Главная > Архив выпусков > Выпуск 5-6 (1) > Их век - XXI

Орли КАСТЕЛЬ-БЛЮМ

СМЕРТЬ В МАСЛИЧНОЙ РОЩЕ

(Из сборника «Враждебное окружение». Тель-Авив, 1989)

- У меня есть кое-кто для тебя, - сказал Рони. - Араб.

- Приводи, - ответил Кувалда.

Кувалдой его звали потому, что он долбил человека до тех пор, пока тот не говорил правду, да и вообще - что ему взбредало в голову, то он и вытворял.

Однажды он застукал свою девчонку с другим, тогда он разложил ее на столе и сделал ей татуировку на предплечье: «Я девушка Кувалды, и кто прикоснется ко мне, заразится сифилисом».

Договорились о встрече с арабом. Вообще-то Кувалда не любил иметь дело с арабами, будь они даже из Яффо или из Лода, но иногда не приходится выбирать. Этот  выглядел прилично, хоть и был с территорий (1). Арабы с территорий, считал Кувалда, это даже хуже, чем самые ссучившиеся евреи. Есть такие: ты его полгода кормишь-поишь, а потом он вдруг раз  - и вытаскивает из кармана удостоверение полицейского.

С арабом договорились встретиться в рощице недалеко от дома Кувалды.

Это была масличная роща, однако уже много лет никто не приходил собирать маслины, они осыпались на землю и медленно высыхали, и вся земля там была покрыта косточками. Кувалда провернул в этой роще много дел и уже привык к этому месту.

На стрелку он всегда приходил расфранченный: белый костюм, белые же туфли и даже белая шляпа, скрывавшая половину лица. Сначала он обычно выслушивал, что предлагает та сторона, а уж потом говорил свое. Если интересы слишком расходились, то Кувалда обычно вставал и уходил. Как бы ни звали его вернуться, Кувалда шел, не оглядываясь. Нельзя оглядываться.

У него была примета, связанная с одним из масличных деревьев: если он доходил до этого дерева, и за это время его не окликали, то сделка точно не состоится, и  самое лучшее - быстро отвалить. Если же позвали, пока он не дошел до дерева, Кувалда был открыт для переговоров. «Ну, ладно», - обычно говорил он, возвращался и выслушивал противоположную сторону. Потом быстро обдумывал, стоит ли ему в это ввязываться, при этом рот у него приоткрывался и немного высовывался язык. «Я готов обсудить это», - бросал он в конце.

С Кувалдой лучше было делать гешефт сразу, на месте. Он говорил: пятьдесят косых, та сторона - сорок, соглашались на сорока пяти и расходились.

В роще Кувалда обычно расставлял своих  телохранителей, чтобы следили не  появится ли полиция или какой-нибудь паршивый наркоман, выклянчивающий на ширево, иначе он настучит на них. Они ведь такие - что за дозу маму родную продадут. Братва была при пушках. Когда речь идет о таких деньгах, можно и замочить кого нужно, лишь бы не париться в тюряге.

Известно, что Кувалда никогда не прокалывался. Он просто всегда отстегивал легавым: десять процентов от стоимости краденых товаров и пятнадцать, а то и двадцать - от сделок с порошком.

...Араб пришел вовремя и сказал, что у него есть товар из Турции и что он принес немного на пробу. Кувалда взял чуть-чуть на кончик пальца, нюхнул, а потом и лизнул. И вдруг араб выхватил пружинный нож, нажал на кнопку и начал пырять Кувалду. Ударив первый раз, он сказал:

- Это за моего брата Юсуфа.

Ударив второй раз, сказал:

- Это за мою сестру Файзу.

Ударив третий раз, он сказал:

- Это за моего двоюродного брата Ибрагима.

Кувалда не мог позвать на помощь своих громил, стоявших со всех четырех сторон рощи, так как второй удар ножом - тот, что за Файзу - пришелся ему в горло, и он мог только хрипеть и молча загибаться. Поэтому каждый из четверых бойцов Кувалды по краям рощи продолжал внимательно наблюдать за отведенным ему направлением.

- Это - за мою сестру Самиру, - продолжал араб наносить удары и приговаривать: - Это за дядю Махмуда, а вот это - за моих папу и маму.

И со всей силы всадил нож в живот Кувалды. Тот испустил дух и рухнул, как высохшее дерево. Тяжело дыша, араб стоял над ним с окровавленным ножом в руке  и смотрел на поверженное тело...

СКРЮЧЕННАЯ

Я к этому готова. Когда они придут, я уже буду ждать их с квитанциями. Вопрос только в том, кто из них придет первый. Я буду ждать его. Мой друг и я, мы придумали план. Когда они придут, я скажу, что его нет дома. Я им скажу, что он отправился тянуть время. То есть, нет, наоборот. Это я должна буду, как сказал мой друг, тянуть время. А им я должна сказать, что мой друг отправился за наличными.

Я знаю, что они должны прийти, поскольку вот уже несколько месяцев вся моя почта красная - одни квитанции с уведомлениями, в отличие от розовой и желтой почты моих соседей, состоящей из писем и рекламных проспектов. Они получают извещения из своего банка. Я не получаю из банка никаких писем, потому что управляющий сказал мне: «Встретимся в суде».

  Позавчера была история. Я прождала моего друга (которого зовут Ури) всю ночь, а он приехал только в пять утра да еще на каком-то большом грузовике. Он знает, что  со второго месяца (вообще-то я уже на четвертом) у меня появились острые боли, и я не могу стоять прямо, а только согнувшись, или вообще лежать. И вот он оставил меня на всю ночь одну, сказав, что отправляется раздобыть денег. Я держала пальцы скрещенными - ему на удачу, да так и уснула, а утром просыпаюсь, смотрю - вся рука красная, затекла. 

Поначалу я подумала, что грузовик полон какого-то добра, которое он заработал, но кузов оказался пустым. Ладно, говорю себе, хотя бы грузовик у него есть, и это неплохо. Но грузовик оказался не Ури, а его нового товарища - странный такой тип, зубы все в кариесе. Он поднялся с Ури к нам в квартиру и сказал ему:

- Я оставляю тебе ключи от грузовика, смотри не забудь свое обещание.

И ушел.

- Как прошла ночь? - спрашивает меня Ури.

- Нормально, - говорю. - Грузовик пустой, да?

- Пустой, - отвечает он. - Я на нем вывезу все вещи отсюда. Когда они придут, мы скажем, что нечего брать, если хотят, пусть сдирают обои со стен.

Он погрузил всю нашу мебель и уехал. Весь день его не было.

В четыре появился этот, с кариесом, и сказал мне, чтобы я раздевалась. По их с Ури уговору я должна была переспать с ним, а он даст Ури на время свой грузовик и купит по дешевке нашу мебель.

До чего же мерзко трахаться с типом, у которого испорченные зубы, особенно - если ты беременная, да еще на четвертом месяце и пытаешься сохранить ребенка. Не хочу все это описывать, только скажу, что в самый разгар я остановила его, поскольку не могла больше... Дай, говорю, вздохнуть, ты мне весь живот раздавишь.

- Ну, так перевернись на колени, - говорит он. 

- Так мне не очень хочется, - говорю. - И вообще, в следующий раз дай мне сначала поговорить с Ури перед тем, как он снова подложит меня под тебя с твоими гнилыми зубами.

Кариесный говорит:

- Уговор есть уговор. Ты тоже не Бог весть что, давай, переворачивайся.

Я почувствовала, что мне необходимо ширнуться, хотя знала, что это могло сильно повредить ребенку.

- Давай, - говорю, - отвернись пока, если хочешь, чтобы я потом перевернулась.

Вколола в вену, больно до слез. Кариесный пока слонялся по пустой квартире. Меня зацепило - кайф, но потом опять согнуло, боли в животе были просто невыносимыми. Я еле выползла на улицу и попросила хозяина бакалейного магазинчика, чтобы вызвал мне такси по телефону.

В квартале знали, что я на игле, этого ж не скроешь, но это ведь не давало бакалейщику право плевать на меня, когда я прошу его вызвать мне такси.

- Откуда у тебя деньги на такси? - спрашивает он. - Да и вызов по телефону стоит полшекеля.

Говорю:

- Послушай, мы ведь евреи, да? Хотя бы поэтому - позвони и дай мне взаймы десятку.

- Чтобы я дал тебе десятку? Да ты вообще охамела, к тому же, есть и евреи -  такие паршивые... Ты это запомни!

- Послушай, Салями, (так мы его зовем), послушай меня, наконец. Я ведь говорю тебе: я беременна, на четвертом месяце, у меня страшные боли, и я боюсь, что будет выкидыш.

- Ты и беременна? - переспрашивает он с мерзкой ухмылкой, будто услышал что-то немыслимое. - Тебе Бог послал ребенка? Чтобы у тебя оттуда появился младенец? Да что там у тебя есть, кроме мусора?  Да ты такая же беременная, как и я.

- Говорю тебе, Салями, -  я беременна.

Ох как же болел у меня живот, думала, сейчас Богу душу отдам. В глазах  потемнело.

Салями вытолкал меня на улицу. Меня совсем скрючило, я ухватилась за дерево и закричала от боли. Прохожие опасливо обходили меня, думая, что я под кайфом. Но это  был не кайф, мама, совсем не кайф. Я очень надеюсь, что вся доза сразу попала ребенку в мозг, и что он ничего не почувствовал. Иначе, если он чувствовал то же, что и я,  как он сможет когда-нибудь смеяться?

 Перевел с иврита Александр КРЮКОВ

_________________________________________

(1) Так в Израиле называют оккупированные арабские территории. ( Здесь и далее - примеч. переводчика).

Назад >