Главная > Архив выпусков > Выпуск 7-8 (Том 2) > Очерки, эссе
Людмила ДЫМЕРСКАЯ-ЦИГЕЛЬМАН (Израиль)
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ 1953-й
Более полстолетия минуло со дня смерти творца советского тоталитаризма, но, увы, несмертное его творение - советский антисемитизм - продолжает свое существование, проходя ряд реинкарнаций как в послесталинском СССР, так и в образовавшемся после его распада новом мире (1). Среди прочего и эта живучесть определяет неизбывный интерес к тому, «как это было». Одним из значимых сталинских деяний во время пропагандистской подготовки судилища над «врачами-вредителями» был проект обращения еврейской общественности в «Правду». Хотя известно, что ни один из двух вариантов обращения так и не был тогда обнародован, дискуссии об этом изуверском изобретении вождя не утихают и поныне. Кто подписал его? Известно, что Василий Гроссман. Был ли среди подписантов Илья Эренбург? Какую роль сыграло его письмо Сталину в непоявлении обращения? Действительно ли обращение было задумано как часть пропагандистской подготовки массовой депортации евреев? И вообще - возможно ли было ее осуществление в условиях советского тоталитаризма? И чем советский тоталитаризм отличался от немецкого и что в них было общего? Попробуем разобраться в этих вопросах, памятуя, что исповедальная книга Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» стала первым исследованием, точнее, первым художественным исследованием советского тоталитаризма. Исследованием, значимость которого со временем лишь возрастает.
1. ЭРЕНБУРГ СО СТАЛИНЫМ ПРОТИВ СТАЛИНА
Когда и почему Эренбург писал Сталину?1
Свое письмо Сталину Эренбург написал в связи с проектом коллективного обращения советских евреев в «Правду», инициированном, скорее всего, самим Сталиным. Это обращение планировалось как составная часть срежиссированной вождем политико-идеологической кампании, развернутой в связи и вокруг дела «врачей-вредителей», ставшего апогеем политики государственного антисемитизма, легализованного под камуфляжем «борьбы с космополитизмом» в начале 1949 года.
Сообщение об аресте «врачей-вредителей» и передовая «Правды», опубликованные 13 января 1953 года, были утверждены на специальном заседании бюро Президиума ЦК КПСС - высшем тогда правящем органе, возглавлявшемся Сталиным. Как правило, принятые на нем решения подписывал Сталин, но на этот раз он на заседании не присутствовал и подписи его на документе не было. Не исключено, считает Геннадий Костырченко, что вождь таким образом готовил себе «алиби» с тем, чтобы при неблагоприятном для него развитии событий переложить ответственность на соратников (2). К этому предположению автора одного из самых глубоких и фундаментально документированных исследований «тайной политики Сталина» мы еще вернемся.
С проектом обращения евреев в «Правду» Эренбурга ознакомили и на его подписи настаивали партийные порученцы - академик историк Исаак Минц и член редколлегии «Правды» Яков Хавинсон (Маринин). О том, когда и как это происходило и какой именно текст был представлен Эренбургу на подпись, существуют разные версии. Бенедикт Сарнов, оценивая версию друга Эренбурга художника Бориса Биргера как наиболее достоверную, воспроизводит ее в своей книге «Случай Эренбурга» (3). Согласно этой версии, Минц и Маринин явились на квартиру Эренбургов «поздним вечером, точнее, уже ночью» и представили для подписи «письмо в газету «Правда», под которым было уже довольно много подписей... Илья Григорьевич очень резко сказал Минцу, что такое письмо он никогда не подпишет. Тогда Минц стал довольно прозрачно намекать, что это письмо согласовано со Сталиным. И.Г. ответил, что письма он подписывать не будет, но напишет письмо Сталину с объяснением своего отказа». Далее Биргер утверждает, что Эренбург ушел в кабинет, а Минц стал запугивать Любовь Михайловну, живописуя кары, которые их настигнут, если И.Г. письма не подпишет. «Час, проведенный в обществе «этих двух иуд», был одним из самых страшных в ее жизни. Вернувшись с запечатанным письмом, «И.Г. попросил передать его Сталину и сказал, что больше беседовать на эту тему не собирается...» (4).
Свидетельство Биргера в этой части противоречит тому, что утверждал сам Эренбург: «Я написал письмо Сталину... Для того, чтобы письмо как можно скорее дошло к нему, я поехал к главному редактору «Правды» и сказал ему о своем решении. Редактором «Правды» был тогда Шепилов. Он сразу согласился принять меня, но почему-то попросил, чтобы письмо на имя Сталина я написал в его кабинете» (5).
Мог ли Эренбург работать над письмом Сталину фактически в присутствии Шепилова? Маловероятно. Сарнов публикует в своей книге переданный ему дочерью писателя Ириной Ильиничной черновик письма Эренбурга с внесенными в него авторсками правками (6). Именно этот черновой вариант, тоже переданный Ириной Ильиничной, но только гораздо раньше, и был впервые опубликован в 1984 году - по-английски в приложениях к книге Анатолия Максимовича Гольдберга (Ilia Ehrenburg. Writing, Politics and the Art of Survival. London, 1984) а по-русски - в издававшемся в Мюнхене журнале «Страна и мир» (№ 10. C. 73-74). Тринадцать лет спустя в 1997 году журнал «Источник» (№ 1) публикует хранящийся в Архиве Президента РФ текст письма Эренбурга, найденный у Сталина после его смерти, иными словами публикует чистовой, окончательно отредактированный и читанный вождем текст письма. Наличие вариантов - начального чернового, затем, по крайней мере, дважды правленного, однозначно свидетельствует о скрупулезной работе над текстом. Да и как могло быть иначе, когда, по существу отваживаясь на ревизию генерального замысла главрежа, автор каждым неосторожным словом усугублял риск, которому он подвергал себя и ту миссию, которую возложил на себя. Ясно, что такая работа требовала предельной концентрации и немало времени и не могла быть выполнена в одночасье ни в кабинете Шепилова (Эренбург, кстати, и не подтверждает, что выполнил его просьбу), ни в кабинете самого Эренбурга, когда за стеной, по версии Биргера, Минц и Маринин запугивали его жену.
Сарнов, принимая противоречащую утверждениям Эренбурга версию Биргера о передаче письма Сталину через Минца и Маринина, в других пунктах вносит в его свидетельство свои коррективы. Опираясь на исследования Бориса Фрезинского, он, по-моему, вполне обоснованно утверждает, что описанный визит порученцев к Эренбургу был не первой, а третьей его встречей с ними. Сперва они приезжали к Эренбургу на дачу, и он отказался подписать письмо, возможно, пишет Фрезинский, «его не прочитав». Беседа с ними в редакции «Правды», куда Эренбурга вызывали наряду с другими «потенциальными» подписантами, была уже второй. Там Эренбург вторично отказался подписать предложенный ему текст. Только этим отказом и мог быть мотивирован описанный Биргером экстраординарный ночной визит в квартиру Эренбурга, когда « Минц положил перед Эренбургом письмо в «Правду», под которым уже было довольно много подписей» и, намекая на согласование его текста со Сталиным, настаивал, чтобы Эренбург его подписал. Но к этому времени письмо самого Эренбурга к Сталину наверняка уже было реальностью, и порученцы получили третий и, скорее всего, окончательный отказ.
Можно предположить, что замысел письма к Сталину появился и работа над ним началась после первого же знакомства с проектом коллективного обращения евреев в «Правду». Вряд ли можно согласиться с предположением Фрезинского, что Эренбург при первом визите порученцев выпроводил их, не прочитав предложенного на подпись текста. Такого не могло быть хотя бы потому, что такой искушенный человек как Эренбург не мог не понимать, от кого только и могла исходить инициатива такого коллективного письма евреев в «Правду».
Все эти встречи никем и нигде не датированы, ясно только, что они могли состояться между 13 января, датой публикации сообщения об аресте врачей, и 29 января, когда Н. Михайлов и Д. Шепилов представили Маленкову первый вариант «Проекта обращения еврейской общественности в «Правду» (Таков заголовок опубликованного архивного документа). Между тем точные даты и прежде всего дата письма Эренбурга Сталину чрезвычайно важны, ибо по ним можно судить, какова была роль письма Эренбурга Сталину и подписал ли Эренбург первый, существенно отличающийся от второго, вариант обращения евреев в «Правду». Оба варианта этого обращения, хранящиеся в Архиве Президента РФ и в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ), опубликованы - второй вариант вместе с письмом Эренбурга Сталину в 1997 году (журнал «Источник», № 1), а первый вариант - в начале 2004 года в статье Геннадия Костырченко «Реприза» на арене истории» (7).
Письмо Эренбурга, опубликованное в «Источнике», датировано 3 февраля. В письме он обращается к вождю с вопросом: «желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись». Речь идет о подписи под первым вариантом проекта обращения евреев в «Правду», датированном 29 января. Ясно, что при такой последовательности событий подписи Эренбурга под первым вариантом обращения быть не могло . Однако Геннадий Костырченко, утверждая, что Эренбург первый вариант обращения все-таки подписал, объясняет возникающее в таком случае несоответствие в датах «не очень квалифицированной публикацией письма Эренбурга на страницах «Источника», где оно ошибочно датировано 3 февраля 1953 г.». Какова же правильная дата? Историк утверждает, что «уже в день получения проекта письма, то есть где-то в конце двадцатых чисел января» (не очень точная «правильная дата». - Л.Д.-Ц и Ф.Л.). Эренбург передал свое обращение Сталину. «Руководящим товарищем», доставившем обращение Эренбурга Сталину на Ближнюю дачу и потом, скорей всего, передавшем первому указание «вождя» подписать «еврейское письмо», был, по всей вероятности, Маленков, державший связь с писателем через Шепилова» (8). Единственным документом, на основании которого Костырченко строит изложенную выше гипотезу, является «подписной лист к «еврейскому обращению», на котором девятнадцатым по счету стоит автограф писателя» (9)2. Кроме автографа Эренбурга, в «подписном листе» имеются автографы генерала Якова Крейзера и певца Марка Рейзена, о которых также было известно, что они подписывать обращение евреев в «Правду» отказались.
Но может быть сведения об этих мужественных отказах все-таки соответствуют действительности? Выскажем на этот счет свою гипотезу. Что если «подписной лист», на основании которого строит свои утверждения Костырченко, является не подписным, а регистрационным листом? В таком случае автографы означали бы не согласие с текстом, а лишь то, что лицо, фигурирующее в списке, с документом ознакомилось. На чем основана наша (моя и Ф. Лясса) гипотеза? Во-первых, на оценке самих автографов. Фигурирующие в списке лица (за небольшим исключением) ставили в нем не п о д п и с и, которыми, как известно, удостоверяют свою личность и (или) свое согласие с содержанием подписываемого текста, а писали полностью свои фамилии с именами или с инициалами, что обычно делают при регистрации. Во-вторых, на примечаниях, которыми редакция «Источника» сопровождает публикацию 2-го варианта обращения, сообщая, что журнал «публикует хранящийся в Архиве Президента РФ машинописный экземпляр проекта «Письма в редакцию газеты «Правда» с напечатанными фамилиями, но без подписей», редакция также уведомляет, что «пока не удалось выяснить, кто из названных потенциальных подписантов на самом деле поставил свою подпись» (10). Но «подписной лист», присоединенный к первому варианту обращения, хранился вместе с ним в том же фонде, что и второй его вариант, о чем свидетельствует сквозная архивная нумерация страниц обоих вариантов обращения, опубликованных Костырченко. Оба они хранились в одном архивном деле (Ф. 5. Оп. 25. Д. 504), но второй вариант, датированный 20 февраля, почему-то был подшит первым (листы 159-168, а первый вариант, датированный 29 января, подшит вторым - листы 173-179, 187) (11). «Подписной лист», представляющий собой семь недатированных страниц, заполненных собственноручно написанными полностью фамилиями (за небольшим исключением не подписями!) со своей собственной нумерацией (1-7), затем получает нумерацию общую - 180-186. (Отсутствие дат на этих листах позволяет предположить, что они могли заполняться как при подготовке первого, так и второго варианта обращения.) Поскольку оба обращения евреев в «Правду» хранились вместе, трудно представить себе, что этого «подписного листа» не видели публикаторы обращения в журнале «Источник». Вестник Архива Президента Российской Федерации» - издании, которое специализировалось на публикации архивных документов. Надо полагать, видели, но вместе с тем утверждали, что «не удалось выяснить, кто поставил свою подпись». Напрашивается вывод что автографы в листах они подписями не считали. Тогда какими же были фигурирующие у Костырченко «листы»? Скорее всего, не «подписными», как считает он, а регистрационными, как думаем мы.
___________________________________________________________
1 Этот раздел подготовлен в сотрудничестве с Федором Ляссом.
2 Выражаем искреннюю признательность Г. Костырченко за возможность воспользоваться этим документом.
П р и м е ч а н и я
< Вернуться - Далее >
Назад >