыгнул вдруг, хрипя, на ее спину, Никита не смог уже сдержать себя. Он вскочил и весело, торжествующе заныл:

-      Эх-х-х... зубом... зубом ее, жидовку, за шею. Знай наших! Хвать, хвать ее! И-е-ех, пойдет работа!

И в ту же минуту он был уверен, что вот умей эта молоденькая пу­шистая кошка говорить по-людски, она взмолилась бы, закричала бы, наверно, на том самом непонятном чужом языке, на котором звали ее умерший старик, его сын и, может быть, внук.

-      Испортили, в веру свою обратили глупую русскую кошку... Поде­лом же ей, и-е-ех, трепли, трепли, рыжий!

В дворниковой каморке стоял неистовый, пронзительный кошачий вой незакончившейся борьбы.

А Никита, стоя в сумерках посреди комнаты и наклонившись всем туловищем в сторону места схватки, азартно, глухо выкрикивал:

-Хвать, хвать жидовку!.. Врет, чертово отродье, - будет наша...

Он так был увлечен всем происходящим, что не расслышал в первую минуту окликнувшего его голоса и не заметил того, кому этот голос принадлежал.

-Ники-ита! Не у вас ли наша кошка? Всюду искали. Брысь, против­ные! Ужас, какой крик...

-Бр-рысь! - резко крикнул еще другой голос. - Ну да, наверно, Цукки. Кис-кис-кис... Вот она где... Сейчас возьму, барыня...

У открытого окна, вглядываясь озабоченно в каморку, стояла Надеж­да Ивановна. Прислуга Дарья, переступив уже порог, направлялась к побежавшей навстречу кошке.

-      Тут... тут, - упавшим, угрюмым голосом ответил теперь двор­ник. - Сватовство тут свое устроили. Вздремнул я, да вот, разбуди­ли, - притворно улыбнулся он Надежде Ивановне.

И тотчас же намеренно безразлично и услужливо добавил:

-  А не то - как пожелаете: кот мой хороший, ей, видать, время, - пущай остается тут. А хацалэ - играющая у вас... по всем правилам ха-цалэ! - сдержанно иронизируя, усмехался он в усы, произнося непо­нятное для себя, перевранное, но запомнившееся Акивино слово.

-  Что значит?..

-  Ну, хацалэ... х-хацелэ - по-ихнему это, не по-православному...

-  А, кецелэ, кецелэ!.. - засмеялась Надежда Ивановна. - Это на­ши старики так ее называли.

И когда удалялась уже вместе с прислугой, несшей кошку, она накло­нилась к Цукки и, поглаживая ее, медленно и запинаясь произнося ка­ждое слово, ласково и весело повторяла:

- Цуккенька, кецелэ... Ким а гер, кецелэ...

- Извините, барыня! - вспомнил Никита о чем-то и подбежал к ней.

Обе женщины остановились.

-  Насчет дела одного просил сегодня мужа вашего. Насчет племяш­ки жениного, фабричный он... Так... какой ответ будет?

-  А-а, это дело... Хулиганство на фабрике?

-  Ну да... Озорничали по молодости. Как все свои - так и он...

-  Ничего не выйдет, Никита. И просить не надо: следователь всех взял под арест. По заслугам.

И Надежда Ивановна вошла в дом. Дворник остался у крыльца.

- Миро-он! - услышал Никита ее спокойный и деловитый го­лос. - Вот тебе твоя кецелэ: жива и невредима.

«Следователь... - криво усмехнулся дворник. - А чего ему было делать: чертово племя приказало. Сам же твой Мирон...»

Он не успел отойти от крыльца, как дверь из квартиры портного отво­рилась, и, осторожно переступая порог, протягивая ищущие руки вперед, вышел оттуда низенький, плохо одетый человек, а позади него остался стоять в дверях провожавший его Эля Рубановский.

Они обменялись прощальными еврейскими словами, портной за­хлопнул за собой кухонную дверь, а гость, Шлемка, осторожно спус­тился по четырем ступенькам во двор. К воротам он пошел быстро, от­кашливаясь и что-то тихо напевая.

«Та-ак... - выругался Никита. - Известное дело... Чего к следователю ходить, когда свой с портфелем дома примет. Жисть, - а, мать родная?!.»

Он побрел к себе.

Дождя давно уже не было.

Небо было чистое, без облаков, но с каждой минутой темнело.

Оттого звезды казались крупней и ближе к земле. Никита посмотрел вверх, встретился глазом с одной из них, и показалось ему в тот момент, что вот-вот, свисая, упадет она в его опрокинутый сухой глаз желтой холодной слезой.

В каморке на неопрятной жесткой кровати сидел, зализывая царапи­ны, рыжий незадачливый кот.

Никита зажег керосинку, закурил, подошел к кровати и, не двигаясь, следил за котом.

Потом он, по привычке, усмехнулся в свои густые сизые усы. Усмеш­ка была сухая, короткая, и блеснул только упрямый заговорщик-глаз.

Так блеснет вдруг на свету сухой и острый клинок, спрятанный в си­вой заросли густого кустарника. 

Далее >

Назад >

БЛАГОДАРИМ ЗА НЕОЦЕНИМУЮ ПОМОЩЬ В СОЗДАНИИ САЙТА ЕЛЕНУ БОРИСОВНУ ГУРВИЧ И ЕЛЕНУ АЛЕКСЕЕВНУ СОКОЛОВУ (ПОПОВУ)


НОВОСТИ

4 февраля главный редактор Альманаха Рада Полищук отметила свой ЮБИЛЕЙ! От всей души поздравляем!


Приглашаем на новую встречу МКСР. У нас в гостях писатели Николай ПРОПИРНЫЙ, Михаил ЯХИЛЕВИЧ, Галина ВОЛКОВА, Анна ВНУКОВА. Приятного чтения!


Новая Десятая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Елена МАКАРОВА (Израиль) и Александр КИРНОС (Россия).


Редакция альманаха "ДИАЛОГ" поздравляет всех с осенними праздниками! Желаем всем здоровья, успехов и достатка в наступившем 5779 году.


Новая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Алекс РАПОПОРТ (Россия), Борис УШЕРЕНКО (Германия), Александр КИРНОС (Россия), Борис СУСЛОВИЧ (Израиль).


Дорогие читатели и авторы! Спешим поделиться прекрасной новостью к новому году - новый выпуск альманаха "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" уже на сайте!! Большая работа сделана командой ДИАЛОГА. Всем огромное спасибо за Ваш труд!


ИЗ НАШЕЙ ГАЛЕРЕИ

Джек ЛЕВИН

© Рада ПОЛИЩУК, литературный альманах "ДИАЛОГ": название, идея, подбор материалов, композиция, тексты, 1996-2024.
© Авторы, переводчики, художники альманаха, 1996-2024.
Использование всех материалов сайта в любой форме недопустимо без письменного разрешения владельцев авторских прав. При цитировании обязательна ссылка на соответствующий выпуск альманаха. По желанию автора его материал может быть снят с сайта.