Главная > Архив выпусков > Выпуск 3-4 (Том 2) (2001/02-5761/62) > Архивы, воспоминания

О ЖИЗНИ ВНУТРИ СМЕРТИ

Из записки доктора Лазаря БИЛИНКИСА[1]

«Я решил записать для будущего историка украинского еврейства маленькую страничку трагедии...»

Так начинает доктор Лазарь Маркович (Маркусович) Билинкис (родился ок. 1860 года, записки написаны в возрасте 62 лет, дата смерти неизвестна) свои записки о «жизни внутри смерти» - жизнеописание еврейства маленького украинского местечка Тальное Уманьского уезда Киевской губернии в период «великой смуты» - Гражданской войны и погромов на Украине 1918-1921 годов. Среди огромных документальных фондов, хранящихся в архивах Москвы и включающих показания очевидцев погромов, воспоминания Билинкиса выделяются по-особому: и них события увидены глазами образованного, либерально настроенного человека (он принадлежал к партии кадетов), политический опыт которого обеспечивал ему широту взглядов, способность поразительно современно показать динамику Граж­данской войны на Украине, роль и место в ней украинского еврейства и, наконец, судьбы еврейского населения, штетла[2] Тальное, где Билинкис лечил евреев и «ук­раинско-русских крестьян» (так он их называл в записках).

Внутренняя свобода, которая была присуща автору, позволила ему избежать губительной для историка «политкорректности». Это в первую очередь касается наглядно нарисованных картин, раскрывающих возникновение мотивов бытовой неприязни провинциального украинского населения к местным же евреям в ходе Гражданской войны: появление новой социальной мобильности прежде бесправно­го населения, революционно-максималистская (а по сути, деструктивная) деятель­ность низового звена еврейских представителей советской власти в глубинке (син­дром знаменитого булгаковского Швондера), а в более общем плане - враждебная позиция большевиков в вопросе независимости Украины. Вкупе с тлевшим на про­тяжении веков и вспыхнувшим в 1880-х годах в регионе антисемитизмом и погрома­ми эти новые явления привели к формированию образа евреев как народа не про­сто чуждого, но и враждебного в политическом плане - вопросе утверждения украинской «незалежности».

Являясь следствием двух русских революций, Гражданской войны, национальных движений в западных районах бывшей империи, общей деморализации населения, вызванного Первой мировой и Гражданской войнами, погромы были составной частью национальных., этнических, социальных и других конфликтов этого периода времени. В то же время по мерс разворачивания спирали погромов (пиком являлся 1919 год) в них все отчетливее ощущался «язык толпы», когда пришлые военные и бандитские подразделения с присоединившимся к ним местным населением уча­ствовали в погромах евреев. Особой интенсивности погромное движение достигло на Украине, где огромная еврейская диаспора воспринималась как нежелательный конкурент и потенциальный союзник большевиков - противников самостийности Украины. На Украине, где общество находилось на этапе перехода от традиционно­го к современному, «язык толпы» был особенно отчетливо слышен: «Убей еврея, тем самым ты убьешь большевика, тем самым ты приблизишь украинскую «незалежность». А кончалась эта псевдологическая цепочка лишенным логики самым примитивным лозунгом - «Убей еврея!».

Сохранение большого массива документов о погромах 1918-1921 годов на Украине стало возможным благодаря тому, что «народ Книги» позаботился о со­хранении свидетельств об истреблении восточно-европейской диаспоры в ходе Граж­данской войны. Собиранием документов занимался Евобщестком: этим новоязом 1920-х годов была обозначена еврейская общественная организация помощи жерт­вам погромов (1920-1924), организованная на средства «Джойнта». который для спасения гибнущего в погромах народа первым из международных организаций Запада пошел на фактическое сотрудничество с большевиками в вопросах помощи пострадавшему от погромов населению.

Сотрудники Евобщесткома не только организовывали детские дома, больницы, оказывали материальную помощь беженцам, но и собирали материалы о погромах и их жертвах. Они собирали разного типа свидетельства - это рассказы очевидцев (из разных социальных слоев, разных возрастов), доклады представителей различ­ных еврейских общественных организаций, занимавшихся помощью пострадавшим от погромов евреям, сотрудников Красного Креста, еврейских партий (Бунд[3], Поалей-Цион и других). Общей чертой сохранившихся свидетельств является безыскусность, «корявость языка» большинства рассказов, что говорит об их безуслов­ной подлинности. В то же время их отличает малограмотность изложения, которая отражает отсутствие даже начального светского образования подавляющей части еврейского населения.

Появление на фоне этих материалов записей образованного человека, который мог не только зафиксировать, но и оценить события и изложить их хорошим язы­ком, представляет большой интерес для исследователей. Не только записки, но и жизнь самого Л. Билинкиса ставят его в ряд с другими представителями тогдашней еврейской интеллигенции, занимавшимися помощью претерпевшим от погромов и собиравшими сведения о погромах на Украине, - Я. Лещинским, И. Чериковером, Я. Шехтманом, Н. Штифом и другими.

В начале записок доктор Билинкис подробно пишет о своей деятельности в Тальном после «Великой русской революции», как он определял Февральскую революцию 1917 года. Однако о предыстории его появления в местечке доктор говорит вскользь, а именно в тот период формировалось его общественно-полити­ческое лицо. Билинкис происходил из семьи херсонских мещан. Учился на медицинском факультете Харьковского университета, был привлечен к дознанию по делу о харьковском народовольческом кружке (дело Вс. Гончарова и других). Хотя жан­дармское следствие не установило прямого участия Билинкиса в деятельности на­родовольцев, сам он в записках свидетельствовал: «Студентом я принадлежал к революционной организации «Земли и воли», но после распадения партии на на­родничество с террором, которого я не одобрял и не признавал, я ушел от револю­ционной работы и отдавался только культурной и общественной студенческой ра­боте». В 1880-е годы после прокатившихся по царской России погромов он прини­мал живое участие в помощи еврейскому эмиграционному движению^1[4]. В те же годы сформировалась его ассимиляторская позиция, которая в дальнейшем привела его в партию кадетов и которую он продолжал исповедовать в момент написания своих записок (1921). Поселившись в Тальном и работая в местной больнице, он продол­жал активную общественную деятельность: во время выборов в Первую Государ­ственную думу был арестован как организатор выборной кампании от кадетов в Тальном; на губернских выборах был выставлен кандидатом в Думу левыми груп­пами и не прошел. На выборах во Вторую Думу выставлялся кандидатом от еврей­ского населения Киевской губернии и также не прошел. После Февральской рево­люции был избран товарищем председателя местечкового совета, принимал учас­тие в работе Уманского уездного исполкома^2[5]. Пользовался авторитетом не только среди еврейского, но и украинского населения местечка.

В фондах ГА РФ обнаружен оригинал первой части записок доктора Билинкиса, о наличии второй части неизвестно, или же она до сих пор не обнаружена. Из записок Билинкиса отобран фрагмент, описывающий события, связанные с погро­мами в Тальном в мае 1919 года, опущены сведения о событиях Гражданской вой­ны, предшествующих погромам 1919 года, и последовавшей после майских собы­тий череде погромов, в том числе произведенных частями Добровольческой армии.

Рукопись объемом более двух авторских листов, из них публикуется примерно половина. В публикации сохранен стиль подлинника. Многоточия в тексте сделаны публикаторами при купюрах, связанных с общеисторическими рассуждениями ав­тора.

...Мы впервые увидели ужасы гражданской войны в январе 1919 г. - когда к нам прибыли первые части отступающей из левобережной Украины петлюровской армии - 3-й Гайдамацкий полк Запорожского округа. По всей Украине уже шли слухи о страшных погромах, учиненных петлюровс­кими войсками в Житомире, Овруче, Проскурове. За несколько дней до этого 1-й имени Симона Петлюры полк произвел погром на станции Христиновка, где из сорока еврейских семейств было убито шестнадцать чело­век, дома разрушены, имущество разграблено. Понятно, какое впечатление произвели на нас эти известия и с каким чувством мы встретили гайдама­ков. Они сразу бросились в местечко грабить. Два дня грабили они, но наси лий, жертв, к счастью, не было. Ко мне в дом явилось два грабителя, но я их прогнал (они приняли меня за русского). На второй день явились два офи­цера, потребовали кокаина, морфия, забрали все бывшие дома деньги (око­ло 2000 р.) и некоторые вещи и ушли. К концу второго дня к нам явился отряд Maнькiвськогo полка, чтобы обогреться и подкормиться. Я попросил начальника остаться на время, обещая содержать его отряд на счет населе­ния, чтобы он охранял нас от бесчинств гайдамаков. К этому отряду присо­единились еще небольшие части разрозненных, отступающих и разбегаю­щихся полков. Почти все офицеры жили у меня. В общем, это была доволь­но симпатичная молодежь, не резко настроенная юдофобски, но, к удивле­нию, на 20 человек оказался один только самостийник. Остальные бывшие кадровые прапорщики служили по мобилизации или из-за хлеба, некото­рые мечтали пробраться к добровольцам, другие домой, но, в общем, все отзывались очень пессимистически о своем войске - всяком недисципли­нированном сброде, наскоро мобилизованном Петлюрой сейчас же после свержения гетмана (из евреев на эту мобилизацию никто не явился). С на­чальником этого отряда сотником Ткачуком я ездил в Умань хлопотать об оставлении отрядов в Тальном для охраны. Там я нашел полную бестолочь: во всех учреждениях суета, анархия, и никакой связи с центром нет, в войс­ках полный развал, картина разваливающейся власти. Я уехал ни с чем...

Через несколько дней наш отряд ушел, и его заменил звенигородский полк, которым командовал известный организатор восстаний против нем­цев Павловский. В офицерстве этого полка самостийность была ярче выра­жена; среди офицеров был один еврей - Шварцбрайм из [местечка] Шполы, впоследствии организовавший отличную еврейскую шполянскую самооборону против украинских повстанцев. Это был, кажется, единствен­ный еврей в петлюровской армии; вскоре был мобилизован врач Шейнфельд, занявший место главного врача отступающей армии, с которой он проделал переход в Румынию. Он служил в армии 9 месяцев, неоднократно подвергался опасности быть убитым собственными солдатами, был ограб­лен знаменитым [атаманом] Волохом. Он мог бы составить очень интерес­ные записки о своей службе в этой армии, о чем я неоднократно его про­сил. Впоследствии пришлось мне встретить отдельных евреев в отряде Тютюника, как Каган и Олес, которые пользовались доверием Тютюника. О последнем рассказывали, что при нападении на этот отряд большевиков он спас казну Тютюника в 4 миллиона рублей.

Павловский, бывший кадровый офицер, произвел на меня впечатление человека интеллигентного. Он предъявил к нам требование на сукно, сапо­ги и др. Часть мы ему доставили; он выступал раза 2 на улице с обращением к толпе крестьян и солдат, уговаривая их не обижать евреев. И действитель­но: ни его солдаты, ни другие из состава Запорожского корпуса, за неболь­шими отдельными исключениями, не грабили нас (я исключаю гайдамац­кий полк), не говоря уже об убийствах.

Во время пребывания здесь этого полка к нам прибыл и командир корпуса Данченко, один из столпов республики («а на нас 3-х держится республи­ка на Петлюре, Коновальце и мне», - скромно заявил он мне). Этот самодур, бывший народный учитель (в Умани он велел высечь почтенного начальника акцизного управления 60-летнего старика за то, что тот отказал выдать ему спирт без разрешения своего начальства, и этот отказ написал по-русски) собрал к себе собрание из крестьян, представителей завода, волостного земства и евреев. Цель созыва собрания - просить поддержать армию хлебом, бельем, сапогами, табаком и др. Но он 3 часа говорил к собранию и о Базельском конгрессе 1905 года и о борьбе большевиков с меньшевиками и всяких других совершенно неинтересных для собрания вещах и до сути дела так и не дошел. Ее нам уже объяснил его секретарь, - какой-то приват-доцент Киевского университета. И сам Данченко, и его ок­ружающие, да и солдаты его войска были одеты как на маскараде: с оселед­цами на бритой голове и длинными китацями на шапках, широкими мотня­ми - эта армия производила впечатление татарской орды.

Полки, отступая, быстро сменили друг друга, предъявляли к нам разные требования, понемногу грабили, но в сравнении с тем, что мы потом выносили от украинских советских полков (6-го, 7-го и 8-го), а особенно от по­встанцев, это время еще можно назвать благополучным.

[1] Публикуется впервые. Вступительная статья, подготовка текста Лидии МИЛЯКОВОЙ, Ирины ЗЮЗИНОЙ, Вячеслава СЕРЕДЫ (ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 434. С. 150-173. Рукопись. Подлинник). Работа выполнена в рамках гранта RSS/OSSF № 1810/1549/2000.

[2] Местечко (идиш).

[3] 'Букв. - союз (идиш), еврейская социалистическая партия в Литве, России, поз­же - в Польше и США, основана в 1887 году в Вильно. С 1906 по 1912 год Бунд входил в состав РСДРП.

[4] См.: Деятели революционного движения в России. Биобиблиографический сло­
варь. Т. III. Вып. 1. М, 1933. С. 306-307.

[5] ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 434. С. 150.

< Вернуться - Далее >

 Назад >