Эмилия. Как вы галантны. И хорошо выглядите. Люблин заметно пошел вам на пользу. Яша. Дома я отдыхаю. Эмилия. Все с женщинами?

Высвечиваются  Эстер и Магда.  Яша  целует Эмилию.  Звуки скрипки  сопровождают этот чрезвычайно длительный поцелуй.

Халинка. Дядя Яша, про вас статья в «Курьере варшавском».

Яша. Ну, не статья, а заметка.

Халинка. Заметка, заметка... Но для меня это целая статья. Смотри, ма.

Эмилия. Вот она, сила печатного слова. Халинка убеждена, что каждый, про кого написано в газете, — полубог.

Яша. Даже если написано только, что человек попал под омнибус.

Халинка. Дядя Яша, где вы так долго отсутствовали?.. Мы с мамой очень соскучились. (Кидается Яше на колени.)

Зевтель. Тьфу.

Яша. Что такое? Зевтель. Нельзя любить обеих, дорогой.

Яша. Сейчас мне достаточно матери.

Зевтель. Трудно поверить. Сейчас как раз у тебя другой интерес. (Халинка сходит с Яшиных колен.) Я все поняла, меня не обманешь. Ты хочешь жениться на ней.

Яша. Это было бы прекрасно, нет невозможно.

Зевтель. Для тебя нет невозможного.

Я ш а. У меня уже есть жена.

Эстер. Правильно.

Зевтель. Разве жена для тебя что-то значит?

М а г д а. И то верно.

Зевтель. Как вы встретились?

Яша. Она пришла в театр, и кто-то нас познакомил. Обычная исто­рия.

Э м и л и я. Он посмотрел мне в глаза и сказал, как меня зовут.

Яша (смотрит ей в глаза). Эмилия.

Эмилия. Откуда вы знаете?

Зевтель. Для него это семечки.

Магда. Он в жару говорит мне: «Мёрзни» — я мёрзну. Иголкой колет — кровь не течет. А однажды сказал: «Замри» — я неделю про­стояла, не двигаясь.

Эмилия. Нет, правда, откуда у вас это?

Яша. Моя тайна.

Зевтель. Ну, и дальше? Что ты ей внушил?

Яша. Она в меня влюбилась. Хочет все бросить и уехать со мною за границу.

Зевтель. Католичка хочет выйти за еврея?

Яша. Хочет, чтобы я немножко крестился.

Зевтель. Так-таки немножко?

Эстер. Это все равно, как я хочу немножко забеременеть.

Магда. Или — как я его кохаю.

Эмилия. Уже четыре года, как я без мужчины, но... Все должно быть законно. Бог видит все. Души умерших всегда здесь, около нас, наблюдают за нами...

Яша. Что же они видят?

Эмилия. Мой покойный муж Стефан Храбоцкий явился ко мне и одобрил наш с вами брак, Яша. Вы, Яша, ему очень понравились.

Зевтель. Но это не причина, чтобы ты перестал быть евреем.

Яша. Причина другая. Что я здесь имею? Двадцать пять лет даю представления и нищий до сих пор. Сколько еще смогу ходить по про­волоке?.. Лет десять, не больше. Я хочу жить. Я жить хочу!.. Здесь ме­ня хвалят, но никто не хочет платить. В других странах ценят таких, как я... Любой щенок, который делает все хуже меня, там богат и зна­менит...

М а гд а. А если... если у тебя не получится? Яша. Если не получится, в конце концов... я смогу преподавать. Эстер. Ты?.. Яша, ты же необразованный. У тебя три класса хеде­ра!.. Яша!

Яша. Все говорят, что я гений. Вы разве сами не знаете?

3 е в т е л ь . Гений может быть и в Польше... Вот Коперник, к приме­ру... или этот... Шопен!

Я ш а. В Польше ко мне станут иначе относиться, если прославлюсь в Европе. Я плачу за свое еврейство большую цену. Гораздо большую, чем все эти типы из синагоги, с их бородами и пейсами. Но это так, ме­жду прочим... В опере певец может скрипеть, как телега, или ухать со­вой, но если он пел в Италии...

Эмилия. Да, Италия. Мы поедем в Италию.

Яша. ...все ему хлопают и кричат «браво»... Идиоты.

3 е в т е л ь. Идиот ты.

Яша. Почему?

3 е в т е л ь. Потому что тебе надо будет креститься.

Пауза.

Эмилия. Вы хорошо выглядите. Заметно — Люблин пошел вам на пользу.

Я ш а. А что такое — креститься?.. Сам перекрестишься и на тебя немножко побрызгают водой.

Эстер. Опять «немножко»!..

Яша. Кто скажет, чей Бог настоящий?.. И все равно я не молюсь.

Зевтель. В церковь-то придется ходить.

Я ш а. За границей никто на это не смотрит. Я кунцнмахер, а не свя­щенник. Я сам себе Бог. Вот вы... вы верите в меня?.. Эстер!

Пауза.

Эстер. Да.

Яша. Магда!

М а г д а. Я тебя люблю.

Я ш а. Я спрашиваю о другом.

Магда. Да! Да! Да!

Я ш а. А ты, Зевтель?

Зевтель. Ты спрашиваешь всерьез?

Яша. Нет ничего всерьез в этом мире. Все игра. Знаешь, теперь но­вое увлечение. Гасят свет и вызывают духов. Садятся вокруг стола со­лидные люди, кладут на него руки, и стол подымается...

Зевтель. Взаправду духи?

Я ша. А ты не смейся... Смотри!.. Все смотрите!.. Вот я сажусь за стол... (Садится.) И стол подымается (стол действительно подыма­ется). А кто это делает?.. Обыкновенный штукарь, кунцнмахер, не то что я... Он выставляет ногу — и весь секрет!.. Но при этом щелкает пальцами, и это означает, что духи послали сообщения... Могут пока­зать тебе в зеркале... в черном... покойника... Хоть твою прабабушку.

Зевтель. Ой, Яша... Помоги... Я хочу увидеть своего Лейбуша.

Яша. Пожалуйста!..

Делает пассы.  В зеркале   в тюремной  одежде  становится   виден Лейбуш,  муж Зевтель. У Зевтель обморок. Женщины приводят ее в чувство.

Зевтель. Я видела его!.. Видела!.. Яша, ты действительно гений. Я не ревную, как они. Но эта католичка утащит тебя в ад.

Яша. Она меня любит, Зевтель.

Эмилия. Ну, вот он, твой великий дядя Яша, вот...

X а л и н к а. Не говори ему, мам, не говори, что он великий. Не то он испортится. Думает, наверное, раз он великий, а мы никому не извест­ные, можно нас унижать. Бог все равно могущественнее, чем ты, дядя Яша. Он знаешь, какие фокусы может показать?

Яша. Какие?.. Какие, ну?

Эмилия. Не поминайте имя Господне всуе. Это не предмет для шуток.

Халинка. А я вовсе не шучу, ма.

Эмилия. Новая мода: поминать Бога при каждом пустячном разго­воре.

X а л и н к а. Дядя Яша, ну придумайте что-нибудь такое... ну, этакое. Яша. Что? Что?

X а л и н к а. Ну, что-нибудь. О, придумала... Сделайте маму счастли­вой!..

Яша. Это не фокус.         

Зевтель. Все что хочешь делай, только оставайся евреем. Что ста­нет с твоей женой, ты подумал?

Я ш а. А что с ней станет, если я умру?.. Ты только представь, что я сегодня умер. Вот прямо сегодня. А почему нет?.. Я занимаюсь опас­ным делом, рискую каждый божий день... Что будет? А ничего. Умира­ет человек, и уже через четыре недели вдова его спешит под свадебный балдахин к другому. Зевтель, я буду с тобой откровенен. У меня от те­бя секретов нету. Я еще хочу в этой жизни что-то сделать.

Эмилия. Сделаешь. Со мной сделаешь.

Я ш а. В этом году у меня будет новый репертуар, сложнейшие но­мера, а репетиции отложены... Хозяин «Альгамбры» отказался увели­чить мой гонорар... Мой продюсер Вольский заметался и еле-еле дого­ворился о моих выступлениях в «Паласе»... Но это летний театр, лет­ний недостоин моего имени... Иногда у меня возникает ощущение, что я уже не буду выступать в этом сезоне... Кругом меня кромешная тьма. Я перегруженный корабль. Я сам создал такое положение, совершенно запутался... Мои проблемы — это мои проблемы, но они неразрешимы. Эмилия?.. Я люблю и желаю ее. Даже немного увлекся Халинкой. Но как нанести смертельное оскорбление Эстер? Она не перенесет удара, угаснет как свеча. Жалко ее. А себя не жалко?.. Сколько мне осталось?.. Быстро, без усилий ангел смерти делает свое черное дело. Магда... Как улитка, забралась в раковину. В глазах немой укор. Ждет. Напугана. Ка­кое же я дерьмо... Почти перестала говорить со мной. Держится как зверек.

Магда наливает из чайника в таз кипяток, чтобы помыть Яше ноги. Ошпарилась.

И в таком состоянии она должна со мной работать?.. А что будет с Эльжбетой?.. Узнай она, что я бросил Магду, это бы убило ее. Тупик. Мертвая точка. Выход один — нужны деньги. Если дать Эстер десять тысяч — это смягчит удар. Чек на приличную сумму устроил бы Магду и Эльжбету. А я — я хочу исчезнуть. Снять виллу в Южной Италии и — в турне по Европе... Вот газета. Очередные дифирамбы в честь ка­кой-то Фифи. Кто такая?.. Ее ножки сводят с ума всю Францию. Ну почему?.. Почему, ответьте, вся Франция у ног проститутки?.. И что такое Франция? И Западная Европа, о которой Эмилия говорит с таким бла­гоговением? И каково же там искусство, какова культура, если журна­лы захлебываются от восторга перед этой Фифи!

Входит Вольский в белых туфлях и соломенной шляпе.

Вольский. Я, кажется, договорился с Екатеринославом. Заплатят прилично.

Яша. Если меньше десяти представлений, я не поеду.

Вольский. Глупо. В Екатеринославе больше трех аншлагов не со берет даже Фифи.

Я ш а. Я сказал — десять.

Вольский. Хорошо, я попробую договориться на пять.

Яша. Десять.

Вольский. Ищите себе другого администратора, пан Мазур. (Уходит.)

Яша. Погодите, пан Вольский... (Вольский возвращается.) Я согласен. Я хочу уехать в Екатеринослав. Срочно. Сейчас.

Вольский. Вы, конечно, великий артист, пан Мазур. Но вы никакой администратор. Зато я не великий артист, но администратор не самый плохой. Так вот, я попробую.

Яша. Попробуйте, пан Вольский.

Вольский. Три.

Яша. Десять.

Вольский. Пять.

Яша. Десять.

Вольский. Хорошо, я же сказал — попробую. А больше я ничего не сказал. (Уходит.)

3 е в т е л ь. Ох, Яша... Я темная женщина, без образования, как и ты... Но голова у меня на плечах есть. Много думаю. Может, ты и прав. Но — точка... Точка, Яша! Не поверишь, Яшеле, я даже думала о самоубийст­ве. Когда ветер воет в трубе, становится тоскливо... Я устала жить, и ве­ревка вдруг оказалась под рукой. Нашла крюк на потолке. От лампы. За­лезла на табуретку и зацепилась волосами... тут я принялась хохотать.

Далее >