Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 2 > Галерея "Диалога"

Александр КИРНОС

ЭСТАФЕТА ТАЛАНТА

Кто первым придумал, что природа отдыхает на детях? Найти бы этого человека и посмотреть ему в глаза. Наверное, это был скучный, унылый, изверившийся мизантроп.

Музы возможно ветрены, но неутомимы, и уж если они по какой-то неведомой нам причине кого-то выделили, то одаривают избранника изобретательно, щедро и взахлеб.

Во всяком случае, на Арона Буха расшалившаяся олимпийская парочка - Аполлон и Афродита, вылила столько красок, что всю жизнь до последнего мгновенья он яростно разбрасывал солнечные брызги по холстам, но долгой его жизни не хватило, красок осталось много, да и, наверное, за эти годы краски подсохли и превратились в смальту, и приходится его сыну Феликсу Буху терпеливо выкладывать только одному ему ведомые узоры, донесенные из бесконечной дали первых дней творения.

Мне кажется, что если бы Б-г взглянул на его удивительные картинки, нет, не картинки, а удивленно застывшие наивные мелодии вечности, он одобрительно сказал бы: тов меод - очень хорошо, и простил Феликсу нарушение второй заповеди, ибо не кумиров творит Феликс, а иллюстрирует Книгу книг, и выплывают на его маленьких дощечках из воплотившихся снов библейские рыбы и птицы, первые деревья и первые люди. Солнечный темперамент Аполлона смиряется ласковым любовным терпением Афродиты, да и Гермес, наверное, добавил в эту смесь радостного трудолюбия и, кажется, что сами по себе собрались и закружились в гармоничном танце десятки тысяч крохотных кусочков мозаики. Свободно и органично живет Феликс в мирах Иудеи и Эллады, радостно и легко переходит от мозаики к живописи и графике, любовно и бережно воссоздает в графических листах жизнь еврейских местечек черты оседлости.

В мозаиках - игра воображения, фантазии, легкость творчества мастера, замешанная на тяжком труде познанья - здесь и коптские ткани, и фаюмский портрет, и наивность наскальных рисунков, - да и просто на тяжелом физическом труде, - легко ли переворошить, отобрать и органично подогнать друг к другу груды неподатливых кусочков камня. Из глубин прапамяти, из «коллективного бессознательного», извлекаются обобщенные первообразы, но каждый из них индивидуален и в каждом есть что-то неуловимое от личности автора, наивного и мудрого, собранного, цельного и в то же время в любое мгновенье готового взорваться тысячами разноцветных радужных осколков. Куда денешься: наследственный темперамент, вот и брызжет во все стороны, если не темпера, то смальта. И застывают в прыжках выхваченные из вечности львы, кабаны, собаки, ревет бегемот, застыли в мгновенном раздумье Адам и Ева.

В графике - внимательное, дотошное проникновение в миры художественных образов идишистких писателей, - герои идишкайтской Атлантиды оживают на его листах. Здесь жители штетла1, для которых жизнь и театр почти синонимичны, поскольку каждый мальчик еще в хедере усвоил, что у каждого свое предназначение, своя буква в Торе, своя роль; мальчик, всматривающийся в темное небо над крышами обезличенного города и видящий в нем око Бога; мидрашист, толкователь Торы, задумавшийся над книгой; напряженный диалог отца и сына, оттеняемый мудрым спокойствием женщины; проза еврейской жизни в уличной сценке; мужчины в синагоге, мечтающие об Эрец Исраэль; самозабвенно работающий бедняк, на поверку оказывающийся работающим художником Ароном Бухом.

И Феликс всей своей жизнью подтверждает верность эстафете призвания, переданной ему отцом, который писал: «Мое призвание в том, что я через красоту раскрываю и утверждаю смысл жизни».

Феликс Бух подарил свою графику десятому юбилейному выпуску альманаха «ДИАЛОГ», на мой взгляд тексты и рисунки достойны друг друга, и я надеюсь, что они проживут долгую и счастливую совместную жизнь.

Назад к содержанию >