Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 1 > Диалог
Максим ГЛИКИН
ДИАЛОГ ВО ВТОРОЙ СТЕПЕНИ
Диалоги в «Диалоге». В альманахе, который и без того насыщен голосами и отголосками, перекличкой, репликами и их эхом, который состоит из множества мостиков, переброшенных через эпохи и миры – одним словом, в книге, переполненной внутренними диалогами, появляется еще один – прямой и открытый. С него, собственно, и начинается каждый номер – вместо введения или предисловия. Нет ли перебора в том, что диалог как бы возводится во вторую степень? Нет ли здесь тавтологии? На первый взгляд – есть.
Но с другой стороны, что может быть органичнее для еврейского способа мыслить (мыслить вслух), чем прямая речь? Кто еще так любит отвечать вопросами на вопрос? Где еще вы найдете столько спорщиков? Культура, в которой спор – не метод поиска истины (хотя и это тоже), а непременный способ самовыражения, путь к самоидентификации.
Как следует из главной книги этой культуры, первое, что услышал человек от своего создателя, когда совершил первую провинность, был вопрос. Не требование, не угроза, не окрик. Просто вопрос: «Где ты?» Создатель для начала попытался наладить со своим творением диалог. Но диалога не получилось, и все знают, чем это кончилось.
Человек разумный – это человек спрашивающий. Таков, если угодно, еврейский архетип. Спрашивать и отвечать – таков порядок вещей. Так проходит седер, первый седер Песаха: история исхода из Египта рассказывается в форме дискуссии. Мальчик спрашивает: а почему мы сегодня едим горькую зелень? Это в память о бедах и горестях рабской жизни, отвечает учитель, облокотясь на стол…
Вся история, вся еврейская история насквозь полемична, каждое событие имеет множество интерпретаций. На каждом шагу вопросы, на которые нет однозначных ответов. Почему разрушен Храм? Почему мы так долго живем в галуте? Почему произошла Катастрофа? Следует ли теперь всем переезжать в Израиль? «Не знаю, о чем вы спорите, но ехать надо!» Меткая шутка советской поры: чем занимаются советские евреи – ну конечно же, спорят!
И вот мы подходим к основным вопросам рубрики «Диалог» в одноименном альманахе. Есть ли место для русского еврея среди евреев Израиля? Что делать с великой русской культурой в маленькой стране? Что делать с великим и могучим языком, если он перестает быть языком повседневного общения и становится неродным для твоих детей?
Для начала надо учить иврит, твердо отвечает израильский писатель А. Б. Иехошуа («ДИАЛОГ», выпуск 3-4). Русская культура – это прекрасно, но чтобы внести ее в новую среду обитания, чтобы насытить ею культуру израильскую, есть только один способ – самому стать частью этой ивритоязычной среды.
А можно ли не становиться? Можно, отвечает автор, но это путь к самоизоляции, к возникновению еще одного гетто – русского гетто в Израиле – со всеми вытекающими последствиями.
Нельзя говорить «Эйн тарбут Баарэц» – «Нет культуры в Израиле», не видя образцы этой культуры в оригинале. Я готов выслушать любую критику в адрес израильской культуры, соглашается А. Б. Иехошуа, но с одним условием: критика должна быть на иврите. Нельзя вести диалог с помощью переводчика, убежден писатель.
Наверное. Но с другой стороны, именно с помощью переводчика Виктора Радуцкого мы и ведем диалоги с уважаемыми авторами, иронизирует Лев Аннинский, постоянный оппонент израильских участников раздела «Диалог». Здесь появляется еще одно соображение: коль скоро писатель признает значительный и неминуемый вклад в культуру Израиля последней волны репатриантов из России, коль скоро выражает готовность к тому, чтобы «наше общество приобрело русский оттенок» - почему бы более коренным жителям Эрец Исраэль не начать учить русский? А если этого не происходит, стоит ли винить других? «Моей жизни не хватило на иврит, – говорит Аннинский, – как и моему уважаемому собеседнику не хватило жизни на русский». Если без переводчика не обойтись, может, хотя бы с его помощью, но продолжать этот диспут?
«Нам необходимы не новые гетто, а диалог, постоянная ситуация непрекращающегося диалога разных, порой полярных мнений, идей, позиций, даже когда такой диалог раздражает и выматывает душу!» – продолжает тему израильский классик Амос Оз («ДИАЛОГ», выпуск 1) Слово «продолжает» следует, конечно, поставить в кавычки. Скорее уж начинает – этот текст опубликован в журнале «22» еще в 1983 году. Но дело в том, что у данного спора нет ни начала, ни конца, он был всегда, и вступать в него можно в любом месте.
Оз доказывает: те, кого не устраивает нынешний уровень израильской словесности, израильского искусства – должны избавиться от завышенных ожиданий и более трезво посмотреть на вещи. Ошибается тот, кто воображает, будто великая культура расцветет здесь за три десятка лет. Для произрастания великой культуры нужен толстый культурный слой. А на новом месте он еще тонок. Но зато есть главная предпосылка для грядущего расцвета – ситуация колоссального духовного напряжения, наэлектризованной духовной атмосферы. Как в России великая литература возникла из напряженности, которая была порождена любовью-ненавистью к Западу, так в Израиле наэлектризованность возникает на стыке тех принципов, на которых строится общество. Искра высекается там, где происходят трения между законами галахической жизни – и вызовами современности, идеями социализма – и реалиями рынка, задачами суверенитета – и проблемами поиска компромисса с соседями. Богатый арсенал духовных зарядов – предпосылка к рождению культуры. «Только не следует, зажав в руке секундомер, вопрошать: где же она, черт побери», – замечает Амос Оз. Великая культура не создается специально, она – коррелят великой истории, добавляет Лев Аннинский.
В лице миллионной алии, говорящей по-русски, Израиль получил бесценный подарок, – подхватывает тему Меир Шалев («ДИАЛОГ", выпуск 5-6). Плюрализм полезен культуре, русские краски ее непременно обогатят. «Во мне живет ощущение, что они, эти новоприбывшие, как-то принадлежат к моей семье», – говорит писатель, напоминая о своих российских корнях. Но добавляет, что далек от мысли, будто со всеми способен найти общий язык. В данном случае речь идет уже не об иврите, а об общем языке в духовном, мировоззренческом смысле. Прежде чем открыть объятия новоприбывшим, надо убедиться в том, что они «свои» по большому счету. Шалев напоминает и про пресловутые высокомерные заявления – «в Израиле нет культуры», и про появившиеся в прессе публикации об обмане и махинациях, героями которых оказываются «русские». Впрочем, добавляет Шалев, неизбежные трудности возникают у всех новоприбывших, которые должны преодолеть кризис переселения, утвердиться в новом мире, пытаясь при этом сохранить свою личностную самоидентификацию.
Да, сохранить память о том, каким ты был и что с тобой было до переселения. Не вычеркивать прошлое, осознать и принять его. Не все к этому готовы, многие пытаются отречься от себя «тогдашних», констатирует писатель Аарон Апельфельд («ДИАЛОГ», выпуск 2). «До сих пор сотни израильтян боятся заглянуть в себя, особенно те, кто пережил Катастрофу. Боятся осознать, что произошло с ними. Они скрывают это даже от собственных детей. Более того, огромные усилия потрачены на то, чтобы ничего им не рассказывать». Здешней культуре это совершенно не способствует: «человек, лишенный связи со своим прошлым, со своими родителями, живет жизнью поверхностной», уверен Апельфельд. И наоборот, личный опыт, если его не скрывать, опыт, «каким-то особым, уникальным образом преломленный, может стать литературой».
Аннинский с этим не спорит, но уточняет, что переселенцы в Израиль – это не просто мигранты. Переехавшим в Израиль следует помнить, что это во многом акт духовного поиска, а значит, осознавать свою ответственность, вести себя «как израильтяне, а не как пятая колонна России, Америки или Сирии». А помнить, что они еще и русские – «это их интимное дело».
Звучит убедительно, но все же провоцирует на то, чтобы включиться в этот спор и добавить: отсюда, из Москвы, конечно проще рассуждать, как подобает вести себя репатрианту, но местные реалии сильнее любых схем.
Да, местные реалии не всегда совпадают с тем, о чем мечталось, соглашается Эли Амир, писатель и многолетний руководитель Молодежной алии. («ДИАЛОГ», выпуск 7-8) «Никакая «национальная идея» не в состоянии выйти без потерь из столкновения с «национальной реальностью» – звучит горькое признание. Не у всех новоприбывших надежды, что Израиль даст им новый жизненный стимул и наполнит иудаистскими ценностями их бытие, оказались оправданными. «Надо прямо признать: мы разочаровали наших братьев из России, надеявшихся увидеть здесь единый еврейский народ, о котором мечтали предтечи нашего государства», – констатирует Эли Амир. Не удалось пока создать общество истинной солидарности, взаимной ответственности друг за друга, а ведь именно этими качествами славились еврейские общины, сетует он.
Но что значит «единый народ»? Существует как минимум три модели взаимодействия, национального взаимопроникновения, уточняет Лев Аннинский. Первая модель – ассимиляция: германские турки в третьем поколении становятся немцами, французские арабы – французами, британские индусы – англичанами. Вторая модель – «плавильный котел»: перемешиваясь и взаимовлияя, нации и народности создают новую культуру, некий новый народ. Самый яркий пример – жители США, американцы, плод смешения всех рас и этносов. Третья модель – многожильный провод: так народы России, русские, татары, украинцы, немцы, тувинцы, якуты, сохраняя свою самобытность, создают единой целое – федерацию.
Продолжая дискуссию Аннинского и Амира, можно пойти дальше и спросить: а выбрана ли четкая схема национального строительства в Израиле? Должен ли гражданин Израиля, полноценный гражданин, быть обязательно евреем, иудеем? Может ли чувствовать себя частью единого израильского народа араб и мусульманин? Вопрос не праздный, ибо ответ на него – ключ к возможному выходу из противостояния, которому не видно конца.
Но пока что даже евреи, приехавшие из арабских стран, замечает выходец из Ирака писатель Эли Амир, зачастую воспринимаются как евреи не самого высокого сорта, «каким-то необъяснимым образом их воспринимали как арабов». Страна далека от идеала, если новые граждане ранжируются по месту «исхода». Возникает законный вопрос: почему евреи из Америки воспринимаются обывателями совсем не так, как выходцы из третьих стран, «из мест иных»? «А мы-то как раз и были выходцами из мест иных», – вспоминает писатель.
В этом смысле «русские» – скорее в выигрышной ситуации. Миллион репатриантов, говорящих по-русски, имеет собственное радиовещание, несколько телеканалов, десятки периодических изданий. Их влияние на культуру нового места жительства, наверное, сильнее, чем у тех же «иракцев». Русские слова и грамматические формы речи стали неотъемлемой частью иврита: танкист, сарафан, тройка, чубчик, рогатка. Амир напоминает, что есть уже целый словарь русизмов в иврите. Имеющий русские корни театр «Гешер» становится одним из лучших израильских театров, а израильтяне зачитываются «Евгением Онегиным» в переводе Авраама Шлёнского. Амир резюмирует: легче всего начинать диалог людям искусства – музыкантам, артистам, художникам – потому что их язык универсален.
Такой диалог авторы альманаха ведут на всех страницах и во всех возможных жанрах: поэзии, прозе, пьесах, эссе, мемуарах. Не проходя и мимо тем, затронутых авторами рубрики «Диалог». Но это не отменяет самую что ни на есть прямую речь. Откровенный разговор о наболевшем: о проблемах абсорбции и адаптации, о чуткости (или, наоборот, невосприимчивости) новоприбывших к новой культуре, о герметичности (или открытости) молодой страны по отношению к привнесенным идеям и мотивам, о внутренней толерантности складывающегося общества – без которой невозможна толерантность внешняя, а именно способность вести диалог с иными культурами и народами. Даже теми, что кажутся сегодня враждебными. Тот диалог, который по сути еще не начался. Но без которого вряд ли возможно достичь самого главного, чего ждут на этой земле с первых дней создания нового государства.
Москва, 2007
Назад >
