Главная > Выпуск 11 (2011/12 - 5771/72) > ТЕАТР > Марк РОЗОВСКИЙ (Россия)

 Марк РОЗОВСКИЙ

ХАРБИН-34

Пьеса в 2-х действиях

(Продолжение)
 

Сцена вторая

В доме Иосифа Касперовича.

Ф и р а.  Ой, мне нехорошо, а завтра будет хуже.
Р и в к а.  С чего, мамочка?
Ф и р а.  Ноют ноги, чует сердце. Хочется бежать с этого Харбина.
Р и в к а.  Давно пора. Я бы дунула в Париж и там бы я бы закрепилась.
И о с и ф.  Не зудите меня своими майсами.
Р и в к а.  Я зужу? Я только вношу предложение.
Ф и р а.  Будет поздно – и ноги не помогут. Но надо собираться, а я ох как не люблю собираться.
Р и в к а.  Птицы свободны, а я почему не свободна?
Ф и р а.  Потому что все евреи привязаны друг другу, а мы евреи.
И о с и ф.  Никуда мы отсюда не денемся. Харбин хорошее местечко, не хуже Кацапетовки. Теперь большой город. Вырос на глазах. И мои дела выросли здесь. Нет, нет, Харбин – мое детище.
Ф и р а.  Детище!.. Что сказал! Вроде умный еврей, а дурак, как все. У тебя совсем другие дети, Иоська, и ты не путай лепешки с мацой.
И о с и ф.  Это ты путаешь. Когда мы сюда приехали, я да, кем я был?.. Я был Йоська Касперович, а не прошло десяти лет –меня в городе знают все, кланяются: «Иосиф Давыдович, мое почтение!.. Будьте любезны, Иосиф Давыдович!»
Ф и р а.  А вслед шепчут: вот жид прошел! А некоторые и не шепчут, вслух говорят.
И о с и ф.  И пусть. Завидуют, несчастные. А одним умным человеком сказано: кто ненавидит каждый день, умирает каждый час.
Ф и р а.  И кто же этот умный?
И о с и ф.  Я.
Ф и р а.  Вот. Ты слушаешь только себя. Ты один все понимаешь и принимаешь решения.
И о с и ф.  Ой, Фира, какая же ты маслобойка. От тебя вода зажиреет. Надоело вже. Пилит и пилит, пилит и пилит.
Ф и р а.  Та тебя ничем не распилишь, бревно железное.
 
Ривка хохочет. Входит Левочка, мальчик восьми лет.

Л е в о ч к а.  Четыре вже. Мамочка, пора собираться.
Ф и р а.  Папа тебя повезет на концерт.
И о с и ф.  Папа не повезет у папы срочные дела.
Ф и р а.  У тебя все дела срочные. Что ты будешь сегодня клацать, Левочка?
Л е в о ч к а.  Рахманинова.
Ф и р а.  А на бис?
Л е в о ч к а.  Не знаю, не решил.
Ф и р а.  Сыграй, пожалуйста, «Перекликание птиц».
Л е в о ч к а.  Рамо? Но это для клавесина.
Ф и р а.  А для мамочки?
Л е в о ч к а.  Рамо и Рахманинов не сойдутся.
Ф и р а.  Иосиф, привези Левке клавесин на концерт.
И о с и ф.   Где в Харбине я достану клавесин, да еще за два часа до концерта.
Л е в о ч к а.  Дело не в этом. Я же сказал: Рамо и Рахманинов не могут быть в одной программе.
Ф и р а.  Тогда сядь сейчас и сыграй для мамочки что-нибудь.
Л е в о ч к а.  Что?
Ф и р а.  Что хочешь.

Левочка садится и играет. Все заворожено слушают. Аплодируют.

Ф и р а.  Что ты сыграл, Левка?
Л е в о ч к а. Революционный этюд Шопена.
Ф и р а.  Зачем же революционный?.. Ладно. А этот Шопен с Рахманиновым сходятся?
Л е в о ч к а.  Думаю, да.
Ф и р а.  Так ты не думай, играй его на бис!
Л е в о ч к а.  Хорошо, но кто вже меня повезет на концерт?
Ф и р а.  Ривка! Ты где?
Р и в к а  (из другой комнаты). Меня нет.
Ф и р а.  Как нет, когда я тебя слышу?
Р и в к а.  У меня тоже дела. У папы могут быть дела, а у меня нет?
Ф и р а.  Сравнила! Я больная, а у тебя дела. Какие у тебя дела?..
Р и в к а.  У меня свидание.
Ф и р а.  Это тоже дело. У твоего младшего брата концерт. Отвези его на таксо.
Р и в к а.  У меня свои концерты.
Ф и р а.  Хотелось бы знать, какие.
Р и в к а.  У меня свой Рахманинов! (Уходит.)

Пауза.

Ф и р а.  Хорошо. Левочка, не волнуйся. Сейчас я возьму свои больные ноги в руки и мы поедем. Зал будет полон, а я сяду в первом ряду и пусть все смотрят на меня и на Левочку, на Левочку и на меня.
И о с и ф.  Ша, евреи. Евреи, ша!.. это не дом, а межпуха!.. я повезу! Все дела побоку! В конце концов, у меня единственный сын, гениальный ребенок, пианист-вундеркинд мирового класса, и я буду сидеть в зале вместо Фиры и получать удовольствие от фантастической игры. Весь Харбин будет сегодня рукоплескать нашему Лёвке. Я решил сделать гастроли в Шанхае, а потом мы поедем в Токио и Гонконг. Я все брошу на полгода и сделаюсь твоим импресарио. А потом, когда ты наберешь силу, мы победим Париж, Нью-Йорк и Гомель. И что ты улыбаешься, сынок? В заключение турне обязательно посетим Гомель – там у меня осталось несколько друзей, которые попадают от наших революционных этюдов. Все решено. Папа сказал – папа сделает. А пока, Левочка, одевайся, мы должны бекицер на моем роллс-ройсе.
Л е в о ч к а.  Мне нечего надеть.
И о с и ф.  Слыхали? Я самый богатый еврей Харбина, а моему мальчику нечего одеть! В прошлом годе он блестяще выступал в бархатном костюмчике.
Ф и р а.  Из бархатного костюмчика он вже вырос.
И о с и ф.  Пусть наденет в последний раз. Завтра куплю ему новый.
Л е в о ч к а.  Этот я не надену.
И о с и ф.  Левочка, не капризничай.
Л е в о ч к а.  И новый не надену.
И о с и ф   Левка, ты думаешь, что если на тебя любуется весь Харбин, ты можешь все?
Л е в о ч к а.  Сказал не надену – значит, не надену.
И о с и ф.  Получишь ремня. Я не посмотрю, что у тебя концерт через три часа.
Л е в о ч к а  (снимает штаны). Бей.
И о с и ф.  Какой бесстрашный мальчик. Весь в папу. Левочка, не сопротивляйся, сегодня одень, что всегда одевал, а завтра получишь пять бархатных костюмчиков… В конце концов ты так хорошо играешь Рахманинова, что можешь выйти голый. Все равно Харбин уделается от восторга…
Л е в о ч к а.  Я же сказал: нет.
И о с и ф.  Что ты нас изводишь, вундеркинд чертов, на нашу голову!.. Талантище поганое!.. Таких талантищ у нас под Гомеле было пруд пруди, каждый третий еврейский мальчик. Я тоже мог быть таким. как ты, если бы в Гомеле мой дедушка купил для моего детства белый рояль. Но он купил мне пустой кошелек в подарок и сказал: путь этот шелохмунос поскорее наполнится. Короче, Левка, одевай костюмчик и поехали быстроходно.
Л е в о ч к а.  Не поеду.
И о с и ф.  Тебя мама просит, папа просит, а ты…
Ф и р а.  Йоська, ты не понимаешь. Он теперь вже хочет выходить исключительно во фраке. Он вже большой для бархатного костюмчика.
И о с и ф.  О-ё! мама правду говорит?
Ф и р а.  Мама всегда говорит тильки правду.
И о с и ф.  Фрак рано. Фрак ему будет на бармицве в тринадцать лет.
Ф и р а.  Это тебе в хедере было рано фрак, а твоему сыну вже можно. Он играет на рояле, как Бог. У него пальцы Моцарта и уши Баха. Весь Харбин ходит на его концерты и никто не спорит, что он гений. А гений должен быть во фраке.
И о с и ф.  Завтра я куплю ему тридцать фраков, пусть подавится этими своими фраками на всю оставшуюся жизнь, а сегодня – слушайте сюда – он в последний раз выступит в бархатном костюмчике.
Л е в о ч к а.  В последний раз?
И о с и ф .  Я обещаю – я выполняю.
Л е в о ч к а (одевается). Ненавижу эти бретельки.
Ф и р а.  Йося, помоги ему застегнуть. Да не так, не на эту пуговицу… Дай я. (Застегивает.)
И о с и ф.  Легче фабрику запустить, чем справиться с этой пуговицей.
Ф и р а.  У тебя не те руки. Ты запомни: твой сын играет не хуже Падеревского.
И о с и ф.  Кто такой Падеревский?
Ф и р а.  Это польский Яша Хейфиц.
Л е в о ч к а.  Мама, Яша Хейфиц играет на скрипке.
И о с и ф.  А сколько разница?
Л е в о ч к а.  Бывает скрипка дороже самого белого рояля.
И о с и ф.  Как такое может быть?!. Рояль же больше!
Ф и р а.  Уходите, уходите вже!.. На концерт надо появляться вовремя!
И о с и ф.  О-ё!.. Раз поехали, так вже поехали вже! (Уходят.)
Ф и р а  (бросается вслед). Йоська, не забудь ему бутербродик дать после первого отделения, я тебе сунула в левый карман!..

Слышен шум отъезжающей от дома машины.
Пауза.

Ф и р а. Рива! Ривочка!
Р и в к а.  С чего?
Ф и р а.  Что с чего?
Р и в к а.  С чего ты меня зовешь?
Ф и р а.  Свидание! Я же знала, что ты не ушла.
Р и в к а.  Я красилась. Могу я покраситься в спокойное время?
Ф и р а.  Посиди со мной, доченька. Для кого ты красилась сегодня? Кто твой кавалер?
Р и в к а.  У меня много кавалеров.
Ф и р а.  Это на мой возраст хорошо, а на твой нужен один, но чтоб жених, как твой папа.
Р и в к а.  У меня есть один, но с папой ничего общего.
Ф и р а. Я тебе расскажу. У нас в Гомеле жил один еврей с очень благозвучной фамилией – Проститутрек. Представляешь, как над ним надсмехались. А он был милый порядочный человек. Этот Проституткер делал вокруг одно добро и все постепенно его зауважали и перестали надсмехаться.
Р и в к а.  С чего, мама, вы мне это рассказываете?
Ф и р а.  А с того, что лучше иметь в женихах порядочного Проституткера, чем какого-нибудь непорядочного гоя.
Р и в к а.  Я сама буду выбирать себе жениха.
Ф и р а.  Я так и знала, что ты мне это скажешь. Но я просто хотела тебя предостеречь. Ты знаешь, что сейчас в Харбине?
Р и в к а.  Что?
Ф и р а.  В Харбине сейчас очень опасно. Хуже, чем в Гомеле.
Р и в к а.  Откуда ты берешь эти выводы? У тебя больные ноги, ты не выходишь с дому, не читаешь газет и обо всем имеешь мнение.
Ф и р а.  Мое сердце хочет выскочить наружу, когда ты…
Р и в к а.  Мама, мне во где слушать ваши нескончаемые вздохи. Я устала с нашей семьи. Я хочу в Париж. Но не одна, а с любимым человеком.
Ф и р а.  Бросишь нас?
Р и в к а.  Не еврейское это дело – жить в Харбине. Сама говоришь.
Ф и р а.  А папе нравится.
Р и в к а.  Папе нравится тут работать, а мне гулять. Но жить надо в другом месте.
Ф и р а.  В Париже тоже антисемитизм.
Р и в к а.  Но меньше, чем здесь.
Ф и р а.  Но когда туда придут немцы…
Р и в к а.  Немцы в Париж никогда не придут.
Ф и р а.  Придут. Чует мое сердце.
Р и в к а.  Тогда остаемся. Левочка поедет на гастроли по всему миру, а я буду ездить за ним и гладить его фрак, так?
Ф и р а.  Может, на Луну перебраться, но у меня больные ноги.
Р и в к а.  На Луне пусто, никого и ничего. А еврею хорошо там, где есть еще один еврей. Остаемся! У нас в Харбине их целых тринадцать тысяч.
Ф и р а.  С каждым днем нас может стать меньше.
Р и в к а.  С чего?
Ф и р а.  Не знаю с чего. Чую и все. Хотя бы Проституткер сюда приехал, легче бы жилось.
Р и в к а.  Здесь свои Проституткеры. Только его нам не хватало в Харбине.
Ф и р а.  Успокойся вже. Что такое?.. ты по молодости нервная и глупая. Все, что мы имеем, сделал папа. Здесь была пустыня, когда мы сюда причухали – и вдруг тут стали колупать КВЖД!.. И твой папа одним из первых понял, что это золотая жила. О-ё, он работал по 20 часов в сутки и здесь нет бани, которая бы отмыла пот с его спины. Но эта революция пригнала сюда этих белых с шашками, а еще этих япошек с важными лицами – и все тут смешалось – казаки-разбойники с песнями Вертинского, китайцы с корейцами, чернорубашечники с голоштанниками, двуглавый орел со свастикой, бандюками и интеллигентиками. Вот ты мне скажи правду: сколько стоит здесь уколоться?
Р и в к а.  Смотря в каком районе, мама. На вокзальной одна цена, на рынке другая, а на восьмом участке за Пристанью третья.
Ф и р а.  Ты кололась, Ривка?..Правду!
Р и в к а.  Так я тебе призналась, мамочка.
Ф и р а.  Значит, кололась. Мать не обманешь. Надо делать ноги отсюда, и поскорее. Иначе пропадешь, и мы все пропадем. Тут стало тухло жить. Прямо не Харбин, а Одесса какая-то. Всемирный Интернационал в кошачьей моче… Коренные, беглые… вся эта гармидра… Все свои, а мы… Мы тут чужие, как были чужие, так… Кто был никем, стал всем, и пожалуйста: в Одессе тепло, а здесь – страшно. Мне здесь страшно за моих детей, за себя и за папу. Вейзмир, такого раньше не было!
Р и в к а.  Ну, кто-кто, а папа никого не боится.
Ф и р а.  Он забыл, что он еврей. А еврей должен бояться всегда.
Р и в к а.  О-ё! хватит тыкать этим еврейством. Мы такие, как все. Мы привыкли и к нам привыкли.
Ф и р а.  Если б ты сидела дома и не шевелилась, я была бы спокойна.
Р и в к а.  Хватит держать меня за фалды.
Ф и р а.  Кто тебя держит? Никто тебя не держит.
Р и в к а.  Вы держите. Папа с мамой.
Ф и р а.  Так тебя и надо держать. Ты же вот-вот начнешь колоться по-серьезному.
Р и в к а.  Не бойтесь, не начну.
Ф и р а.  Я не хочу эксцессов. А я чую, еще немного – будут эксцессы. Будет буза.
Р и в к а.  Какие эксцессы? Это ж надо такое из рта бросить!
Ф и р а.  Знай: эксцессы будут, и очень скоро. Когда к нам придут с погромом, поздно будет кушать цимес.
Р и в к а.  Буза! Эксцессы! Наш папа процветает. Кто его тронет, тому будет жидкий стул. Откинутся. Есть связи и контакты. А если кто заварит кашу, сами кровью умоются. Одно папино слово – и им будет такое западло, Харбин весь встанет на защиту. Так что не надо хлюпать, мама. Надо просто жить.
Ф и р а  (махнув рукой). Живи.
Р и в к а.  А я что делаю?
Ф и р а.  Ты мажешь по жизни.
Р и в к а.  Это что и это как?
Ф и р а.  Грязью. Ты светишься в дешевых притонах на Пристани, сосешь кальян и спишь с гоями. Я не знаю? Я все знаю.
Р и в к а.  Я не мажу. Посреди гоев встречаются очень даже хорошие люди. А какие мужики!
Ф и р а.  Тьфу на тебя!..
Р и в к а.  Дотьфукаетесь, мама. У вас останется один Левочка ненаглядный и во фраке, а я от вас сбегу, надоели вы мне!
Ф и р а (другим тоном). Дура, я хочу тебя спасти.
Р и в к а.  С чего?
Ф и р а.  Что с чего?
Р и в к а.  Я же дура, не понимаю. Спасти – с чего?
Ф и р а.  Когда ты в последний раз была в синагоге?
Р и в к а.  Это не для меня.
Ф и р а.  Что «это»?
Р и в к а.  Брить голову, носить парик и допускать мужа через дырку в ночной рубашке. Я не кукла, чтоб заматывать голову платком, сидеть без мужчин в отдельной комнате на антресолях, жевать мацу и макать яблоки в мед. Я люблю другую кухню и другую житуху, о которой вы с папой не знаете ни шиша.
Ф и р а.  Ответь, Рива, ты кто?
Р и в к а.  Я есть я.
Ф и р а. Нет. Ты еще наша дочь. Аидыше тохтер, вот ты кто.
Р и в к а. Согласна. Дальше что?
Ф и р а.  А дальше… Всевышний накажет евреев, забывших, что они евреи.
Р и в к а. Да что вы заладили – евреи, японцы, китайцы, русские… Здесь, в Харбине все живут, как четыре каши в одной кастрюле. И всем весело. Всем зашибись.
Ф и р а.  Меня зовут Эсфирь. Ты знаешь историю Эсфири? Твой отец Иосиф. Ты знаешь историю Иосифа?
Р и в к а.  Да знаю, слышала… Только сейчас никакой истории нет. Захлебнулась история, наперекосяк все пошло. А что было, то сплыло. Надо сегодняшним днем жить, а не прошлогодний снег жевать.
Ф и р а.  О-ё!.. плохо ты говоришь! Будет наказание за такие мысли в аидыше копф!
Р и в к а.  Будь что будет. Об чем речитатив?!. Хватит! Наслушалась тебя вже. Всё.
Ф и р а.  Что всё, доченька?
Р и в к а.  Я ушла. (Хлопает дверью, уходит.)
Ф и р а (ей вослед). Шикса!.. Сын – вундеркинд, а дочь – шикса. Куда ушла, к кому ушла, с кем спуталась, под кого подлезла… Йося, ты слышишь, твоя дочь – потаскуха… Нет, нет, уезжать надо отсюда поскорей. Этот Харбин – геенна огненная. Тут мы сгорим, все в прах пойдет – и дети наше, и богатство твое, Иосиф, в одну секунду – еврейское счастье на то и еврейское, что оно сегодня всё, а завтра ничто… неужели ты не чувствуешь приближения?.. Азохен вэй, я чувствую.

Звонок телефона.

Ф и р а.     Что? Кто? Иосиф, ты?.. Что такое?.. Я не узнала твой голос… (Пауза.) О-ё! О-ё! О-ёёёё-ёё-ёёёё!.. Чуяло сердце!.. О-ёё! (Падает в обморок на диван.)

Затемнение.

Далее >>

Назад >>