«Диалог»  
РОССИЙСКО-ИЗРАИЛЬСКИЙ АЛЬМАНАХ ЕВРЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
 

Главная > Выпуск 11 (2011/12 - 5771/72) > ПРОЗА > Вера ЧАЙКОВСКАЯ (Россия)

 

Вера ЧАЙКОВСКАЯ

 

ШАРМАРСКАЯ ВЕНЕРА

 

Повесть (Продолжение)

Тигран Мамедыч был такому повороту дела даже рад. Он уже израсходовал весь скромный запас своей «пассионарности» на раскрутку Шармарской Венеры № 1 и тайную продажу, через подставных лиц, Шармарской Венеры № 2. Полученные от этой сделки деньги хранились в надежном банке. Много энергии потребовало и выдворение из музея «этого строптивца» – Тураева. Директора не смущало, что все им содеянное на общественном поприще, обладало минусовым эффектом, вело к упадку и деградации. Его личная программа была в общем-то выполнена, на остальные грандиозные планы, - к счастью для мира! – пороху не хватило. Теперь он мечтал о тихом и прибыльном местечке. И всерьез стал подумывать о тураевском  предложении. Благоразумная жена его торопила  –могли ведь и уволить, и отдать под суд! А детки-детки давно разлетелись по всему свету,  вплоть до Новой Зеландии, и им было все равно, чем занимается и против кого интригует их папаша…

    Визит директора Тураева взволновал. Ему припомнилось, с какой легкостью многолетние сотрудники согласились с его увольнением. Припомнилась и бессовестная кража шармарки, да и все последующие радостные и горестные события, которые вращались вокруг Тани Алябьевой.

    Бросив дела, которыми,  кстати говоря, он так и не сумел увлечься,  Тураев петляющими коридорами прошел в комнату няни, где все было, как прежде. И ей, и ему,  так хотелось. Пришел он неизвестно зачем, просто в минуты волнения, он, как в детстве, прибегал к няне. Та, надев очки, что-то мастерила, сидя в глубоком уютном кресле.

    - Хочу тебе, Ванечка, рубашку сшить. На этот раз зелененькую. Как травка по весне. Нашла в сундуке хорошую материю.Покупали для занавесок. Зачем добру пропадать? Будешь в ней еще красивше!

    Тураев неуверенно улыбнулся, и вдруг почувствовал, что злость, досада и тоска куда-то улетучились! И это все его няня! Рубашке он был страшно рад. Какие-то они получались колдовские. Приносили ему удачу. В них он чувствовал себя молодым. И еще они нравились Тане Алябьевой.

    - Няня, поедешь со мной, если я уеду?

    Няня приподняла голову с красиво уложенными седыми волосами, сняла очки и взглянула на Тураева тем обожающим взглядом, каким смотрела всегда.

    - Умный ты, Ванечка, а глупый. Ты поедешь, а я останусь дом сторожить, да тебя поджидать. Здесь ведь твой дом. Девочки твои, - секретарши, ко мне все время забегают. Я их чаем пою с бубликами. А одна, Анюта, и поживет, если приглашу. Очень уж ей с родителями несладко. Кажись, на тебя заглядывается. Видная такая девица, в теле, сдобная. И куда же ты собрался?

    Тураев в волнении прошелся по няниной комнате.

    - Это я так спросил, на всякий случай. А ты молодец, что секретарш подкармливаешь. Вот только Аня не в моем вкусе.

    Он перешел в свою комнату, оставшуюся прежней. Даже потолок не позволил побелить, только переклеил обои, вспомнив, что старые не понравились Тане. А все прочее осталось родным, прежним, привычно-приветливым, запущенным.

    Под офис дирекцией Центра в спешном порядке была куплена  часть дома,  в котором жил Тураев – дирекции понравилось его местоположение. Жильцов срочно выселили в спальные районы Москвы, из-за чего в печати даже  возникла   полемика. Кто-то из журналистов ополчился на «власть капитала», наплевавшего на  простых людей, а кто-то возражал, что  эти простые люди теперь будут жить в экологически более здоровом месте. Сами же «переселенцы» не то промолчали, не то их  голос не был услышан журналистами.  Купленная часть дома изнутри вся была перестроена,  однако квартира Тураева осталась почти в прежнем виде.  Нора норой. Но уютная, своя, привычная. Он отдал под  офис лишь бывшую комнату родителей, в которую прежде почти не заходил. Какая-то врожденная деликатность его удерживала. Перед ремонтом он зашел забрать кое-какие бумаги и вещи.

    Он тогда открыл шкаф и достал с верхней полки шкатулку с документами. И тут же из шкафа вывалилась пачка старых-престарых родительских писем, перевязанная красной шелковой ленточкой. Он, музейный работник, историк, архивист,  никогда этих писем не читал. Эти письма были тайной, касающейся только двоих – его матери и отца. Но пока он подбирал упавшие письма из рассыпавшейся пачки, он невольно прочел, что отец называл «маму Лиду» вовсе не Лидой, а  Идой, и мать подписывала свои девические письма фамилией  Каплан.

    Таким странным образом выяснилось, что злобные газетчики в свое время были правы, и Тураев оказался не без еврейской крови. И ведь Таня тоже угадывала в нем еврея. Только он этого не скрывал, а просто не знал. Родители с ним об этом не заговаривали. Вероятно, у них были на то свои причины. Они его оберегали, тревожились о его будущем. В  тураевском паспорте советских времен всегда значилось, что он русский, и таковым он себя ощущал. Неожиданное открытие его смутило, он вспомнил, как горячо убеждал Таню, что не еврей, и еще несколько случаев такого рода. А ведь евреев он всегда любил и отличал. Было подарком судьбы приобщиться хоть отчасти к их трагической и необыкновенной истории. Только он хотел за это заплатить, как платили они, – всей жизнью и судьбой. При этом он понимал, что его корни все равно в России и смешная, наивная, юродивая его «русскость» тоже всегда при нем.

    Открытие заставило Тураева еще раз призадуматься об обманчивости «очевидных» фактов, зафиксированных документами. Все подлинное просачивалось «между» фактами, дышало иным, нездешним, космическим воздухом тайны и свободы. Вот и родительские письма он решил приобщить к этому воздуху. Он сжег их, не читая. В нем жило детское убеждение, что все настоящие чувства, слова, переживания все равно нельзя уничтожить. Они витают вокруг нас, в космосе, давая человечеству возможность жить и дышать…

    В своей комнате Тураев полистал свежие глянцевые журналы, лежащие на журнальном столике. О Тане Алябьевой теперь почти не писали, а если писали, то как о подруге «известного дирижера» Дона Дина. Один бойкий журналист навестил ее под Бостоном, где она купила дом. В журнале были разбросаны фотографии этого дома, ухоженного дворика, машины. На фотографиях мелькало горбоносое лицо «известного дирижера» с маленькой бородкой и Тани Алябьевой,  причем было ясно, что фотографироваться она не хотела. Вид у нее был грустный и растерянный.

    Однако, журналист не жалел красок, расписывая внешние приметы хорошо устроенной и комфортной жизни бывшей российской певицы.

    По ночам в квартире Тураева временами раздавались телефонные звонки. Между двенадцатью и часом. Он теперь старался раньше этого времени не ложиться и ждал звонков с нетерпением. В Америке был день, люди занимались бизнесом, но Таню  что-то тревожило. В трубке никто не отзывался. Однако Тураев знал, что звонит Таня. И не вешал трубку, прислушиваясь к гулкой тишине. Однажды он даже крикнул, от волнения перейдя «на ты»:

    - Таня! Потерпи чуть-чуть. Я скоро приеду! Я уже не безработный. Заработал кучу денег. Я теперь, смешно сказать, директор…

    В трубке что-то зашуршало и послышались гудки.

    Господи, что он ей говорит! Какой он стал «крутой» и «отмороженный». Директор, деньги, дела. Ни слова о том, что его действительно волновало. Но Тане ведь не нравилось, что он «безработный», да и сам он мечтал о новой, деятельной и полной событий жизни. И вот… Свершилось. Он человек дела, ведущий бесконечные переговоры с клиентами и партнерами, улаживающий правовые и финансовые вопросы с помощью штата финансистов и правоведов. Все тут вертелось вокруг искусства, но само оно совершенно исчезло за потоком сделок, выставок, предложений, Тут тоже произошла подмена – живое подменили  неживым…

 В этом, должно быть, и крылась примета времени – все подлинное и горячее оно охлаждало и извращало, облекая в формы интеллектуальной игры, коммерции, делового партнерства. Но этот, с таким трудом завоеванный мир, остался для Тураева чужим и чуждым. И все же он был ему благодарен. Он очнулся от музейной спячки и встретил Таню Алябьеву. Этот мир, сам того не желая, помог ощутить вкус живой  жизни, снова,  как в детстве, подставить лицо летнему дождю, гулять до изнеможения по бульварам, предаваться лени и мечтам…

    - Таня, потерпите! Потерпи!

    Он теперь заклинал ее и наяву, во время ее ночных звонков, и во сне, блуждая в шармарских степях, отыскивая кибитку, где  юная шармарка поселилась с другим, замешивая глину в своей тайной мастерской… А также во время деловых встреч, в офисе, бесед с няней, прогулок по ночным бульварам перед Таниным звонком…   Далее >>

Назад >>

БЛАГОДАРИМ ЗА НЕОЦЕНИМУЮ ПОМОЩЬ В СОЗДАНИИ САЙТА ЕЛЕНУ БОРИСОВНУ ГУРВИЧ И ЕЛЕНУ АЛЕКСЕЕВНУ СОКОЛОВУ (ПОПОВУ)


НОВОСТИ

4 февраля главный редактор Альманаха Рада Полищук отметила свой ЮБИЛЕЙ! От всей души поздравляем!


Приглашаем на новую встречу МКСР. У нас в гостях писатели Николай ПРОПИРНЫЙ, Михаил ЯХИЛЕВИЧ, Галина ВОЛКОВА, Анна ВНУКОВА. Приятного чтения!


Новая Десятая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Елена МАКАРОВА (Израиль) и Александр КИРНОС (Россия).


Редакция альманаха "ДИАЛОГ" поздравляет всех с осенними праздниками! Желаем всем здоровья, успехов и достатка в наступившем 5779 году.


Новая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Алекс РАПОПОРТ (Россия), Борис УШЕРЕНКО (Германия), Александр КИРНОС (Россия), Борис СУСЛОВИЧ (Израиль).


Дорогие читатели и авторы! Спешим поделиться прекрасной новостью к новому году - новый выпуск альманаха "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" уже на сайте!! Большая работа сделана командой ДИАЛОГА. Всем огромное спасибо за Ваш труд!


ИЗ НАШЕЙ ГАЛЕРЕИ

Джек ЛЕВИН

© Рада ПОЛИЩУК, литературный альманах "ДИАЛОГ": название, идея, подбор материалов, композиция, тексты, 1996-2024.
© Авторы, переводчики, художники альманаха, 1996-2024.
Использование всех материалов сайта в любой форме недопустимо без письменного разрешения владельцев авторских прав. При цитировании обязательна ссылка на соответствующий выпуск альманаха. По желанию автора его материал может быть снят с сайта.