Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 1 > Поэзия
Геннадий КАЛАШНИКОВ
МЕЖ СЕРДЦЕМ И СЛОВОМ
Предисловие
Стихи не пишут. Трудно представить себе поэта, раскрывшего тетрадь и деловито пишущего стихи — столько-то строчек в день.
Стихи записывают, как сны. Их записывают самыми различными почерками и самыми разными буквами: округлой кириллицей, угловатой латиницей, арабской вязью, сверху вниз иероглифами, справа налево квадратными буквами иврита. Буквы иврита похожи на древние инструменты. Что это за полузабытые ремесла, требовавшие столь диковинных и замысловатых приспособлений? Впрочем, одно из них — ремесло поэта — и поныне прибегает к ним. Хотя поэзия кроется, конечно же, не в буквах и даже не в словах. Она в том сквозняке, что свистит меж буквами и словами, меж сердцем и словом, меж смыслом и чувством, запечатленными на бумаге. Как охапка хвороста еще не костер, так и слова, не сопряженные с душой, еще не стихи.
В этом смысле поэзия всеобща и универсальна, каким-то чудесным образом она умеет пробиться сквозь заведомое несовершенство перевода, перелиться через формальные барьеры и условности. Неритмизованный, нерифмованный стих, к которому чаще всего прибегают Давид Авидан, Моше Бен-Ша-уль, Меир Визельтир, Рони Сомек, не очень укоренен в русской поэзии. Хотя за последние годы этот акселерат, сводный брат ямба и хорея, все чаще и увереннее появляется на отечественных поэтических подмостках. В конце концов дело не в этом. Дело в музыке, в ритме сердцебиения, в рифмовке души и времени. Слово, в которое подмешано немного живой крови, обретает особый свет, который ни с чем не спутаешь.
Строки Меира Визельтира о пустоте, что «тяжеленною гирей висит на душе», или о крови, «заблудившейся в венах», бытовые вроде бы зарисовки Моше Бен-Шауля, согретые подлинной любовью к тель-авивским переулкам, к теплу каждого мига бытия, сложные конструкции Давида Авидана, пронизанные «прозрачным светом сверканий звуковых», жестковатая графика Рони Сомека с драгоценными невыдуманными деталями вроде «женских ресниц, влажных после купания», — разве они не отмечены той отчетливой подлинностью поэтического прозрения, по которой всегда и сквозь любые — географические, временные, языковые — препоны узнается поэзия.
Вот так без ключа поэзия распахивает казалось бы наглухо запертые двери, проходит, присаживается на подоконник и продолжает беседу, начавшуюся так давно и не обрывающуюся никогда.
Выпуск 1 >>
Выпуск 9-10 (1) >>
