Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 1 > Издательскому проекту "Диалог" 10 лет

Рада ПОЛИЩУК

О «ДИАЛОГЕ» И ДИАЛОГЕ

Размышления. Короткие эссе

(окончание)

*

Печатаем мы и переводы с европейских языков. В первом выпуске опубликованы воспоминания об известном поэте Довиде Кнуте и его жене Ариадне Скрябиной, дочери знаменитого композитора. Воспоминания написаны Мириам Деган, дочерью Ариадны от первого брака (впервые на русском – в переводе с французского Елены Туницкой и Анатолия Кудрявицкого). Во 2-ом выпуске в разделе «Сионизм в контексте истории» – в переводе с итальянского Марианны Ковальской (Израиль) – глава из романа израильского писателя Дана Витторио Сегре «Еврей, которому улыбалась фортуна». В 3-4 выпуске в рубрике «Несостоявшийся диалог» – публикация Натальи Мавлевич о Пауле Целане, в которую вошли отрывки из книг Филиппа Лаку-Лабарта «Поэзия как опыт» и Хорхе Семпруна «Литература или жизнь» (оба фрагмента в переводе с французского Натальи Мавлевич) и стихи Пауля Целана (перевод с немецкого Ольги Седаковой, Марка Гринберга, Натальи Мавлевич).
Пауль Целан писал стихи по-немецки, страдая от комплекса не своей вины перед миллионами погибших, превозмогая боль уцелевших. От этой публикации переброшен мостик в следующий выпуск 5-6, к публикации «Спасительный диалог» – уникальная переписка Пауля Целана и Нелли Закс (впервые на русском языке в переводе с немецкого Аллы Полищук). «Два израненных сердца, вместившие боль и страдание еврейского народа, ужас и непостижимость Катастрофы, вину за то, что это случилось, изгойство и одиночество, потребность выразить все это в слове и быть, наконец, услышанным, два обнаженных сердца, бьющиеся в унисон у нас на глазах – вот что такое переписка Нелли Закс и Пауля Целана» . Переписка эта длилась почти шестнадцать лет. «Старая, слабеющая женщина и молодой мужчина, поэты, несущие миру в слове свой опыт страдания и боли. Двадцать девять лет разделяли их, но это был разговор равного с равным – общность таланта, общность судьбы и болевых точек. /…/ Известность пришла к Нелли Закс, когда ей было далеко за шестьдесят, а слава в семьдесят пять, в этот день ей вручили Нобелевскую премию. В семьдесят девять она ушла из жизни после долгой мучительной болезни. Пауль Целан оборвал свою жизнь на три недели раньше. Вероятно Нелли Закс не узнала о его кончине.»

*

Скоро не останется никого, кто мог бы говорить о Катастрофе, сокрушается Эли Визель. Но это неизбежно, время нельзя остановить, уходят в прошлое события – жестокие и прекрасные, уходят люди – родные и любимые, палачи и мерзавцы. Уйдет каждый, кто в этот мир пришел.
Скоро не останется никого, кто стал бы слушать о Катастрофе, продолжает Эли Визель. Но это не так. И это зависит от нас. Всмотревшись зорче, мы разглядим их лица – и сквозь мглу десятилетий, а позже и веков, узнаем каждого, окликнем на самом краю и скажем: мы вас никогда не забудем, мы не забудем вас, потому что вы – это мы, и в нашем теле болят ваши раны, и мы задыхаемся в газовых камерах, и нас обжигает огонь печей, и наше сердце болит неизбывной болью, потому что Катастрофа настигла всех.
Не останется никого, горько подытожил Эли Визель в 1967 году, провел демаркационную линию. Прошло почти сорок лет. И я написала в своей книге «Одесские рассказы, или Путаная азбука памяти»:
«Плачу и бреду, куда глаза глядят, – подальше от этого места, от большой еврейской могилы, где как в коммунальной квартире после грандиозного скандала – тишина и полный мир. На веки вечные. Лежат вповалку, в обнимку, не стыдясь ни своей, ни чужой наготы – будто одна мать родила всех. Одна нежная, добрая многострадальная еврейская мама.
Ухожу все дальше, а вижу и слышу яснее: переплелись руки, и кто-то шепчет – не бойся, я с тобой, обними меня крепче, закрой глаза… колыбельная оборвалась на полуслове… молитва вырвалась из ямы в поднебесье… одинокое холодеющее плечо обняла одинокая чья-то рука… Лиц уже не разобрать, но вместе не так страшно, и не стыдно спросить у Бога: за что? За что меня? – наверное, думал каждый. А столетнего старца, которого несли к могиле на руках, а он озирался по сторонам с виноватой улыбкой на лице и кивал всем головой: то ли прощался, то ли прощения просил – за что? А нерожденное дитя, оцепеневшее от ужаса в материнской утробе за мгновение до выстрела, – за что? А всех вместе – за что, Господи?
Плачу и оглядываюсь назад, и обнимаю всех, и люблю. И никогда никого не забуду».
Я родилась после войны.
Пройдет еще сорок лет, и кто-то снова окликнет их на самом краю. И еще сорок…

*

Люблю писать, больше всего на свете хочу писать, люблю многое из написанного – рассказы, повести, притчи, литературные портреты, иногда перечитываю и удивляюсь: неужели это я написала?!
Но на вопрос: «Как дела?» начинаю рассказывать не о себе, не о своей прозе, не о любви или здоровье – о «ДИАЛОГЕ», и говорю увлеченно и долго. Может сложиться впечатление, что это и есть главное дело моей жизни.
Нет, все же – твердое "нет". Но, без сомнения, альманах еврейской культуры «ДИАЛОГ» считаю главным своим детищем, которым горжусь и за судьбу которого болит душа.
«ДИАЛОГ» – красивые книги цвета пустыни и неба, рисунок на обложке, как окуляр подзорной трубы, прорвавшей плотную ткань пространств и веков, открывает разные ракурсы диалога – то две фигуры, доверительно беседующие о чем-то, то осторожно, на ощупь ищущие путь друг к другу сквозь глухую стену, которая вот-вот приоткроется, раздвинется, то учитель и ученик, склонившиеся над Книгой в едином стремлении – понять, то одинокий путник, бредущий навстречу судьбе, не прерывая диалог с Ним …
«ДИАЛОГ» – оригинальное по замыслу и исполнению авторское издание: и концептуально, и тематически, и композиционно. В альманахе много замечательных, порою уникальных текстов, но главное, как подметил, Лев Аннинский «есть то, что дает текстам долгую жизнь – контекст».
«ДИАЛОГ». Это не просто название, это и концепция, и своего рода драматургия альманаха, это живой диалог двух генетически и исторически неразрывно связанных между собой культур: еврейской (в том числе и ивритоязычной, израильской) и русской (идиш- и русскоязычной). Россия и Израиль, Восток и Запад, галут, диаспора и алия – вот основные краеугольные камни этого непростого, не прекращающегося в веках диалога. Но не только. Это и диалог «жизни и смерти, прошлого и настоящего, любви и ненависти, времени и вечности», написала Лариса Миллер в отклике на очередной выпуск альманаха.
«ДИАЛОГ» – наш долг перед теми, кого уже нет, это поминальная молитва, кадиш, и одновременно отчаянная и искренняя попытка удержать в памяти ушедший, казалось, навсегда мир наших российских предков. Восстановить, возродить его в музыке, слове, живописи, всеми средствами, доступными искусству. Восстановить и удержать в памяти. Ибо только память – залог нашего бессмертия.
«ДИАЛОГ» – это и долг перед грядущими поколениями. Ведь думая о будущем, мы оглядываемся с надеждой назад, чтобы убедиться – они есть: далекие, неузнанные, но родные прародители наши. Думая о будущем, мы с надеждой смотрим вперед – в Израиль, удивительную, прекрасную страну, которая для многих из нас сегодня – мечта, но завтра обязательно станет нашим домом.
Концептуально «ДИАЛОГ» – издание, рожденное не только нашим творческим воображением, но самой реальностью бытия – нить диалога, протянутая в будущее. Спасительная Ариаднова нить – из лабиринта кровавых конфликтов к мирной достойной жизни.

*

Изгнание, рассеяние, диаспора – какие древние понятия, какие современные, живучие. Не канули в тысячелетней бездне, не утратили изначальной трагической сути. Волнуют души и умы, будоражат память многих поколений, живущих на земле, не дают успокоиться.
Стихотворение Бертольта Брехта «О слове “эмигранты”» появилось в 1937 году. «Мы – не переселенцы, изгнанники, ссыльные мы». Горек смысл слов, трагичны судьбы людей, и нескончаем поток их через годы и пространства.
В «Отступлении об эмиграции» Ефима Эткинда1 горький путь этот отмерен равными шагами длиною в двадцать лет. Он перевел Брехта в 1955 году. Тогда эти тексты были для него литературой, криком немецкого поэта о «позоре, пятнающим его страну». Крик этот начинался в фашистских концлагерях, где гибли евреи, которые не пожелали расстаться с Германией, доверились ей, остались.
Двадцать лет спустя, в 1975 году, все чаще вспоминались Ефиму Эткинду слова Бертольта Брехта, все чаще будил его отчаянный Брехтовский крик: «изгнанники мы…» Многие тогда сделали свой выбор – Земля Обетованная, Святая Земля. Настало время первой большой алии. Иные стали эмигрантами по принуждению. Но многие не хотели стать изгнанниками, не в силах расстаться с «родиной милой», и были готовы бороться вопреки всему или пригнуть голову и не высовываться, чтобы не навлекать гнев и немилость.
Только «нет приюта в мире человечьем странникам евреям с песней сумасшедшей…» – вот и Тувим о том же.
И еще через двадцать лет, в 1997 году, перечитывая Эткинда о том же напишет московский прозаик Юрий Черняков, полукровка: «Эмигрантский чемодан всегда наготове, как сухари и смена белья у мучеников тридцать седьмого года».
И в подсознании – все тот же страх за детей. И боязно шагнуть на двадцать лет вперед – неужто и там нас встретит до боли знакомая вереница «идущих в разбитых башмаках сквозь толпу»?
Неужто и через двадцать лет тоже?

*

Альманах «ДИАЛОГ» поднимает неизвестные или дремлющие, или полузабытые пласты жизни, литературы, истории еврейского народа в контексте мировой культуры, истории мировой цивилизации, углубляя и отстаивая тем самым свободу слова, свободу духа, свободу выбора.
Каждый выпуск альманаха открывается диалогом одного из известных израильских писателей с известным российским писателем Львом Аннинским. Это очень важный для нас момент - диалог в «ДИАЛОГЕ», зачин диалога. Но этот замысел был бы невыполним, если бы не душевный отклик и высоко профессиональная поддержка замечательного израильского переводчика Виктора Радуцкого, глубоко знающего и любящего ивритскую литературу.
Диалог заочный. Но все же он состоялся, слышны разные аспекты, разные, порой противоположные, взаимоисключающие взгляды, позиции, иногда возникает желание вмешаться, уточнить, возразить. Но всех объединяет одно - диалог как способ общения необходим нам всем, каким бы трудным он ни был.
Мы мечтаем о том времени, когда эти диалоги будут переведены на иврит и израильские писатели смогут продолжить и углубить беседу, отвечая, опровергая или поддерживая своего постоянного российского оппонента Льва Аннинского. Когда это случится, мы будем считать, что выполнили свою задачу. Даже если это случится без нас.
На страницах альманаха перекликаются с разных берегов, из разных веков, объединенные общей памятью и надеждой авторы из разных стран. Смотрите их имена в конце каждого выпуска.
Из российских авторов прежде всего хочется назвать Льва Разгона, Семена Липкина, Михаила Э. Козакова, Юлия Крелина, Бориса Володина, Георгия Балла, Юрия Давыдова, Генриха Сапгира, Льва Озерова, Евгения Рейна, Александра Городницкого, Лидию Либединскую, Евгения Войскунского.
Есть у нас постоянные авторы, они всегда с нами - Лев Аннинский, не только участник диалогов в «ДИАЛОГЕ», но и автор многих эссе, Валентин Оскоцкий, Кирилл Ковальджи, Марк Розовский, Герман Гецевич, Максим Гликин (Россия); Григорий Канович, Светлана Штейнгруд-Аксенова, Елена Аксельрод, Эфраим Баух, Виктория Орти, Зоя Копельман, Людмила Дымерская-Цигельман (Израиль); Галина Синило (Белоруссия), автор рубрик "Древние литературы Ближнего Востока и "Древнееврейская литература".
И наконец - наши прекрасные переводчики Виктор Радуцкий, Зоя Копельман, Яков Лах, Светлана Штейнгруд-Аксенова, Керен Климовски, Лили Баазова, Елена Генделева (Израиль), Наталья Мавлевич, Лена Попова, Андрей Графов, Лариса Беспалова (Россия) и многие другие.
Каждый из тех, кого назвала, и те, чьи имена прочитаете в списке авторов всех десяти выпусков альманаха, достоин отдельного слова. Мечтаю когда-нибудь подробно и пристрастно написать обо всех, понимая, что сегодня времени не хватает, а завтра его может просто не быть. Но упрямо – мечтаю.
Независимо от этого мне кажется прекрасным и значительным одно лишь перечисление имен участников альманаха. И не только мне. На это тянет всех, кто откликнулся на наше издание в средствах массовой информации России, Израиля, США и других стран. А откликов было не мало. Альманах «ДИАЛОГ» получил широкое признание во всем мире и высокие оценки прессы и специалистов в разных странах.
Думаю, что сегодня, в столь непростое время, не только для России и Израиля, но и для всего мира, трудно переоценить значение издания, цель и суть которого – диалог. Диалог культур, в котором принимают заинтересованное участие ведущие литераторы, историки, философы, художники России и Израиля, может стать той консолидирующей, миротворческой силой, которая объединит всех и, может быть, предотвратит погромы, межнациональные конфликты и новые разрушительные войны. Надеюсь, что альманах «ДИАЛОГ» уже стал шагом на этом пути.
В таком литературном издании пристало печататься и иудею и эллину –написала Елена Ржевская, наш заинтересованный и пристрастный читатель.

*

Держу в руках десять красивых книжек и горжусь. Снова мы с Викторией, моей сестрой, моим единомышленником, моей левой и правой рукой, автором многих идей, претворенных в нашем издательском проекте, моей стеной и опорой, моим всем, приковали себя к «галере» и, не поднимая головы, год работали над юбилейным (9-10) выпуском альманаха. И проклиная все на свете, думали о его будущем. И мечтали о том дне, когда появится «сигнальный» юбилейный, совсем еще «теплый», пахнущий клеем и краской – и что-то тоненько запоет внутри. Мелодия – типично еврейская, где радость и слезы переплелись, не отличить… Страшно выпустить его из рук, но рано или поздно он начнет свою самостоятельную жизнь. Мы будем с тревогой следить за первыми шагами, прислушиваться к отдаляющемуся эху откликов и слухов. Потом все постепенно затихнет, он станет достоянием читателей, литературоведов, обретет свою литературную судьбу.
А мы? Наконец успокоимся?
Или откроем счет второй десятки?

*

Повторяются имена: Голда, Арон, Соломон, Хаим, Ида, Фаня, Геня, Сара. Немодные, красивые и гордые имена наших прабабушек и прадедушек. Повторяются сюжеты: счастливое детство в местечке, кровавый погром, аресты, лагеря, гетто, эмиграция, алия…
Повторяются имена, повторяются сюжеты, пробуждая всякий раз боль утраты, наполняя родным дыханием чужую жизнь. И становятся своими не свои тетки, бабушки и племянники – большая семья, большая мишпаха моего народа. Многострадального и стойкого.
Повторяются сюжеты, за которыми – Судьба. Многовековая, тысячелетняя, бесконечно далекая, едва различимая за плотной пеленой времени, и такая осязаемо своя, что не дает по ночам уснуть, заставляет браться за карандаш, чтобы словами, штрихами, нотными знаками возродить из пепла и дыма и навсегда удержать. Не дать раствориться во сне и забвении.
Судьба народа – судьба ребенка, данная ему от рождения. Он не смеет это позабыть.
И не сумеет. Иначе не повторялись бы имена, сюжеты…
Иначе не было бы общей судьбы.

Москва, 2007

Назад >