Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 2) > Архивы, воспоминания
Евгений ВОЙСКУНСКИЙ (Россия)
ПЕЧАЛЬНЫЙ ЗВУК ВЕЧЕРНЕЙ ПОВЕСТКИ
Про подводников Балтики
Страницы воспоминаний
Свою долгую военно-морскую службу я дослуживал в 50-е годы в Либаве. Это, если кто не знает, портовый город в Латвии, его правильное название Лиепая, но мы называли его по-старому: Либава. Пусть уж не обижаются склонные к обидчивости латыши.
То был тихий провинциальный город, вытянутый вдоль балтийского побережья, с пляжем и приморским парком, с мощенными булыжником улицами, вдоль которых выстроились липы и клены. Осенью деревья «подстригали» - спиливали им старые ветки, и казалось, будто они грозились черными кулаками, - а весной эти кулаки выбрасывали ровные прутики новых веток.
От вокзала до рынка ходил-позванивал трамвай - маленькие, словно игрушечные вагоны. Линия была одноколейная, с несколькими отводами-загогулинами, на которых вагон дожидался встречного, а потом трамваи разъезжались в разные стороны.
В центре, на Liela iela (Большой улице) стояла монументальная кирха, а неподалеку от нее - Дом офицеров военно-морской базы.
Сама база располагалась в северной части города, за каналом, через который перекинут разводной мост. Канал вел в военную гавань, где базировалась бригада подводных лодок - знаменитая краснознаменная бригада, нанесшая в войну огромный урон германскому мореплаванию на Балтике, но и сама понесшая тяжелые потери.
Береговая база подплава - мрачноватые краснокирпичные корпуса - помнила иные времена: Либава и при царе была военно-морской базой. Помнила их и православная церковь в зеленой гуще военного городка: в ней в далеком четвертом году XX века отслужили молебен перед отплытием эскадры адмирала Рожественского в роковой поход к Цусиме. Теперь (то есть в описываемые годы) в этой церкви расположился Дом флота, тут крутили кино, музыкально шумела «художественная самодеятельность». Tempora mutantur...
И, конечно, клубились воспоминания о прежних временах на «Полярной звезде» - бывшей императорской яхте. Ее палубы и просторные лакированные каюты, потемневшие от старости, помнили не только семью последнего царя, но и бурные митинги, яростных матросов Центробалта. Теперь «Полярная звезда» заканчивала свою долгую и разнообразную службу в качестве плавбазы бригады подводных лодок.
Второй плавбазе - «Смольному» - тоже было что вспомнить: бомбежки сорок первого, мины Финского залива, заваленную блокадным снегом набережную Невы...
Несколько лет, до ухода в запас в 1956 году, я служил на этой бригаде (преобразованной в дивизию), и у меня была каюта на «Смольном». В семь утра играл побудку корабельный горн. Без четверти восемь экипаж «Смольного» и штабные офицеры выстраивались на юте. Под летним ли утренним солнцем, на шальном ли весеннем ветру, под хлещущим ли дождем осени, в зимнюю ли колючую метель - без одной минуты восемь по гавани прокатывалась команда:
- На фла-аг смирно! - И ровно в восемь: - Флаг поднять!
Под пение горнов на всех кораблях медленно ползли вверх по флагштокам военно-морские флаги. Склянки отбивали четыре двойных удара.
- Вольно-о!
И начинался новый день государствой службы.
К своим служебным обязанностям я добровольно добавил еще одну: стал как бы историографом балтийского подплава. Приближался юбилей - двадцатипятилетие бригады, следовало встретить его достойным образом. Одну из комнат клуба на береговой базе отвели под музей истории бригады. В Ленинград, в Военно-морской музей полетело с просьбой прислать фотокопии материалов о подводниках. Матрос-искусник выпилил из листа фанеры нарисованную мною большую карту Балтийского моря и раскрасил ее. В штабе дивизии я раскопал документы времен войны и выписал оттуда координаты боевых столкновений, места успешных торпедных атак. Я беседовал с участниками оных - ветеранами бригады. Матрос искусник выпилил значки с изображением взрыва, на каждом значке я вывел номер подлодки и тоннаж потопленного ею немецкого судна. Эти значки приклеили к карте моря в соответствующих местах.
Из Питера прислали копии фотоснимков, запечатлевших знаменитых подводников, встречи экипажей, вернувшихся из боевых походов, вручение победоносным командирам лодок жареных поросят - по числу потопленных кораблей противника...
Кроме того, написал очерк о боевом пути соединения - он был издан политуправлением флота в виде брошюры.
Работая над этими материалами, я впервые узнал о походе в январе 45-го подводной лодки С-13 под командованием Александра Маринеско. Тоннаж потопленного им судна «Вильгельм Густлов» - 25,5 тысяч тонн - резко отличался от тоннажа транспортов, пущенных ко дну другими балтийскими подводниками. Три, пять, семь тонн - а тут двадцать пять! Что же это, почему в числе подводников Героев Советского Союза нет Маринеско?
Я расспрашивал ветеранов бригады, помнивших Маринеско. Говорили о нем разное. «Отличный командир, - высказывались одни, - дерзкий и храбрый». «Своеволен и крайне недисциплинирован, - говорили другие. - Это недопустимо. Флот - не партизанский отряд». «Пусть так, - говорил я, - но разве боевой успех не самое главное?» «Не так-то это просто», - слышал я в ответ.
В моей брошюре замалчивавшаяся атака Маринеско, кажется, была описана впервые.
Теперь, когда об Александре Ивановиче Маринеско уже много написано и историческая правда восстановлена, та атака стала знаменитой и названа «атакой века». Почему же она прежде замалчивалась?
Все дело в своеобразном характере Маринеско. Собранный, профессионально четкий и расчетливый в море, он мог расслабиться на берегу, уйти в загул. Так произошло под Новый 1945-й год в финском городе Турку.
Тут надо иметь в виду следующее. После успешной кампании 1942 года, когда балтийские подлодки потопили 49 транспортов и два боевых корабля противника, немцы усилили противолодочные позиции, наглухо перегородив Финский залив металлическими сетями и минными полями. В 1943-м, после гибели нескольких лодок, пытавшихся форсировать заграждения, выходы субмарин были отменены. А летом 1944-го Финляндия потерпела поражение и запросила перемирия. Тогда-то, осенью 44-го, два дивизиона подводных лодок были проведены финскими шхерами по ту сторону противолодочного барьера. Базируясь в Хельсинки и в Турку, они теперь имели возможность выходить в открытое море, не рискуя нарваться на немецкие мины. Несколько субмарин, в том числе С-13, которой командовал Маринеско, стояли у причалов Турку. Их экипажи жили на плавбазе «Смольный».
31 декабря 44-го Маринеско и еще один офицер самовольно ушли с плавбазы в город - и загуляли. Встреча Нового года затянулась у них до вечера 1 января. Ясно, что их возвращение на плавбазу было встречено отнюдь не аплодисментами. Дело могло дойти до трибунала: ну как же, в чужом городе, «кишащем шпионами», командир лодки «потерял бдительность», «мог быть завербован врагами»...
По некоторым свидетельствам, командование намеревалось отстранить Маринеско, но экипаж встал горой за своего командира. Так или иначе, 9 января 1945 года капитан 3-го ранга Маринеско повел С-13 в боевой поход. Лодка заняла позицию в Данцигской бухте.
«Атака века» произошла поздним вечером 30 января. Она описана многажды (лучше всего - в документальной повести Александра Крона «Капитан дальнего плавания»), и здесь я лишь коротко о ней расскажу.
На выходе из Данцигской бухты Маринеско обнаружил крупный лайнер, идущий с сильным охранением на запад. Был шторм, снежные заряды налетали один за другим. Маринеско пустился догонять фашистский конвой в надводном - крейсерском - положении. Лодка шла между конвоем и берегом - рискованный маневр, в случае обнаружения корабли охранения могли бы прижать лодку к берегу, на малые глубины, и расправиться с ней. Расчет командира С-13 заключался в том, что противник при плохой видимости не заметит лодку на темном фоне берега. Большим риском было и то, что Маринеско приказал форсировать двигатели. Полный ход у дизелей 18 узлов, максимум при форсаже 19, да и то на короткое время. Третий час шла сумасшедшая погоня, оба дизеля грохотали, отсеки наполнились дымом выхлопов, лодку страшно трясло. Но экипаж верил своему командиру, в его умение и четко выполнял приказы. Лодка обогнала лайнер, вышла на выгодный курсовой угол, Маринеско на мостике приник к ночному прицелу...
Трехторпедный залп поразил и отправил огромный девятипалубный лайнер на дно. Впоследствии выяснилось, что «Вильгельм Густлов» вывозил из Данцига (Гданьска), на который шло наступление войск 3-го Белорусского фронта, 8700 пассажиров - нацистских функционеров, офицеров, солдат, в том числе 3700 подводников - целое училище подводного плавания их Готенхафена (Гдыни), экипажи не менее чем семидесяти субмарин.
Несколько часов Маринеско, скомандовав срочное погружение, искусным маневрированием уводил лодку, преследуемую кораблями охранения. 240 глубинных бомб было сброшено на нее, но лодка уцелела.
Она продолжала вести настойчивый поиск. Пользуясь данными авиаразведки, Маринеско в одну из февральских ночей обнаружил крупный корабль, похожий по силуэту на вспомогательный крейсер, шедший в охранении трех миноносцев. Опять шторм и снегопад, и снова Маринеско атаковал в надводном положении, только на этот раз из кормовых торпедных аппаратов. Обе торпеды настигли цель, крейсер был потоплен.
Уже после возвращения С-13 на базу стало известно, что это был не крейсер, а крупный военный транспорт «Генерал Штойбен» водоизмещением 14660 тонн. На его борту перебрасывали из Кенигсберга и Пиллау 3600 солдат и офицеров в центральный район Германии - из них уцелело около 300.
За один этот поход капитан 3-го ранга Маринеско отправил на дно Балтики целую дивизию. По тоннажу потопленных судов противника ему принадлежит бесспорное первое место.
Командир дивизиона капитан 1-го ранга Орел представил Маринеско к званию Героя Советского Союза. Но более высокое начальство снизило награду до ордена Красного Знамени. Это было несправедливо и могло означать лишь одно: да, поход был успешный, но твой загул в Турку не прощается. Ну, а дальше - больше... Маринеско болезненно относился к малейшим ущемлениям человеческого достоинства - срывался, дерзил начальству... Послевоенная служба у него не пошла, он демобилизовался, но и жизнь на гражданке не сложилась благополучно. Он умер в нищете.
Долгие годы бывшие его сослуживцы и друзья вели борьбу за восстановление доброго имени подводника номер один. И только 45 лет спустя, в мае 1990 года, указом президента СССР Александру Ивановичу Маринеско было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Лучше поздно, чем никогда... Утешительный смысл старой пословицы здесь как-то не очень радует.
Кто же из подводников Балтики в годы войны получил золотые звезды Героев Советского Союза?
Их было шестеро.
Вот первый - Евгений Яковлевич Осипов. В ночь на 16 июня 1942 года его подводная лодка Щ-406 вышла из Кронштадта в боевой поход. В сопровождении тральщика и катеров - морских охотников она шла до острова в середине Финского залива Лавенсари - маневренной базы на краю операционной зоны Балтфлота. Дальше «щука», погрузившись, начала форсировать противолодочные заграждения в одиночку, вверив свою судьбу не только искусству командира, но и простому везению, удаче. В отсеках часто слышали скрежет минрепов - словно железной скребницей проводили по борту. Где-то рядом, над головой, раскачивались на длинных тросах-минрепах, которые лодка задевала при движении, якорные мины - черные шары, начиненные смертью.
Но капитан-лейтенант Осипов сумел форсировать два минных барьера, уйти от атак противолодочной авиации и вывести свою «щуку» в открытое море. Он вел активный поиск и за полтора месяца плавания потопил пять транспортов противника. Израсходовав все торпеды, Щ-406 легла на обратный курс. Снова «проползла на брюхе» сквозь минные поля и всплыла в точке назначенной встречи в Финском заливе. Но вместо наших морских охотников тут были немецкие сторожевики. Срочное погружение! Лодку забрасывали глубинными бомбами, около ста штук сбросили, но то ли командир искусно маневрировал, то ли просто везло «щуке» (и то, и другое, конечно!), но она добралась до причала Лавенсари, а потом перешла в Кронштадт. Щ-406 была награждена орденом Красного Знамени, вся команда - орденами, а Евгений Осипов - званием Героя Советского Союза.
< Вернуться - Далее >
Назад >
