Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 1) > Поэзия

Галина ДРОБОТ

ПОЭТ ШАГАЕТ ПО ВОЙНЕ

Из воспоминаний однополчанина

Мы шли в третью армию. Мы - поэт Яков Хелемский, прозаик Александр Лапин и я - сотрудники газеты Брянского фронта «На разгром врага». Позади остались брянские леса, где мужчины нашей редакции закопали огромный рулон бумаги: везти его было не на чем. Мы отступали. Потом был Елец, где нас отчаянно бомбили. И вот теперь - орловская земля.

Утро выдалось сухое и солнечное. Настроение - тоже отличное. Мы шли на допрос пленного, кажется, полковника, которого притащили ночью армейские разведчики. Об этом следовало написать в номер. Дорога еще не пыльная, идет то вверх, то вниз. Из леса доносится урчание - это танкисты прогревают моторы. Они пришли из Сталинграда и немного иронически относятся к нам: они уже побывали в тяжелейших боях, а наш фронт пока стоит в обороне.

Беседа идет неспешная, под ритм шага. Хелемский вспоминает Киев, это его родина. Говорит с нежностью: «А по весне город точно фату надевает - белый, белый! Это цветут липы, акация. И воздух сладкий, пряный...»

- Ты об этом написал? - спрашивает Лапин.

- Давно.

- Почитай.

- Я лучше последние.

И он читает. Не завывая, как это обычно делают поэты, а как-то очень по-своему, точно делится с нами сокровенным.

Равнинные реки, не зная покоя,

Клокочут в огне переправ,

И Зуша сливается с гордой Окою

Средь скошенных бомбами трав.

Мне дороги реки Орловщины древней:

И Неруч, и Кшень, и Сосна.

Чем жарче обстрел, тем нежней и напевней

Старинные их имена.

О, как отразилась родная природа,

Дремучая сила отцов

В бесхитростном имени Русского Брода,

В названье Лесных Локотков.

Мне памятны села Орловщины древней,

Где все погорело дотла,

Но трель соловьиная в мертвой деревне,

Как сказка чиста и светла.

И шепчутся рощ опаленных руины,

Где дуба обугленный ствол,

В январскую полночь расщепленный миной,

В апреле упрямо зацвел.

И вновь серебрится и щелкает песня,

В листве рассыпается трель,

Как знак, что и травы и воды воскреснут

Прекрасней, чем были досель.

С. Русский Брод

Июнь, 1943 г.

- Хорошо поэтам: идет и сочиняет стихи. А нам, прозаикам стол нужен, бумага.

- Можно и на коленке, - говорю я.

- Фронтовичка! - смеется Хелемский и разговор становится шутейным.

А дорога, между тем, завернулась в крутое кольцо и стала подниматься на бугор. И вдруг впереди, в лучах солнца вспыхнул, заблестел золотой крест, появился голубой купол, белая колокольня. Мы замерли. Потом я спросила Хелемского:

- Ты за это любишь третью армию? В такой красоте обосноваться!

- И за это тоже! - ответил он и серьезно добавил: - Отличный ориентир для артиллеристов. Она же в Мценске. А командиры здесь боевые, обстрелянные, и солдаты один к одному. Словом, не подведут.

Допрос проходил в большой, добротно построенной землянке. Хелемского здесь знали: - Газета пожаловала? - улыбнулся полковник и поднялся навстречу. - А это кто? - указал на нас.

Хелемский был старшим в нашей группе - тогда еще в звании капитана, Лапин - старший лейтенант, а я - младший.

- Со мной, - уточнил Хелемский. - Вместе писать будем.

Он как-то сразу вроде повзрослел, собрался, стал даже выше ростом - командир да и только. Сел за стол командующего, мы притулились в уголке, чтоб не бросаться в глаза.

Пленный оказался высоким, худым, белобрысым. Сидел прямо, вроде независимо, но глазами настороженно зыркал то на одного командира, то на другого. Что-то, вероятно, пытался понять. Допрос длился часа два. Перекрестно. И чем дольше, тем больше пленный сгорбливался.

- Уведите, - наконец, сказал командующий. - Через десять минут в машину. Сам повезу, - приказал он и повернулся к Хелемскому: - успеете в номер?

- Да! - твердо ответил Хелемский и, козырнув, мы вышли.

Дорога теперь стала пыльной. Какое-то время шли молча, потом Хелемский сказал:

- Он выиграл жизнь.

- Раз солдаты не пришибли по дороге.

- Они тоже понимают, как нужен язык. Все готовятся. А он, вы обратили внимание, в орденах и медалях. Видно, в боях, пока побеждали, был смелым. А попал в плен, уверен - расстреляют, и весь кураж слетел.

- Ты что, жалеешь его? - спросил Лапин.

- Нет, чего жалеть, только он уже не враг. Он - пленный и вся человеческая слабость сразу проявилась. Ладно, как писать станем?

Писать втроем, действительно, было сложно, и мы всю дорогу обговаривали будущую статью.

С Хелемским ответственному секретарю легко было работать: он писал очень точно и всегда предметно, «воды» в его материалах не было, сказалась, наверное, работа в «Пионерсокй правде» - для детей писать всегда трудней, чем для взрослых.

В номере наш материал занял почти полосу.

А фронт готовился к будущей Орловско-Курской операции. Мы мотались по армиям - то к танкистам, то к летчикам. Возвращались, писали и снова в дорогу. Небольшого роста, худенький, совсем не богатырского вида Хелемский неустанно писал все новые и новые очерки, статьи, заметки. Тут уж вроде бы не до стихов. Но однажды летом 1944 года он счастлиый, с бутылкой в руках пришел на газетную «летучку» и принес свою книжку стихов «По Орловской земле». Ее выпустило лучшее издательство страны - «Советский писатель». Мы дружно выпили: не у всех поэтов того времени вл время боев выходили книжки.

А он, поэт, уже мечтает о мирной жизни.

В том городе, где ты живешь, светло по вечерам.

Там не зияет чернота из обожженных рам,

И лампой в пятьдесят свечей всегда озарено,

Там настежь в густоту ночей распахнуто окно.

Как ослепительный квадрат, встает из темноты

Убранство комнаты твоей - и книжки, и цветы,

И осеняет абажур над столиком твоим

Письмо, где сказано, что я здоров и невредим.

Да, я здоров и невредим и к темноте привык,

И даже к худшему привык, как всякий фронтовик.

Но в затемненной сплошь ночи, где светлой щелки нет,

Воспоминанье о тебе мне заменяет свет.

Когда снаряда слышен вой и все черным черно,

Вдали я вижу профиль твой и яркое окно.

Нам всем светло бывает тут, лишь вспомним в поздний час,

Что в освещенном доме думают о нас.

г. Задонск

Июль 1942 г.

Так уживались в душе поэта война и мир.

Так прошагал с пистолетом и блокнотом всю войну поэт - майор Яков Хелемский.

Так он прожил жизнь, сочиняя стихи и прозу, не забывая прошлое, мечтая о будущем. И остался в наших сердцах прекрасным поэтом, верным другом, честным мужественным и бескорыстным человеком.

Май 2005 г.

<< Назад к содержанию