Главная > Выпуск 11 (2011/12 - 5771/72) > ПРОЗА > Максим ГЛИКИН (Россия)

Максим ГЛИКИН  

ПРОГУЛКА

Небоскребы были в точности как во сне, который Миша Котляр видел еще в Москве, перед самым отъездом, только еще выше. На Time Square собралась пестрая компания. К нему с Лерой присоединились: его нью-йоркский друг Леня с Аней, своей второй девушкой, оставившей сына у бэбиситера, его сослуживец Алекс с Бэллой и двумя дочерьми. Лайза едет в прогулочной коляске, а Дашка шагает сама и от взрослых не отстает (по именам детей Миша решил, что лет пять назад они еще жили в своем Киеве). Дашка черненькая и с глазами нà выкате, как у ее мамаши, только ротик совсем маленький. Не такой, как у Бэллы, чьи пухлые губы как будто тянутся к носу и придают лицу немного обиженное выражение.

Дашка забавно говорит по-русски - не то с еврейским, не то с американским акцентом: старательно грассируюет, вместо «е» произносит «э», мягкие согласные в этих устах твердеют. «А Корроль-лэв мы уже смотррэли - мам, помнишь, мы взяли тррэтий ряд и было очен грромко. Мам, ну помнишь?» «Помню, отстань!» - сердится Бэлла и тут же кокетливо улыбается Мише. Они проходят мимо бродвейских афиш и вывесок, а потом берут немного правее. «Выруливаем в сторону Сентрал-парка!» - командует Леня.

А небоскребы все разрастаются -  и вверх, и вширь. Чувствуешь себя Гулливером в стране великанов - вот стоят их дома. Только это не моментальное падение в новый мир, а постепенное погружение: твой масштаб медленно, но верно уменьшается. На 55-й street ты еще был по отношению к обитателям этих билдингов как один к тридцати,  а  вот на 66-й - уже один к пятидесяти. И если так дальше пойдет, то скоро и вовсе станешь бесконечно малой величиной, некой необязательной циферкой через пять знаков после запятой.

Непонятно, почему символ Нью-Йорка - большое яблоко. Если уж подбирать похожий на него плод - то скорее это кукуруза. Нечто вытянутое, продолговатое, массивное и прочное. Небоскреб - это кукуруза. А Манхэттен - кукурузное поле.

- Если раньше города расширялись, росли по горизонтали, то с 20-го века они стали расти по вертикали. Создается вертикальный мир, - будто продолжил размышления друга Леня. - Это я у одного местного философа вычитал. Он тоже из наших, из бывших.

Миша сразу же узнает это место.

- Ведь отсюда снимают?

- Что снимают? - удивился Леня.

- Ну все голливудские фильмы, где действие происходит в Нью-Йорке. Вот из этой точки. Вид на парк, вид на небоскребы, и вон та гостиница на стыке зелени и большого города. Ну вон та пафосная с разодетыми швейцарами. Точно! В ней жил «Один дома». И сюда же Ричард Гир приводил свою претти-вумен Робертс.

- Нет, ты путаешь, - подала голос Лера. - Робертс совсем в другой жила. Вообще в другой части города.

- Ну вот давай на спор! Вернемся и пересмотрим. Хорошо, может, я и путаю, но ведь, Лень, скажи, «Адвокат дьявола». Герой получил квартиру с видом на Сентрал-парк, правильно? И это здесь по дорожке бежал человек - да и упал замертво.

- Ну этого я не помню, кто там упал.

- Да, наверное вид был на Сентрал-парк, - поддержал его Алекс. - Какая-нибудь West 110-я или 120-я. Здесь самый престижный район у нас. Студия - не меньше полутора стоит.

- А если здесь взять в рент однобедрумную? - заинтересовалась Бэлла.

- Две тыщи выйдет, как минимум! - уверенно отвечает ее муж.

- Смеешься! Да ты даже в Квинсе за такие деньги ничего не найдешь! - возмущается Леня.

Они начинают спорить о здешних ценах, и разговор входит в привычную, по-видимому, колею, причем то и дело мелькает незнакомое Мише слово «моргидж». Лайза захныкала, и  все компания перемещается к детской площадке.

Бэлла крепко держит Алекса за локоть, Аня вложила пальцы в ладонь Лени- на ее тонкой руке большой браслет с монетками по кругу - и монетки ударяются об его запястье и отскакивают. Ее щека почти касается его плеча.

А Миша с Лерой идут как чужие.

Или, с другой стороны, как люди, которые уже не боятся друг друга потерять. А Аня боится и понимает, что уже теряет его, уже почти потеряла, и все ее тело интуитивно сопротивляется неизбежному расставанию. Причем, неважно, кто будет инициатором разрыва: он ли окончательно уйдет к китаянке (интересно, знает ли одна о другой, догадывается ли?), она ли однажды перестанет отвечать на его звонки. Котляр и раньше примечал: чем более влюбленной выглядит пара - тем ближе час разрыва

- Вау, что это? - Дашка ткнула  пальцем в сторону кустов, но взрослые сперва ничего не увидели. - Похож на большую кошку, но моррдочка у него как у энотика.

- Даша, запомни, - Леня присел на корточки (высвобождаясь из-под опеки Ани), наклонился к уху ребенка и громко, медленно зашептал, будто учил заклинанию. - Если ты видишь кошку с головой как у енота, то это - енот. А если увидишь бегемота с головой как у носорога, то это носорог! Запомнила? А если в другой раз увидишь енота с головой как у кошки, то это кто? Правильно, кошка. Поняла?

Девочка покорно закивала, хотя было видно, что она окончательно запуталась.

Это был енот, причем довольно крупный. Он лениво, даже вальяжно прошел мимо компании, демонстрируя, что людей совершенно не боится, и неожиданно быстро и ловко вскарабкался на дерево.

- Мам, а разве эноты умеют лазать по дэрррэвьям?

- В Америке все умеют делать все, - успокоил дочку Алекс и не без ехидства посмотрел на жену.

- Не смешно, - поморщила носик Бэлла.

Миша подмигнул Алексу и тот усмехнулся. Этот высокий лысоватый парень с рыжими бакенбардами Котляру определенно нравился.

На обратном пути поезд метро вдруг застрял. На выезде из тоннеля - немного не доезжая моста через Ист-ривер. В Москве бы объявили - «Граждане, соблюдайте спокойствие» - но тут ничего подобного не требовалось. Все и так его тщательно соблюдали, спокойно читали газеты и журналы (книг ни у кого не было), спокойно слушали плеер, а встречаясь глазами, спокойно улыбались друг другу.

Только тут он сообразил, что за эти два дня не успел пообщаться ни с одним американцем, даже толком не разглядел ни одно «не наше» лицо. Есть хороший повод начать знакомиться с этими такими разными, разноцветными, разномастыми лицами Нового Вавилона.

Дети разных народов, мы мечтою о мире живем. Да, почему-то тогда, в его пионерско-комсомольском отрочестве, все настойчиво и истово пели о мире. «Мир твоему, земля, большому дому». «Аист на крыше, аист на крыше, мир на земле». В их классе было три акселерата, которые на потеху приятелям басом перепевали эту песню, вставляя после каждого слова «бля»: «Аист бля на крыше бля на крыше бля на крыше…»

Взрослые слушали песни о мире, учили петь о мире и все были военными, или бывшими военными - ветеранами с орденами на пиджаках, или полувоенными, работали на военных или полувоенных предприятиях. «Я не могу опаздывать, у нас режимное предприятие. Ящик!» - объясняла каждое утро мама, когда его будила. День начинался с построения на линейку, а кончался тревожными, предвоенными позывными программы «Время». «Мы мирные люди, но…» Всегда было это проклятое «но», которое делало и послевоенное время военным.

Все были военными и готовы были из последних сил и до последней капельки крови сражаться за мир.

Его это нисколько не удивляло. Он с детства уяснил, что мир - это нечто едва ли достижимое, хрупкое и эфемерное, как сон перед рассветом. Маленький шорох - и его уже нет. Одно неловкое движение - и снова начинается война.

Это было понятно, агрессия была разлита в воздухе - и в школе, и на школьном, и на любом другом дворе. Один невыверенный жест, одно неправильное слово - и вспыхивала ссора, а потом драка. Ему, с его, как внушали родители, характерной внешностью (не будет же он всякий раз перед дракой объяснять, что его маму зовут Людмила Сергевна), нельзя было позволять себе лишних слов или взглядов, но иногда он не удерживался, срывался, и снова приходилось воевать.

- Эй, Майкл, ты с нами? - окликает Леня.

- А куда я от вас денусь. Все в одном тоннеле заперты. А вот лучше скажи, у твоей Ани… Слушай, Аня, в каком классе твой сын?

- Пятый заканчивает. А что?

- Они у вас там часто дерутся? Ну драчунов много?

Она посмотрела на него так, как будто он громко ругнулся матом.

- У нас такого вообще нет. Может, в плохой школе на самом востоке Бруклина. А у нас, на Кингсхайвее - что ты! Ну то есть был один драчливый мальчик, сын евреев из Грузии, так его по психологам затаскали. А потом и вовсе перевели в другую школу. Здесь такое невозможно!

- А как же подростковая агрессия?

- Да нет у нас здесь никакой агрессии! - убежденно ответила Аня и провела рукой по коротким волнистым волосам, как бы погладив себя за правильный ответ.

- Они ее всю на спортивных занятиях выплескивают, - объяснила Бэлла.     Далее >>

Назад >>