Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 1) > Литературные зарисовки

Светлана ШТЕЙНГРУД-АКСЕНОВА

СЛОВОМ СОЗДАВАЯ ВСЕЛЕННУЮ...

«Мы ленивы и нелюбопытны», - заметил классик. Современные ритмы вносят коррективы в наблюдения гениев. Сегодня мы скорее суетливы, нежели ленивы. Особенно мы, репатрианты, с головой погруженные в заботы новой жизни, которую каждому, вне зависимости от способностей, возраста и обстоятельств, нужно начать и построить с нуля. Здешняя сутолока проглатывает время еще стремительнее, чем это было Там, в привычных обстоятельствах. Дни плотно и незаметно спрессованы в недели: утром просыпаешься - йом ришон (воскресенье); вечером засыпаешь - йом шиши (пятница). Что же касается любопытства, то оно привычное, не требующее особых душевных затрат: «русские» газеты, радио РЭКА, телевизор, с его российскими программами, гастролеры из России. Вот и получается, что наш Израиль - это борьба за существование, это заботы о доме, работе, шекелях*, это магазины и шук*, это постоянная тревога за будущее - нашей страны, наших детей (и потому острый интерес к политическим событиям). А духовная ниша (порядком оскудевшая) заполнена культурой страны исхода. Мы плохо знаем современную культуру, искусство Израиля. И все же концерт можно послушать, картины и скульптуры - увидеть, а богатейшая ивритоязычная литература для большинства из нас недоступна. Почему в стране, насчитывающей почти миллионную русскоязычную аудиторию, дела с переводом произведений ивритских писателей на русский (и наоборот) обстоят так плохо - тема отдельного разговора. Сегодня предлагаю вашему вниманию интервью с Ашером Райхом, известным поэтом, прозаиком, эссеистом, долгие годы возглавлявшим литературный журнал «Мознаим» ("Весы»).

Судьба Ашера Райха уникальна: он родился и вырос в замкнутом мире семьи, принадлежащей к самому крайнему ультра-ортодоксальному направлению иудаизма: члены «Нетурей Карта»¹ не признают государство Израиль. В семнадцать лет Ашер порвал со своей средой и начал новую жизнь в совершенно незнакомом для него светском мире. Но - слово самому Райху. 

- Я родился в Иерусалиме, в районе, который назывался «Батей унгарим» (Дома венгров). Моя мать успела приехать из Венгрии в Палестину до Катастрофы европейского еврейства и здесь познакомилась с отцом. Мать происходила из семьи Сафнера Тайтельбойма, который был руководителем «Нетурей Карта»* в Венгрии, а позднее в Америке. Отец умер, когда мне было двенадцать лет. До семнадцати лет я почти ничего, кроме хедера* и семьи не видел, нигде не бывал. Это мир очень замкнутый, изолированный.

 - И покидают его единицы. Как же это вдруг произошло с Вами?

- Сегодня есть какое-то движение: одни возвращаются к религии, другие, напротив, становятся светскими людьми. А по тем временам со мной случилось нечто из ряда вон выходящее. Две моих сестры, как и все друзья детства, остались в том мире. А я, покинув его, словно свалился с другой планеты! Но произошло это не сразу и не вдруг. Шел постепенный внутренний процесс. Когда подрос, многое стало меня тяготить, и, прежде всего то, что я увидел фальшивых людей, которых, как мне казалось, не должно быть среди искренне верующих. И эти средневековые установки... Женщины тогда не учились. А если ты не учишься, то еще более фанатичен. Но и мальчики в хедере из «светских дисциплин» учили четыре действия арифметики. Сомнения у меня возникли в связи с углубленным изучением Торы, комментариев к ней. Я обнаружил: то, что делают окружающие меня люди, противоречит написанному в Торе. Однажды сказал матери, что нас учат догматическому толкованию иудаизма. А ведь поиски истины, сомнение - самое красивое и величественное в еврейской религии. И эта высочайшая ступень веры в нашей среде отсутствовала! Благодаря размышлению, сомнению человек начинает думать, постигает окружающий мир и самого себя. Я задавал сам себе вопросы и чувствовал, что внутри этого замкнутого круга не найду ответы на них. И начался протест. Каждое утро подходил к зеркалу и потихоньку укорачивал пейсы. Однажды мать поймала меня за этим занятием, разнервничалась, раскричалась. Я сказал ей, что даже рабби* Менахем Мендл из Коцка говорил, что сомнение - это высокое преимущество думающего человека. Она не хотела меня слушать, да и не в состоянии была понять. А я с детства ненавижу любые механические действия. Их много и в светской среде. Когда например, сын парикмахера тоже становится парикмахером, не чувствуя призвания, это свидетельствует скорее об автоматизме. Быть может, он мог стать ученым или зубным врачом, но пошел по колее, проложенной отцом. Так и в семье ультра-ортодоксов: человек живет в окружении таких же семей, в закрытом обществе и перестает думать самостоятельно. Он фактически лишен права выбора. А между тем заповедано: «Все в руках Божьих, кроме богобоязни». Быть или не быть богобоязненным, решает сам человек. В иудаизме есть выбор, который хотели у меня отнять!

 - Странный парадокс получается: религия, призванная заниматься душой человека, возвышать, возвеличивать ее, делать нашу жизнь осмысленной, принимая фанатичные формы, превращается в свою противоположность...

- Я не мог с этим примириться! Дух противоречия, очевидно, сидел во мне от рождения. Это вообще свойственно литераторам, людям искусства.

- Горький когда-то написал: «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться!»

- И он прав! В 1955 году я порвал с семьей. Решил пойти в армию, но туда берут с восемнадцати лет. Пришлось ждать несколько месяцев. Беспризорничал, ночевал, где придется, не было ни дома, ни денег, ни знакомых. Наконец, мобилизовался, попал в иерусалимскую роту бронетанковых войск. Прошел очень тяжелый курс молодого бойца (кроме обычного, еще и бронетанковый). Это сейчас солдаты чуть ли не каждый вечер едут домой, а в те времена новобранцы практически не видели дома. Впрочем, меня это устраивало: идти было некуда. Когда нам дали увольнительную, меня пригласил к себе домой армейский друг.

- Неужели Вы с тех пор не виделись с домашними, мать не разыскивала Вас?

- Однажды сделал попытку, пришел домой, но со мной, солдатом сионистской армии, даже говорить не стали! И я ушел... Парень, пригласивший меня к себе, был из Тель-Авива. И я, представьте, в восемнадцать с половиной лет впервые увидел море, Тель-Авив, который всего в часе езды от Иерусалима, но в детстве был для меня недоступен! После курса молодого бойца служил в Негеве. В 1956 году на один из шабатов* я вместе с армейским другом поехал в увольнительную к нему домой, в Иерусалим. И в тот же день сильно заболел, с высокой температурой, подозрением на воспаление легких. Меня госпитализировали в военный лагерь под Иерусалимом, где была областная военная поликлиника. Именно в ту субботу всех солдат срочно вызвали из отпуска: началась Синайская кампания. Вся наша рота ушла и погибла, за исключением одного солдата, который был «всего лишь» тяжело ранен. А я провалялся в больнице и остался в живых.

 - Что ни говори, а есть судьба!

- В армии не знали, что я порвал с родными: стыдно было рассказывать обо всем, что пережил. Однажды (я прослужил к тому времени пятнадцать месяцев) в моем деле обнаружили, что отец умер, мать одна с двумя сестрами. Получалось, что я - единственный кормилец. Значит, полагалось выдавать мне ежемесячное пособие на содержание семьи. Армейское начальство предпочло досрочно демобилизовать меня.

- Вы уже писали стихи?

- Нет! И даже не думал, что стану литератором. Хотя, справедливости ради, хочу сказать, что есть одна вещь, за которую я благодарен своему детству: это высокий, богатый иврит. В той среде, из которой я вышел, общались на идише, а иврит считался святым языком, и было запрещено говорить на нем в быту. Уже с двухлетнего возраста я учил в хедере вместе с другими малышами Алеф-бет*. У нас не было ни детского сада, ни экскурсий, ни каких-либо развлечений. И дома сидел с отцом, учил буквы и читал «парашат ашавуа» - недельную главу Торы. Стал старше, читал Тору, с ее прекрасным языком, псалмы Давида, «Песнь песней» царя Шломо (Соломона). Это была превосходная школа языка.

- Итак, Вас демобилизовали. Чем же вы занялись после армии?

- Зарабатывал деньги на разных черных работах, был грузчиком, строителем и так далее. Одновременно жадно набросился на светскую литературу, читал прозу, поэзию, книги по философии, истории. И неожиданно для самого себя начал писать стихи.

- Это увлечение обычно возникает в детстве или юности. Вы были уже достаточно взрослым человеком, озабоченным житейскими проблемами. И вдруг - стихи. Был какой-то внешний толчок? Быть может, любовь?

- Скорее, ее отсутствие. Я мечтал о любви, но она пришла позднее. А тогда было другое очень сильное потрясение: процесс Эйхмана, о котором я написал первое стихотворение. Тема Катастрофы возникла еще в детстве. Мои родители спаслись, успев убежать в Палестину, но многие их родственники погибли. Я жил в атмосфере Катастрофы, разговоров о ней, иногда казалось, будто сам ее пережил. Особенно когда к нам приходила моя кузина. Она прошла печально знаменитую лабораторию нацистского доктора Менгеле, где он производил «научные» опыты-пытки над еврейскими близнецами. Была искалечена, не могла говорить, так как во время опытов ей повредили голосовые связки, но выжила - единственная из всей их большой семьи. И сейчас живет в Герцлии, недалеко от меня. Мы часто видимся. Так вот, я приходил с ней на процесс Эйхмана. Она сидела, мало что понимая, и плакала. Обо всем этом я написал стихотворение.

- У вас стихи начались не с любви, а с трагедии, с боли.

- Да, с травмы, которая сидела во мне в генах, с рождения. Хотя и любовь, на мой взгляд - тоже травма, только другая. Как впрочем, любое сильное чувство.

- Стихотворение об Эйхмане было опубликовано?

__________________________________________________

¹ Дословный перевод с арамейского «Хранители города». Так в 1938 году стали называть группу ультра ортодоксальных евреев, отколовшихся от «Агудат Исраэль». В 1948 году они отказались признать существование Государства Израиль. С их точки зрения еврейское государство может быть основано только после прихода Машиаха* и построения Третьего Храма. Движение «Агудат Исраэль», созданное в 1912 году с целью борьбы с сионизмом, считая его светским и неприемлемым для еврейского народа, сегодня несколько смягчило свои позиции. Члены «Нетурей Карта», живущие не только в Иерусалиме, но и за пределами Святой Земли (в основном в Америке) остаются непримиримыми противниками Государства Израиль.

Далее >>

<< Назад к содержанию