Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 1) > Литературные зарисовки
Хамуталь БАР-ЙОСЕФ (Израиль)
СОФИОЛОГИЯ В ПОЭЗИИ БЯЛИКА
1.
Любовь и эротика занимали Бялика почти на всём протяжении его поэтического творчества, начиная с «Ева и змей» (1890) и вплоть до «Твоя пропавшая тропа» (1928). Публикация истории Иры Ян (2) по-новому осветила некоторые важные события в жизни Бялика, питавшие часть его любовных стихов. Ещё два любовных письма Бялику (по-русски) хранятся в архиве его дома в Тель-Авиве. Одно из них, за подписью «еврейская девушка» от 30 марта 1909 года, полно резкой критики по поводу официального и напыщенного приёма, оказанного Бялику при посещении Палестины, и выражает безграничную любовь и почитание; второе же - от 9 июля 1921 года - цикл стихов Елизаветы Старской, посвящённый Бялику «с дерзостной любовью», и никто не знает о том, что ещё писали Бялику женщины, им очарованные.
Помимо загадок личности Бялика, как человека «из плоти и крови», раскрытию которых были посвящены важные исследования, перед нами стоят старые вопросы, касающиеся духовного мира великого поэта: что отличает его понимание любви и пути его становления? Какое место это занимало в его мировоззрении? Какие изменения претерпело? И какие духовные влияния к этим изменениям привели?
2.
Бялик первым в новой ивритской литературе писал лирические стихи, выразившие сильные эротические порывы. Ярким тому подтверждением могут служить известные стихотворения «Её глаза», «Эти жадные очи», «Где ты?», «Свиток о Пламени». Во всех его стихах (кроме юношеского стихотворения «Старина»), любовь изображается не преходящим легковесным происшествием в стиле Генриха Гейне и Ицхока Лейбуша Переца, а душевным переживанием большой силы, формирующим личность и жизненный путь поэта-мужчины.
Во всех любовных стихах Бялика, написанных до 1903 года, обнаруживаются признаки безудержного подъема душевных и физических сил, немного опасного, иногда демонического, способного нанести ущерб духовной чистоте и целомудрию мужчины, и потому его следует отвергнуть (так это в «Письмецо ты мне писала», «Её глаза», «Эти жадные очи»). Романтическая любовь, приводящая к тесной связи души и тела у влюблённых (в стихотворении «На закате солнца»), опаснее пробуждения откровенной чувственности, потому что вызывает иллюзию духовности и святости. В юношеских стихах Бялика любовь неопасна, но она лишена чувственности («Царица Савская», «Лето», «Приди, любимая») или эротического порыва, и оставляет мужчину в состоянии душевной легковесности, не связанности ни с кем и ни с чем («Из-за яблока», «Старина»).
Однако в ряде стихов, написанных в 1903-1905 гг. намечается интересная перемена: в них любовь - и в её чувственных проявлениях даже вне рамок брака - описана как нечто праведное. В большей части этих стихов образ женщины или сама любовь выступают как божественная тайна, которая должна открыться и принести поэту избавление (на иврите «геула» в религиозном понимании этого слова). Сюда относятся стихи «Дочь Израиля», «Где ты?», «А если спросит царь?», «Встань, сестра моя, невеста» и «Прими меня под своё крыло», а также две поэмы «Заводь» и «Свиток о Пламени».
Так, например, в стихотворении «Где ты?» (июнь 1904) поэт обращается к любимой с мольбой, похожей на молитву:
Приди, приди, как сон необычайный,
В приют мой тайный;
Пока ещё иду я за тобою,
Освободи и стань моей судьбою.
далее в стихе возникает сопоставление плотской любви с горящим углём, который серафим «взял клещами из жертвенника и коснулся уст моих»1:
Во мгле, как красный угль, в час бденья, на постели,
Сны о тебе горели;
и даже с экстазом познавания Талмуда* и поиском Божественного явления («итгалут»):
И целый день, - меж буквами, в Гемаре*,
В прозрачном облачке и солнечном пожаре...
....................................................................
Моя душа во всём всегда, как идеала,
Тебя, тебя, тебя одной искала2.
В «Свитке о Пламени» юноша - герой поэмы обращается к обнажённой девушке, стоящей перед ним, называя её «женщиной и дщерью Бога», у которой «жезл отрады в деснице, и венец освобожденья на челе»3. В стихотворении «Встань, сестра моя, невеста», написанном в 1905 году, поэт видит возлюбленную любимую как «Господню милость // На крыле // По земле». Они вместе сходят к роднику, но это ничуть не принижает внутренней чистоты ранних дней поэта (в противовес возгласу отчаянья «Запачкан!» в стихотворении «Эти жадные очи»), а дарует ему духовную свободу - песня его «воссияет, зазвенит // с ласточкою и волной».
Что же превратило опасную женщину в дочь Бога и любовь - в святое освобождение? Может быть, причиной явились отношения с Ирой Ян, которая развивались в этот период? Если так, то отчего любовь в стихотворении «Если ангел вопросит» изображена «порогом запретным»? Ответ усложняется ещё и тем, что в других стихах, написанных Бяликом тогда и никак не связанных с Ирой Ян, любовь или женский образ, изображены как святые и раскрепощающие. В этой связи нельзя не упомянуть стихотворения «Прими меня под своё крыло», в котором ангельская женщина и её лоно представлены единственным пристанищем «главы моей», то есть души автора; к женщине, принявшей поэта под своё материнское крыло, обращены его молитвы и горькая исповедь нигилиста. Можно ли этот женский образ связать с Ирой Ян? В поэме «Заводь», в которой мужчину раскрепощает некий царственный женский образ, лесная заводь сравнивается с зачарованной «царевной древних дней":
Куда в свой час войдёт один
К своей невесте царский сын...4
её избавитель, её возлюбленный, и вызволит от чар, узрев сияние, от неё исходящее (выражение, наделяющее её мистическими божественными свойствами), а она, как чистый щедрый родник, напоит поэта, чьё сердце жаждет разрешения тайны, святой и великой, ждёт явления Шехины или прихода Ильи-пророка. Лишь приложив много усилий, можно связать женский образ из «Заводи» с вдохновением, которым одарила Бялика Ира Ян.
Связать эту перемену со встречей с Ирой Ян особенно трудно ещё и потому, что первое стихотворение Бялика, в котором он связывает святость с любовью, было написано за несколько месяцев до этой встречи (в мае 1903). В стихотворении «Дочь Израиля», написанном до 22 января 1903 года, Бялик пишет о любви: «И знай, поклялся я божественными звёздами: // она чистейший Соломонов самоцвет», и уподобляет её сиянье свету субботних свечей, которые зажигала его мать: «Свет скромный, свет святой». Что же вызвало эту перемену?
3
Ответ, который я собираюсь предложить, связан, вообще говоря, с течением символизма, к которому стала склоняться поэзия Бялика в середине первого десятилетия ХХ века, и, если быть конкретнее, с реакцией Бялика на концепцию софиологии - центрального направления в русском символизме, почерпнутую Бяликом из работ В.С. Соловьёва (1853-1900), философа-мистика и поэта. Соловьёв считается духовным отцом поэзии, прозы и теологии, созданных в России движением духовного возрождения в первой четверти 20 века. Софиология Соловьёва воплотилась в поэзии Валерия Брюсова (1873-1924), Александра Блока (1880-1921), А. Белого (1880-1934), Вяч. Иванова (1874-1948), а также в творчестве теологов Павла Флоренского (1882-1937), Сергей Булгакова (1871-1944) и других, большинство которых, подобно Соловьёву, противились идеологии материализма и пролетарской революции и потому были отвергнуты большевистским режимом.
Соловьёвская «Стфия» - это мистическое понятие, основанное на синтезе идей, взятых из немецкой идеалистической философии, различных гностических источников, произведений Данте, Библии и Каббалы*. Соловьёв свёл вместе гностический миф с русской православной традицией, в которой София сливается с Богоматерью Марией и воспринимается как некая Божья сущность, освобождающая и милосердная. В своих философско-мистических сочинениях Соловьёв определяет «Соф-ия» как «эйн-соф», «хохма» (бесконечность, мудрость - эти два понятия фигурируют у него на иврите), в кабалистических терминах «начало», «царство», а также «мировая душа» и «вечная женственность» (Das ewige Weiblich). Название «София» является многослойным символом и его можно представить как четырёхмерную мифологему: святая божественная сущность, «мировая душа» или природа, этический критерий человеческого общества, божественная мера человека. София представляет собою силу, способную при помощи любви и мудрости объединить все эти духовные сферы. В любви Соловьёв усматривал плоть - вне рамок брака - как ступень или возможность мистического переживания, осуществление высшего соития. По его словам, истинная любовь души и тела даёт человечеству средство преодоления своего естественного эгоизма и превращения в «божечеловечество». Этими идеями, изложенными, среди прочего, в статьях «Чтения о божечеловечестве» (1878), «Смысл любви» (1892-1894) и «Оправдание добра» (1897), Соловьёв заложил основы нового отношения к эротике в христианстве и русской мистике и создал терминологическую общность между христианской традицией и еврейской мистикой.
В поэзии Соловьёва София предстоит в образе божественной женщины, объятой светом. Она королева, императрица, богиня, ангел - образ увлекающий и порабощающий, и, вместе с тем, внушающий восхищение. Она освещает душу поэта, а также наставляет его и служит моральной поддержкой. Он же, со своей стороны, клянётся ей в преданности и верности, как рыцарь своей даме. Символический архетип Софии представлен, например, в стихотворении «У царицы моей» (1876), переведенном А. Шлионским на иврит и открывающим, вместе со стихотворением «Панмонголизм», сборник «Русская поэзия» (1942). В поэзии Соловьёва София выступает как воплощение совести, а также как милосердное лоно, к её божественным качествам относятся также сострадание и сочувствие Богоматери. Но иногда в ней сочетаются противоположности - чистота и зло. Она появляется на фоне теней, туч и тумана, во время заката, вечером или ночью, фон этот способствует затушёвыванию категорий времени и места. Её изображение напоминает иконы в древних русских церквах Киева и Новгорода: светящие глаза, голубые или синие, золотые кудри, загадочная улыбка. Она появляется в тиши, беззвучно, отражена в явлениях природы, главным образом в озёрной воде - символ Божьего ока. Вот три стихотворения в качестве образца:
Из Петрарки
ХВАЛЕНИЯ И МОЛЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ
1
В солнце одетая, звёздно-венчанная,
Солнцем Превышним любимая Дева!
Свет его вечный в себе ты сокрыла.
Немощным звукам земного напева
Как вознестись к Тебе, Богом желанная!
Дай же, молю, мне небесные крыла,
Ты, что вовеки свой слух не закрыла
Верного сердца мольбам,
Но, милосердная к тайным скорбям,
С помощью тайной всегда нисходила.
Жизни темница томит меня тесная,
Дай же прибежище сердцу больному,
Праху земному,
Царица небесная!
1883
_____________________________________
1 Исаия 6:6.
2 Перевод Валерия Брюсова.
3 Перевод Владимира Жаботинского.
4 Перевод Вячеслава Иванова.
Далее >>
<< Назад к содержанию
