Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 2 > Галерея "Диалога"

Павел ШУБИН

«МИР СОСТОИТ ИЗ НАГОТЫ И СКЛАДОК»¹

Все, что с завидным упорством и последовательностью делает московский скульптор Алексей Григорьев, можно было бы обобщенно назвать «воспоминание о классике». Причем, как это и полагается художнику, живущему в последней четверти ХХ века, он не копирует классику, а вспоминает ее на живом современном языке.

Вильям МЕЙЛАНД²

Алексей Григорьев родился в Курске, а жил и учился в маленьком подмосковном Обнинске. Здесь его мать, известная поэтесса Надежда Григорьева, создавала свои стихотворные произведения, издавала книги. Здесь дружили семьями физики и лирики, ученые и журналисты, краеведы и музейщики. Здесь Алексей Григорьев учился музыке и изобразительному искусству и сделал выбор на всю жизнь - стал художником. В Обнинской детской художественной школе он был заметной фигурой: друзья и одноклассники любили его за веселый нрав, за песни, которые он с удовольствием и вдохновенно пел, аккомпанируя себе на фортепиано. Сохранился портрет Алексея, созданный Николаем Александровичем Громадским, талантливым художником и педагогом, первым директором Обнинской ДХШ.

Алексей рос в атмосфере дружеского общения, споров об искусстве и о политике, о смысле жизни и о библейских истинах. Это, по-видимому, и сформировало его мировоззрение, сделало «вечные» вопросы близкими и насущными, на которые он и давал ответ всей жизнью и своим творчеством.

Потом семья переехала в Москву. Алексей учился в пединституте на худграфе, познавал основы мастерства и искал свой путь. Особенно его привлекала скульптура. Дорога художника проходила через неудовлетворенность собой, через открытия и ошибки, через находки и заблуждения, но всегда Алексей был страстным и неравнодушным. Большое влияние на формирование Алексея как скульптора оказала известнейший мастер скульптуры Аделаида Плогова, с которой ему посчастливилось встретиться в начале творческого пути.

Более всего ценил А. Григорьев высшее творение Божие - человека. И любил, и восхищался, и страдал: человеком, о человеке, по человеку. Думал о душе, а творил пластику тел человеческих. Парадокс! Но сказано: «нагими вы пришли в этот мир, нагими и покинете...». Художник сознательно сделал свой выбор - язык человеческого тела. На этом языке передавал он любовь и ненависть, восторг и обиду, красоту мира и его падения. Этим языком он говорил о главном, о сокровенном, об очень личном. Этим он выражал свою сущность человека и художника. И успел сказать очень многое, пусть был путь его и недолгим.

Кончиками пальцев он «видел» материал, душа же говорила об образе, в который он должен вылиться. Создавался образ стремительными или медленными движениями рук, резким или осторожным прикосновением инструмента. Алексей творил скульптурные произведения так же, как играл на фортепиано. Он был художником-скульптором и музыкантом одновременно. И подход к искусству у него был музыкальный: «Музыка стоит на втором месте после молчания, когда речь идет о том, чтобы выразить невыразимое» (О. Хаксли). К этому и стремился Алексей Григорьев во всех произведениях.

Не важен был материал. Начинал Алексей со стремления освоить классические образцы, достигнуть отточенности формы, совершенства пропорций человеческого тела. Его гипсовые этюды «Мальчик с марионеткой», «Мальчик под дождем», «Мальчик, ныряющий со скалы» просты, но не безыскусственны. В них автору, несмотря на молодость и обыденность сюжетов, удалось сказать свое, индивидуальное, и оно в чувстве вкуса, соразмерности, цельности и законченности воплощения. Перейдя к мрамору, граниту, алебастру Алексей недолго оставался последователем классицизма. Его увлекают другие задачи. Он переходит к минимализму, стремясь достичь создания полноценного образа немногими характерными линиями, контурами, рубцами, оперируя массами и объемами камня. Несмотря на скудость средств, художник достигает большой пластической достоверности. В этих фигурах прочитывается не только динамика, но и психология образа («Ты», «Женщина», и др.).

Произведения, созданные в металле, в технологии сварки, имеют иную пластику, иные приемы выразительности. «Рыцарь», «Иисус и смоковница», другие работы графичны, конструктивны, остро характерны. Аллея Алексея Григорьева у ЦДХ и Третьяковки поражает смелостью замыслов, красотой и нездешностью форм и, в то же время, яркостью чисто человеческих типов. Гротескные, эмоционально насыщенные скульптуры.

Затем пришла эпоха сочетания материалов, их соединения в единое целое. Соединения не механического, а органичного. Камень и металл. Металл и дерево. Изменились приемы, изменились фактуры, изменился и стиль произведений. «Сизиф», «Меланхолия», другие сходные композиции стали мягче и плавнее. Художник уже не кроит, но сгибает, сваривает и обжигает.

Несколько лет Алексей Григорьев прожил в Германии. Там он работал напряженно и результативно. Там встретил понимание и заинтересованность знатоков и заказчиков. Там ему удалось воплотить многие замыслы. Его скульптуры украсили парки и скверы германских городов, музеи, галереи и частные собрания. Близок по духу, по манере и стилю оказался он для немецкого зрителя. Там его понимали лучше, чем на родине. Но времена меняются, меняются обстоятельства, и приходится возвращаться. Алексей вернулся в Россию уже больным. Он не знал о причинах, но здоровье его покидало. В этот, последний период своей жизни, обратился он к древнейшему из пластических искусств - керамике.

Мягкий и податливый материал превращался в руках скульптора в многочисленные пластические этюды. Снова и снова лепил Алексей человеческое тело, снова и снова оно оживало в его руках, обретая движение, энергию и завершенность. Эти камерные композиции, часто цветные, покрытые глазурью, стали средоточием его опыта, знаний и умения. В них соединились первые и последние шаги по стезе искусства. Он снова стремился к совершенству, к ясности формы и содержания, но в отличии от начала пути шел не от классицизма, а от опыта всей творческой жизни, от всего найденного и наработанного. «Лестница Иакова», «Тайная вечеря», «Композиция с библией» - глубоки и узнаваемы, построены смело и необычно. Это вершины творчества. Не проработанность поверхности, невнимание к отделке, обобщенность пластики выделяют в композициях главное и основное-суть замыслов, нерв и настроение минуты, философскую глубину содержания.

Отдельно надо сказать о графике Алексея. Он был великолепным рисовальщиком. И чаще всего рисовал, как и лепил, человеческое тело. У него сохранились многочисленные папки с графикой: перо, тушь, карандаш, акварель. Это была его творческая лаборатория, здесь проходили обкатку, воплощение в зримые образы многие его замыслы. Здесь он не стеснялся ошибаться? позволял себе быть небрежным. Но здесь он достигал и необыкновенной точности линии, совершенства композиции. Алексей Григорьев хорошо знал античность, зачитывался серьезной литературой, вновь и вновь читал Библию, и это питало его вдохновение. «Юдифь» и «Европа», «Абеляр и Элоиза», «Сизиф» и «Несение креста», «Распятие» и «Моисей» - список шедевров можно продолжить. Неслучайно графика Алексея Григорьева занимала почетное место на многих его персональных и групповых выставках. Неслучайно она составляет неотъемлемую грань его творчества. Не случайно, а закономерно. Ибо, чем бы Алексей не занимался, он был и оставался самим собой - талантливым, работящим, истовым художником, Художником с большой буквы.

Алексей Станиславович Григорьев умер в 2002 году, не дожив до пятидесяти трех лет.

1 Иосиф Бродский. Мир состоит из наготы и складок. Стихотворение.
2 Из вступительной статьи к каталогу Алексея Григорьева. М.: Советский художник, 1989.

Назад к содержанию >