Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 2 > Театр

Марк РОЗОВСКИЙ

КАФКА. ОТЕЦ И СЫН

Пьеса в одном действии

(продолжение)

СЫН. И, наконец, твоё излюбленное постукивание пальцами по столу.
ОТЕЦ. Ты бы хотел, чтобы я был в восторге от каждой твоей детской выдумки?
СЫН. Я не мечтал об этом. Ведь у тебя были свои проблемы и заботы.
ОТЕЦ. Не думал я, что ты так реагируешь!
СЫН. Напрасно!.. Для меня в детстве все, что ты кричал мне, было прямо-таки небесной заповедью, мерилом оценки мира, прежде всего оценки себя самого, и тут ты оказался совершенно несостоятельным.
ОТЕЦ. Например?
СЫН. Пожалуйста... В детстве мы с тобой встречались, главным образом, во время еды, твои уроки были большей частью уроками хорошего поведения за столом.
ОТЕЦ. Все, что ставится на стол, должно быть съедено.
СЫН. Браво!
ОТЕЦ. О качестве еды говорить нельзя.
СЫН. Браво!
ОТЕЦ. Хороший работник ест быстро. Я ем быстро. Следовательно, я - хороший работник!
СЫН. Браво!
ОТЕЦ. Сначала прожуй, потом говори!
СЫН. Но сам ты при этом всегда говорил с полным ртом.
ОТЕЦ. Чавкать нельзя...
СЫН. А тебе можно?
ОТЕЦ. Быстрей! Быстрей! Быстрей!
СЫН. Поскольку ты из-за голода и особого пристрастия к еде все ел быстро, то и ребенок должен торопиться.
ОТЕЦ. Видишь, я давно уже все съел, а ты еще канителишься!
СЫН. Отец, пойми меня, пожалуйста, правильно, само по себе все это совершенно незначительные мелочи, и угнетали они меня лишь потому, что ты, необычайно авторитетный для меня человек, сам не придерживался заповедей, исполнения которых требовал от меня.
ОТЕЦ. Главное, чтобы хлеб был нарезан ровными ломтиками...
СЫН. А то, что ты его резал измазанным в соусе ножом - это неважно.
ОТЕЦ. Надо следить, чтобы на пол не падали кусочки пищи...
СЫН. Под тобой же, в конце концов, их было больше всего.
ОТЕЦ. За столом следует заниматься только едой!
СЫН. Ты же чистил и обрезал ногти, точил карандаши, ковырял зубочисткой в ушах.
ОТЕЦ. Чесалось! Оттого и ковырял!
СЫН. И мир разделился для меня на две части: один мир, где я, раб, жил, подчиняясь законам, которые придуманы только для меня и которые я, не зная почему, никогда не смогу полностью соблюдать, и другой мир, бесконечно далекий от меня, где жили остальные люди, счастливые и свободные от приказов и повиновения.
ОТЕЦ. Ты всегда избираешь позицию - рядом. Ты никогда не внутри. Ты вечно отдельно. Твой мир - вне всех остальных миров. И ты поплатишься за это.
СЫН. Неправда, я не рядом. А как раз внутри, именно внутри... Я все время испытывал стыд: мне было стыдно, когда я упрямился - ибо как смел я противиться тебе... или же не жить по твоим законам, потому что не обладал ни твоей силой, ни твоим аппетитом, ни твоей ловкостью, а ты требовал этого от меня как чего-то само собой разумеющегося - и это, конечно, вызывало у меня наибольший стыд.
ОТЕЦ. Ты всегда был настроен против меня!.. Вечно ты был в контрах по отношению ко мне!..
СЫН. И это не так. Просто ты был в моих глазах таким гигантом, что как-то само собой думалось: зачем тебе нужно мое сочувствие или даже помощь?
ОТЕЦ. А твое сочувствие необходимо было мне!.. И мне нужна была твоя помощь!
СЫН. Жалуешься!.. Но твои жалобы так несовместимы с твоим обликом, с твоим образом жизни. Лишь позднее я понял, что ты действительно очень страдал из-за детей... Ты страдал молча. И твои любовь и доброта силой своей преодолевали все препятствия и захватывали все мое существо. Редко это случалось, но это бывало чудесно, правда. Например, когда я летом, в жару, видел тебя после обеда усталого, вздремнувшего, с локтями на пюпитре, или когда в воскресенье ты, измотанный, приезжал к нам на дачу, или когда во время тяжелой болезни матери, сотрясаясь от рыданий, ты держался за книжный ларь, или когда ты во время моей болезни зашел ко мне в комнату, остановился на пороге, вытянул шею, чтобы увидеть меня в кровати и, не желая тревожить, только помахал мне рукой. В такие минуты я плакал от счастья, плачу и теперь...
ОТЕЦ. Ты... плачешь?
СЫН. Да.
ОТЕЦ. Мальчик мой...(Тоже плачет.)
СЫН. У тебя особенно красивая, редкая, удивительно доброжелательная улыбка, которая может осчастливить того, к кому она относится.
ОТЕЦ. Спасибо.
СЫН. Я, правда, не помню, чтобы когда-нибудь, хотя бы один раз эта улыбка явственно была обращена ко мне, но, наверное, так бывало, ибо почему бы ты стал отказывать мне в улыбке, я ведь казался тебе еще невинным и был твоей надеждой. (Обнимает отца, вытирает слезы.)
ОТЕЦ. Ты был моей великой надеждой.
СЫН. Прости же меня за то, что я ее не оправдываю.
ОТЕЦ. Если бы ты пошел по моей линии, если бы ты стал нормальным, ты бы оправдал.
СЫН. Стать коммерсантом - для тебя это быть нормально!.. Работать в магазине - это нормально!.. А все остальное - ненормально!.. Так?
ОТЕЦ. Если бы ты меня слушался! Ах, если бы ты хоть прислушивался ко мне!
СЫН. Я тебе противен потому только, что не похож на тебя.
ОТЕЦ. Это я тебе противен. (Обнимает сына.)
СЫН. Не ты...не ты вовсе, а твой магазин... наш магазин!.. Особенно в детстве, до тех пор, пока это был просто магазин, он должен был меня радовать, ведь он был таким многолюдным, светился по вечерам такими огнями, там можно было многое увидеть и услышать, помочь тебе и, главное, - восхищаться тобой, твоими великолепными коммерческими талантами, тем, как ты торговал, обращался с людьми, шутил, был неутомим, тотчас же находил решение в сложных случаях...
ОТЕЦ. Семи лет от роду я уже ходил с тележкой по деревням!.. Я работал всю жизнь!.. Мы жили в ужасных условиях!.. Мы все спали в одной комнате!.. Из-за отсутствия зимней обуви у меня годами не заживали на ногах открытые раны!
СЫН. Магазин стал венцом всей твоей жизни. Ты не можешь жить без магазина, магазин не может жить без тебя.
ОТЕЦ. Из дома я ничего не получал, даже во время военной службы, я сам посылал деньги домой... Я всю жизнь помогаю кому-то, мне же никто не помогал никогда... Я тружусь, а урожай делю, но, несмотря на это, мой отец для меня всегда был отцом. Кто это теперь поймет?.. Ты?.. Нет, ты не понимаешь, что такое - отец, что такое - всю жизнь быть благодарным.
СЫН. Я любовался тобой. О, сколько раз я любовался тобой...(Снова плачет.)
ОТЕЦ. Ты?.. Ты мною любовался?
СЫН. Да!... Как ловко ты упаковывал покупки... или открывал ящик...Ррраз!.. И локтем закрывал!.. Очень ловко у тебя это получалось!
ОТЕЦ. Что?
СЫН. Рраз - и локтем!
ОТЕЦ. Рраз - и локтем!.. А ты, значит, любовался мною!.. Рраз - и локтем!
СЫН. Но с каждым днем в магазине мне становилось все больше и больше не по себе... Многое, казавшееся мне сперва само собой разумеющимися, мучило, смущало меня, особенно твое обращение со служащими...
ОТЕЦ. Пусть он сдохнет, этот хворый пес!
СЫН. Так ты говорил об одном приказчике, у которого были больны легкие!
ОТЕЦ. Кто поставил сюда эти товары?
СЫН. И одним движением ты смахивал эти товары с прилавков, и приказчик должен был наклоняться и поднимать их, наклоняться и поднимать...
ОТЕЦ. Да, да, наклонись и подними... И запомни теперь, что сюда товары ставить не следует! Наклонись и подними! Живо!
СЫН. И он наклонялся и поднимал... Наклонялся и поднимал... Наклонялся и снова поднимал!..
ОТЕЦ. Не возражать!.. Слушать меня!.. Я здесь хозяин!.. Кто ложится спать с собаками, тот встает с блохами.
СЫН. Ты мог ругать чехов, затем немцев, затем евреев... И ты был всегда прав во всем, а они во всем неправы... И в моих глазах ты приобретал ту загадочность, которой обладают все тираны, чье право быть такими основано на их фантастических амбициях, а не на разуме... Но не в ругани дело, а в самой деспотии, как в таковой ... Превыше тебя нет никого в этом мире!
ОТЕЦ. Нет, ты никогда не любовался мною!
СЫН. Я виноват перед тобой, да, виноват, и приятные впечатления, которые я храню от каждой хорошей встречи с тобой, со временем тоже только усилили мое чувство вины и сделали мир еще более непонятным для меня.
ОТЕЦ. А я не понимаю, что в нем непонятного. Слава Богу, мне все ясно.
СЫН. И для тебя нет тайн?
ОТЕЦ. И не будет, если наш магазин, не дай Бог, обокрадут!
СЫН. Для тебя... в самом деле... нет и не было никогда никаких тайн?
ОТЕЦ. Никогда.
СЫН. Ты счастливый человек.
ОТЕЦ. А почему бы не быть счастливым тому, кто умеет жить честно, по закону?
СЫН. Ты считаешь, что закон может сделать человека счастливым?.. Ты так веришь в силу закона?
ОТЕЦ. Я не верю... Но именно потому, что я ничему и никогда не верю, меня не проведешь. Никому не верь - и тебя не обманут!
СЫН. Ты страшный человек.
ОТЕЦ. Я обыкновенный человек.
СЫН. Нет, ты страшный... ты очень страшный.
ОТЕЦ. Я обыкновенный.
СЫН. Ты обыкновенный страшный человек.
ОТЕЦ. Чем же я страшен? Тем, что уважаю закон? Тем, что не копаюсь в себе и не сужу о том, чего не знаю? Я ведаю, что творю - разве это так плохо? Я живу сообразно своим представлениям о жизни - честно живу и тружусь честно. Так почему перед чем-то или перед кем-то я должен чувствовать себя виноватым? Заладил свое: вина, вина, вина... А я не чувствую никакой вины не перед кем. Что же мне прикажешь теперь делать? Я лично чист - что же мне себя травить прикажешь? Нет, сын мой, я готов страдать за своих детей, но страдать по каким-то надуманным поводам - уволь, это уже чересчур, благодарю покорно!
СЫН. Как тебе хорошо! Сидя в своем кресле, ты управляешь миром!
ОТЕЦ. Да пусть этот мир уделается. Насрать мне на все - лишь бы в моем магазине всегда был хороший товар и покупатель с толстым кошельком!
СЫН. Брань... угрозы.. крики... все твои средства воспитания!... В магазине ругательства в моем присутствии сыпались на других людей в таком количестве, что подростком я бывал почти оглушен и относил все на свой счет тоже, так как люди, которых ты ругал, были, конечно, не хуже меня, и ты, конечно, был ими не более доволен, чем мною.
ОТЕЦ. Подумаешь, ругань...ну и что? Тот, кто вкалывает, тот не может не ругаться. А я вкалываю.
СЫН. Ругань ты подкреплял угрозами, и это уже относилось ко мне.
ОТЕЦ. Я разорву тебя, как рыбу!
СЫН. Мои представления о твоем могуществе были так велики, что я верил - ты действительно в силах сделать это!
ОТЕЦ. А что?.. Вполне! Я ррразорррву тт-тебя, как рррыбу!
СЫН. Именно с такой интонацией. Но страшно было тогда, когда ты с этим криком бегал вокруг стола и собирался кого-то схватить, но мать спасала... Однако ребенку казалось, что только благодаря твоей милости ему (мне!) снова сохранена жизнь... Какой незаслуженный подарок для меня! Подарок от тебя! Какое счастье!
ОТЕЦ. Я разорву тебя, как рыбу!.. Что ж, нормальное выражение. Бывает и хуже.
СЫН. Бывает...
ОТЕЦ. Твоя изнеженность погубит тебя. Нельзя быть таким, нельзя.
СЫН. Да, я худой, слабый, хрупкий. Ты - сильный, большой, могучий. Однажды я раздевался с тобой в кабине...в бане, помнишь?
ОТЕЦ. В бассейне. Я хотел научить тебя плавать!
СЫН. Я был просто подавлен твоим богатырским сложением...
ОТЕЦ. Смотри на меня. Делай как я. (Показывает плавательные движения.) Раз-два! Раз-два!
СЫН. Когда мы выходили из кабины, я казался себе жалким. Причем не только перед тобой, но перед всем миром... перед всеми людьми... Стоя босиком на досках, я держался за твою руку, маленький неуверенный в себе скелет...
ОТЕЦ. Не бойся воды!.. Прыгай в воду!.. Прыгай!
СЫН. И рядом ты. Самоуверенный, мощный, фыркающий...
ОТЕЦ. Ну, быстро в воду! Смелее! В воду, я сказал!
СЫН. Я был в полном отчаянии. И весь мой горький опыт во всех областях полностью соответствовал этим минутам.
ОТЕЦ. Показываю движения: раз-два! Раз-два!.. Это же так просто. Нужна только смелость! И ничего больше!.. Ну?
СЫН. Немного лучше я чувствовал себя, когда ты иной раз раздевался первым, и я оставался один в кабине, оттягивая позор своего появления перед всеми до тех пор, пока ты не возвращался за мной...
ОТЕЦ. Вон отсюда, трус! В воду!.. Прыгай, ну!... Трус! Трус! Трус!
СЫН. И я падал в воду, подталкиваемый тобой и барахтался в воде, в ужасе тарабанил руками и ногами. А ты стоял рядом и хохотал, и фыркал, фыркал и хохотал...
Пауза.

< Назад - Далее >

Назад к содержанию >