Главная > Архив выпусков > Выпуск 3-4 (Том 2) (2001/02-5761/62) > Театр

Йосеф БАР-ЙОСЕФ (Израиль)

ЭТО ВЕЛИКОЕ МОРЕ

Пьеса

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

H o a x Г р и н в а л ь д - молодой адвокат, происходящий из ортодоксальной еврейской семьи, но порвавший с религией.

П н и н а - его жена.

Э с т е р - сестра Пнины.

И о н а - отец Пнины и Эстер, ортодоксальный иерусалимский еврей.

Э ф р а и м - молодой сват.

М и ш а - инвалид без ног, недавно прибывший из Европы, сосед Гринвальдов.

Р и т а - его жена   

А л и з а - пожилая женщина из соседнего дома.

Б е н и - ее сын, сотрудник органов безопасности, использующий квартиру матери в своих целях.

Ж а к - помощник официанта, проживающий в мансарде на крыше соседнего дома.

К а б б а л и с т - чародей и мудрец.

Персонажи без слов

Молодой человек, прыгающий с парапета набережной в песок.

Хозяин собаки, прогуливающийся на пляже.

Две девицы, блондинка и брюнетка, «секретарши» Бени.

Декорации

Кусок тель-авивской набережной и пляжа; дом Каббалиста; квартира Ноаха и Пнины, двор дома, в котором они живут (просматривается из окон квартиры).

Действие происходит в Тель-Авиве вскоре после Второй мировой войны.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Морской берег, набережная, парапет с железной оградой; каменные ступени ведут вниз, на узкую полоску пляжа; на заднем плане - море. Пятничный вечер, солнечный диск медленно склоняется к горизонту. Миша на инвалидной тележке въезжает на набережную и начинает, выжимаясь на руках, спускаться по ступеням к берегу. В то же самое время Молодой человек прыгает с набережной в песок на берегу, взбегает по ступеням, делает гимнастические упражнения и снова прыгает. У самой кромки воды Человек с собакой (видимый зрителю в основном со спины) играет, бросая собаке обломок вынесенной морем доски. Ноах и Пнина появляются на набережной, Hoax чуть ли не силой тянет жену в сторону пляжа.

П н и н а. Куда? Куда ты?..

H o a x. Сейчас увидишь!

П н и н а. Поздно уже... Мне скоро зажигать свечи...

H o a x. Ничего! Успеешь.

П н и н а. Дети... Где дети!

Подходят к парапету, видят море.

H o a x (торжественно). Вот!

П н и н а. Дети?..

H o a x. При чем тут дети? Смотри! Что это? Это что?

П н и н а. Море, да?

Н о а х (в отчаянье, передразнивает ее). «Море, да?»

П н и н а. А разве нет? Это разве не море?

H o a x. Нет, это кошка.

П н и н а. Я не понимаю...

H o a x. Невероятно! Невозможно поверить! В первый раз в жизни ты видишь море...

П н и н а. Нет, почему же? Мы один раз ездили - летом, купаться, только я вдруг дорогой сделалась больна, не смогла сойти на берег, но издали я видела...

H o a x. Первый раз в жизни ты видишь море, и: «море-да?» Как будто... Как будто это и не море вовсе! Это море! Ты просто еще не постигаешь! Море - вот тут, возле самого дома, как будто в Иерусалиме от нас до твоей мамы, в двух шагах, можно в тапочках добежать, - и пожалуйста, море! Великое море! Крокодилы!.. Не понимаешь? Как будто лев у тебя под окошком!

П н и н а (тихонько смеется, его восторг умиляет ее). Лев!..

Н о а х. А как еще о нем скажешь? Это... Нет, тут никакие сравнения не подходят. Можно только наоборот - с ним сравнивать. Даже камни Хра­ма, - когда Мидраш хочет подчеркнуть их красоту, он говорит: как волны морские... Это не только море, это все, что там, дальше, за ним, - Америка, Европа, весь огромный мир, все здесь, в этом воздухе... (Сжимает ее руку, придвигается ближе к парапету.) Прикоснись! Чувствуешь?

П н и н а (старается высвободить руку). Нет... Пусти...

H o a x. Почему?..

П н и н а. У меня руки... голые.

Н о а х. У тебя руки... голые?..

П н и н а. Да.

H o a x. Замечательно! Что ты ими чувствуешь, своими голыми руками?

П н и н а. Твои руки...

H o a x. Оставь сейчас мои руки! Думай о море. Прочувствуй его. Это величие, ширь, свободу! Всю эту синеву без края... Никаких тебе гор на горизонте, никаких преград, никаких мамы и папы и прочих дорогих род­ственничков, которые день и ночь талдычат, что и как ты должен делать! Я только взгляну - оно как будто внутри у меня, море, все открыто, все рвет­ся наружу, все возможно!.. И такая безмерная жажда: делать, дарить, брать, хватать!..

П н и н а (смеется, наслаждаясь его возбуждением). Что же тут брать? Одна вода. К тому же, я слышала, соленая. Вода да соль.

H o a x. Ax ты слышала! Вода и соль!..

П н и н а. Да, соленая вода. Эстер попробовала, когда купалась. И ничего кроме. Вообще ничего.

Н о а х. В том-то и дело: ничего, поэтому все! Как микве* ночью - никого нет, поэтому являются всякие духи и привидения. Разве не так?

П н и н а. Это совершенно другое.

H o a x. Разумеется, совершенно другое. Здесь не привидения, здесь без­граничные возможности. Корабли, люди, которые прибывают на этих кораб­лях из дальних стран, товары - экспорт-импорт, сделки, бизнес, деньги - огромные, бешеные деньги! - а заодно уж конечно и всякое жулье, авантю­ристы, грабители. Судебные процессы - обвинители, адвокаты. И все это в нем, все в море, - кишит, как рыба. Все указано и предначертано. И Hoax Гринвальд записан в одной из строк. В одной из волн... Иерусалимский тихо­ня, несчастный ешиботник, который вскоре, в наши дни, станет известным тель-авивским адвокатом! Большой корабль, рыба-кит, Левиафан среди про­чей мелкой рыбешки! Это называется «море», понимаешь?

Пнина смотрит на него, смеется.

Вот видишь! Оно и тебя начинает радовать. Оно всех затягивает. (Замечает, что Пнина вовсе не глядит в сторону моря.) Ты не смотришь?..

П н и н а. Ты... Как ты рад!

H o a x. Ты должна научиться брать от жизни все, что она дает. Пнина! Ты должна научиться наслаждаться жизнью.

П н и н а. Я наслаждаюсь, глядя на тебя.

Н о ах. Не только на меня! Мир велик.

П н и н а. С меня достаточно - как ты им восторгаешься!

H o a x. Пойми, ты должна научиться воспринимать его самостоятельно. Ведь ты не будешь сыта оттого, что я ем и пью? Верно? Невозможно, чтобы я ел и пил вместо тебя? Ты человек сама по себе, а не только мужнина жена, не только «помощник человека». Мир принадлежит тебе точно так же; как и мне. Ты обязана научиться брать от него все. Чем больше, тем лучше. Это называется быть современной женщиной.

П н и н а. Это как дядя Шая - все время множит исполнение заповедей.

H o a x. Что ты сравниваешь! Он раб Божий. Раб! А мы с тобой вышли на свободу. Мы! Вдвоем, вместе. Я устал от одиночества. Всю неделю я здесь чип. И эти бесконечные поездки: в Иерусалим и обратно. Каждую неделю! Пойдем спустимся.

Молодой человек продолжает прыгать с парапета, плюхается в песок, вскакивает и снова взбегает по лестнице, чтобы еще раз прыгнуть.

П н и н а (испуганно). Что он делает?

Н о а х. Как - что? Прыгает. Ты не видишь? Иди сюда!..

П н и н а. Чтобы я... Чтобы я так прыгала? Ни за что на свете!

Н о а х. Правда? Не хочешь попробовать? Спрыгнуть, как он? Как же мы спустимся?

П н и н а. Не знаю! Ни в коем случае!

Н о а х (смеется). До чего же легко тебя провести! (Обнимает и целует ее.)

П н и н а (высвобождаясь). Ты что! На улице?.. При народе?

Н о а х. Здесь Тель-Авив, Пнина. Это Тель-Авив! (Тянет ее за собой к ступеням) Иди, тут есть лестница.

П н и н а (спускаясь за ним следом). Все-то ты знаешь!

Н о а х. А для чего я целый год торчу в Тель-Авиве?

П н и н а. Ты работаешь!

Н о а х. Я не могу только работать, я должен чем-то поддерживать свой дух. Я стараюсь приходить сюда по крайней мере раз в неделю. А если у меня нет времени, я издали смотрю, с улицы Аленби. Я специально устроимся именно там, чтобы хоть издали видеть его. Взглянуть на него - это как поцеловать мезузу*.

Спускаются на пляж, направляются по песку к кромке воды.

П н и н а. Ой, я проваливаюсь!..

Н о а х (указывая на Мишу, который с великим трудом передвигается рядом). Проваливаешься?.. Ты посмотри на него, что он должен говорить? Пнина. Но если ему так трудно, зачем же он... Н о а х. Наверно, оно того стоит. Иначе он не стал бы. Иди!

Пнина шагает дальше, начинает хохотать.

Что ты?

П н и н а. Мне песок набился в туфли, щекотно! (Сбрасывает туфли.)

Н о а х. Ученик превзошел учителя. Ну-ка и я... (Тоже разувается.)

Молодой человек вновь спрыгивает с парапета, шлепается возле них.

П н и н а (пугается). Что такое? Откуда он?..

Н о а х. С неба!

П н и н а. Свалился...

Н о а х. Не свалился, а прыгает.

П н и н а. Это тот самый, который раньше... Зачем он это делает? Опять и опять - зачем?

H o a x. Это спорт. Песок пружинит, можно прыгать с большой высоты. Пнина. Тут есть и камни, можно что-нибудь себе сломать! Hoax. Тем более - элемент опасности! Он имеет возможность испы­тать свое мужество.

Снова появляется Человек с собакой, швыряет невидимой собаке обло­мок доски. Слышится собачий лай.

П н и н а (останавливается в испуге). Я хочу домой. Где дети?

H o a x. Что случилось?

П н и н а. Ты не видишь? Собака! Она почти что...

H o a x. Ты как маленькая. Она сюда не добежит. И потом, она со своим хозяином.

П н и н а. Что они делают?

H o a x. Ты не видишь? Играют. Хозяин бросает собаке доску, она бежит и приносит ему обратно.

П н и н а. Это человек играет, собака не играет. Она просто скачет. Каж­дый раз тащит ту же доску.

H o a x. Это такая игра. Ей нравится скакать и приносить хозяину его вещь. Потому-то она и лает - чтобы он снова бросал. Это замечательно - чело­век и собака! Человек и животное... Как пастушок с гусями на твоей вышив­ке.

П н и н а. Вышивка - это совсем другое. Пойдем отсюда.

H o a x. Значит, когда это на самом деле, а не вышивка, - это уже не красиво?

П н и н а. Не знаю. Я никогда не видела живых гусей. Я перевела этот рисунок с бабушкиной вышивки. Гусь - это совсем другое: это чистое животное, кошерное.

H o a x (сердито). От тебя можно с ума сойти! Какое это имеет отноше­ние к кашруту*? При чем тут чистое животное?

Пнина молчит.

Что же ты не отвечаешь?

Пнина молчит.

Ладно, неважно. Чистое, нечистое... Но все-таки объясни мне, при чем тут кашрут?

П н и н а. Я не знаю. Чистое животное - это хорошо, это что-то домаш­нее...

H o a x. Почему? Только потому, что его можно зарезать и съесть? Сразу видно, что ты дочь резника.

< Вернуться - | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | - Далее >

 Назад >