ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА О ХОЛОКОСТЕ
Станислав ВЫГОДСКИЙ (Израиль)
ЧЕЛОВЕК С ТЕЛЕЖКОЙ
(продолжение)
- Иди.
- Я боюсь, - тихо сказал человек.
- Чего?
- Встретится кто-нибудь...
- Кто?
- Не знаю.
- Должен знать.
- Не знаю.
- Если наших встретишь, скажешь им, что мы тебя отпустили.
- Они не поверят.
- И правильно сделают.
Молчание.
- Позвольте мне назад вернуться. До завтра.
- Пшел!
Человек с тележкой повернулся и двинулся вперед. Колеса стучали по булыжнику, за спиной раздавались шаги немцев. Эта мешанина звуков, тишины и страха пронизывала дрожью его тело, но каждый шаг, приближавший его к дому, рассеивал опасения. «Они за мной следят, - думал он, - значит, ничего плохого не случится. Если повстречается патруль, они скажут».
Патруль появился внезапно. Два вооруженных немца, неожиданно показавшиеся из переулка, в удивлении остановились. Грохот тележки, разносившийся над вымершим городом, врывался в тихие улочки. Это он привел их сюда. И вот наконец они увидели человека, который производил этот страшный шум, разгуливая по городу после комендантского часа. Не говоря ни слова, они заученным, автоматическим движением сдернули с плеч винтовки. Только после этого патрульные заметили двух эсэсовцев, шедших поодаль.
- Пропустите его, - сказал один из эсэсовцев. - Он возвращается от нас, с Дембовой.
- Но уже наступил комендантский час.
- Знаем, знаем, - пренебрежительно ответил эсэсовец. - Он больше не будет его нарушать.
- Ему нельзя ходить по городу.
- Брось, ведь я сказал же тебе, что все в порядке.
- Вы, что ли, с ним пойдете?
- Да, мы.
Человек облегченно вздохнул и потащил тележку дальше. День кончился. Вдали, там, где крутую улицу замыкал кусок неба, вставала тьма, постепенно подбиравшаяся к домам. Никем не подгоняемый, человек быстрым шагом шел в гору, таща за собой тележку. Эсэсовцы шагали сзади. Порой до него долетали обрывки разговора, смех. Не оборачиваясь, он шел прямо к своему дому, который показался в ту минуту, когда тьма, как бы свалившись откуда-то с неба, сразу окутала молчащие улицы. Приободрившись, человек прибавил шагу. Немцы заметили это. Один из них крикнул:
- Эй, ты, куда так спешишь?
- Домой, - ответил человек, не поворачивая головы.
- Который твой дом?
- Вон он. - Человек показал рукой на дом, видневшийся вдали сквозь сгущавшиеся сумерки.
- Тот, двухэтажный?
- Да.
- Направо?
- Да.
На башне костела пробили часы. Одинокий звук величаво прокатился под темным небом.
- Stehen bleiben! - раздалось за спиной идущего. Он замер. Услышал, как остановились эсэсовцы.
- Который час? - крикнул эсэсовец. Человек молчал.
- Тебя спрашивают! Который час?
- Половина восьмого.
- Что же ты до сих пор шляешься по улицам?
Человек хотел повернуться, но эсэсовец крикнул:
- Стой! Куда идешь?
- Домой.
- Комендантский час! Где твой дом?
- Там.
- Иди!
Человек дернул дышло и повернул к дому. Когда он остановился у ворот, эсэсовец прицелился и выстрелил. Человек качнулся и медленно стал оседать, тело его повисло на перекинутой через грудь лямке, затем распростерлось на булыжнике. Тележка тихо покатилась вперед.
- Что же это? - прошептал человек, лежа на мостовой и озираясь вокруг. - Что же это? - повторил он. Он лежал на камнях, и крутая плоскость мостовой придвинулась вплотную к его испуганным глазам. - За что?
Скрипнули ворота, раздвинулись немного, потом приоткрылись шире. Какая-то женщина вышла из темноты. Увидев раненого, она наклонилась над ним и спросила:
- Это ты?
Человек, лежавший на мостовой, повернул к ней лицо.
- Мама, - прошептал он, - за что? Она подняла голову, повернула неподвижное лицо к темным фигурам, стоявшим неподалеку.
- Вези его в больницу! - приказал эсэсовец.
- Кто это сделал? - спросила женщина.
- Уже комендантский час, - ответил эсэсовец.
- Кто это сделал? - повторила женщина.
- Ты что, не понимаешь, что тебе говорят?! - заорал немец. - Тащи его в больницу!
- Зачем?
- Старая кляча! Чтобы его перевязали!
Женщина обняла раненого и попыталась поднять. Сын взглянул на нее:
- Подожди, - шепнул он. - Я сам. - Он попробовал встать, но бессильно выдохнул: Не могу...
Мать наклонила тележку, придержала опущенное дышло, и он вскарабкался на платформу. Тележка была небольшая, и ноги его повисли в воздухе. Женщина схватила лямку, надела ее на себя и повернулась вместе с тележкой к склону. Только теперь она заметила на мостовой большое темное пятно.
- В больницу! - приказал эсэсовец.
Улица сбегала вниз. Женщина смерила взглядом крутизну и стала спускаться. Сзади напирала тележка, на которой лежало тяжелое тело сына. Женщина оглянулась, ноги раненого бессильно болтались, по камням волочились лямки упряжи, и все, что происходило потом, было необыкновенно странным. Тысячи раз виденная улица казалась неведомой страной, по которой катилась тележка с ее сыном. «Я не удержу тележку, - подумала она, - Скажу ему, чтобы встал».
- Какой ты тяжелый, - сказала она, не поворачивая головы. Не услышав ответа, она остановилась и, не выпуская дышла из рук, чтобы не потерять равновесия, оглянулась. Лицо раненого посерело.
- Подожди, я встану. - Он попытался приподняться на локте, но тут же, обессиленный, упал на доски. - Нет, не могу, мама. Не могу...
Эсэсовцы, шедшие сзади, нетерпеливо подгоняли ее криками.
- Нет, ты совсем не тяжелый, - сказала она и двинулась вперед.
- Ты хотела сказать мне что-то другое, - ответил тихо сын.
- Нет, ничего.
- Ты хотела сказать другое, но ты такая добрая...
- Нет, сынок, я ничего не хотела сказать. - И, помолчав немного, спросила, перебивая грохот колес: Очень больно?
- Нет, совсем не больно.
Утомленная, она хотела остановиться, она уже не могла сдержать напор тяжелой тележки. Она чувствовала, что ей обязательно надо остановиться хоть на минуту, чтобы передохнуть, но уклон заставлял ее бежать. Только у подножья холма тележка остановилась.
- Уже близко, - сказала она.
- Да, мама.
- Тебе не больно, сынок?
- Нет.
Она молча тащила тележку по темным улицам. Эсэсовцы шли сзади и, встречая патруль, всякий раз со смехом что-то объясняли солдатам.
- А вы-то зачем их провожаете? - спросил какой-то солдат.
- Зачем! Да чтобы никто не задержал их! - ответил эсэсовец и крикнул женщине:
- Далеко еще до больницы?
- Нет, близко.
Она тяжело шагала, наклонившись вперед. Натянутая лямка, охватывавшая худые старческие плечи, иногда вдруг опадала, становилась снова гибкой, и тело матери на мгновение переставало чувствовать тяжесть. Но в ту же секунду до ее сознания доходило, что тележка останавливается, и тогда, охваченная безумным порывом, полная самозабвения, она бросалась вперед, чтобы снова почувствовать тяжесть, отдать до конца свои гаснущие силы. «Уже недалеко, уже близко», - твердила она и, подняв голову, мерила взглядом расстояние.
- Как темно, - сказала она сыну, не поворачивая головы.
- Но ты ведь найдешь, - ответил он неожиданно громко.
- Конечно, сынок.
Больница была погружена в темноту.
Осторожно прислонив тележку, мать пошла на ощупь отыскивать вход. Она помнила, что он где-то здесь, она не могла ошибиться. В воздухе стоял запах больницы, тошнотворный, пугающий. Мать быстрыми шагами прошла дорожку, которая вела от здания до калитки, где остались эсэсовцы, и вдруг почувствовала, что это темное здание, черные окна, неподвижность и безмолвие внушают ей ужас. Она поднялась по ступенькам и стала искать во мраке дверь. Шарила беспокойно, поспешно, ей казалось, что каждая утраченная минута - это та, единственная и неотвратимая.
- Есть здесь кто-нибудь? - крикнула она в отчаянии.
Распахнулась дверь, открыв вход в ярко освещенную комнату, в коридоре стало светлее. Женщина в белом, появившаяся на пороге, испуганно отшатнулась и хриплым голосом спросила:
- Что вы тут делаете?
- Там сын мой.
Женщина в белом все еще не понимала.
- Как вы сюда попали? Ведь уже комендантский час.
- Сына моего ранили.
- Куда?
- Не знаю.
- Где он? - женщина в белом повысила голос.
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>