Главная > Архив выпусков > Выпуск 9-10 том 2 > Театр
Савийон ЛИБРЕХТ
Я ПО-КИТАЙСКИ С ТОБОЙ ГОВОРЮ...
Фрагмент песы
(продолжение)
М а р т а: Что теперь?
А в р а м: Скажи ей, чтобы она сюда не приходила, пока ты в больнице. Я знаю, что у нее есть ключ. Но я не могу, чтобы она была здесь.
М а р т а: Я не могу ее изгнать отсюда. Она дала мне...
А в р а м: Я знаю. Она дала тебе кусок хлеба в Освенциме. Это ты говоришь. Она же говорит, что ты взяла ее хлеб.
М а р т а: Что же ты точно хочешь сказать мне?.. Скажи так, чтобы мне было ясно и понятно.
А в р а м: Я говорю, что если она дала или ты взяла, подумав, что она мертва - а у мертвых брать можно - то уже давным-давно ты вернула все эти долги. И я тоже вернул. С процентами. Начиная с 1945 года. Она хотела нас разрушить. Своего Аврама она уже разрушила.
М а р т а: Пусть скажет спасибо, что она вообще вышла за него замуж.
А в р а м: Только Бог знает, почему ты говоришь это. Ты ведь знаешь ее лучше всех. И ее Аврама, и Биньямина ты знаешь. За что тут говорить спасибо?
М а р т а: Во всяком случае, если она хочет прийти в мой дом, то никто не скажет ей «не приходи».
А в р а м: Ты устраиваешь мне экзамен, Марта? Чтобы увидеть, сколько лет я смогу устоять против Каролы? Сколько лет не упаду?
М а р т а: Понятия не имею, о чем ты говоришь.
А в р а м: Ты отлично знаешь. Ты должна была с первого же дня сказать ей, чтобы она не приходила в наш дом. Тогда бы у нас было здесь поменьше ада.
Аврам уходит, рассердившись, в спальню. Марта смотрит ему вслед и плачет. Входит Миреле.
М а р т а (немного растеряна): Ну, он тобой похвалялся?
М и р е л е: Только труб недоставало.
Обе немного смущены.
М и р е л е: Мама... ты хочешь, я возьму отпуск в армии и побуду с тобой во время анализов?
Марта потрясена.
М а р т а: Нет, не надо. Со мной все будет хорошо... Это пустяки, только анализы...
М и р е л е: Но по ночам ты будешь одна, и если тебе что-нибудь понадобится... Я могу взять отпуск...
Марта пытается скрыть свое волнение.
М а р т а: Ты возьмешь отпуск в армии? Специально для меня?
М и р е л е: Да, если ты хочешь...
Миреле, колеблясь, протягивает свою руку, прикасается к руке Марты. Это движение непривычно и для Миреле, и для Марты. Марта готова в любую секунду расплакаться, но пытается скрыть свое волнение.
М а р т а: Я не закончила чистить картошку...
М и р е л е: Я помогу тебе...
Обе они берут миску, картофель и выходят в кухню. Мири взволнована. Раздается стук в дверь, превращающийся в мощные удары. Слышны голоса детей, играющих на улице.
Г о л о с М а р т ы: Это дети «иракцев» опять стучатся в дверь, а потом убегают.
Г о л о с Ш и м о н а: Госпожа Хефер?
Мири подходит к двери, закрытой на цепочку, отворяет ее. Шимон врывается в квартиру, чрезвычайно взволнован.
Шимон: Все в порядке, госпожа Хефер? (Краткая пауза.) С вами все хорошо?
Мири медленно закрывает дверь. Смотрит на Шимона с интересом, словно пытается вспомнить, кто он такой...
М и р и: (удивлена, что все-таки вспомнила): Ты - сын этих ирак¬цев!
Ш и м о н (потрясен): Много лет не доводилось мне слышать это словосочетание...
М и р и: Я вдруг вспомнила...
Шимон беспокойно ходит по квартире. Мири присматривается к нему с любопытством.
Ш и м о н: Я - сын «этих иракцев», верно... Вы знаете, однажды я ждал вас у входа несколько часов. Когда вы вышли из дома, я чуть в обморок не упал от волнения. Я сделал вид, что случайно проходил мимо, попросил у вас книжку почитать.
М и р и: Какую же книгу я вам дала?
Ш и м о н: Да никакой книги не дали! Спросили, не сын ли я этих «иракцев»... Я сказал: «Да». И тут он пришел, тот парень, из скаутов... А вы побежали к нему, прокричав мне издалека, что вам, мол, не разрешают давать книги «иракцам»...
Молчание.
М и р и (шепотом): Правда?
Ш и м о н: Да... И тогда я пришел к отцу и сказал ему, что хочу поменять фамилию, чтобы не была иракской. И тут он отвесил мне единственную в жизни оплеуху...
Молчание.
М и р и: Видимо, ни у кого не было здесь хорошей жизни... Они не знали, как жить после войны, и ничего нормального в нашем доме не было...
Ш и м о н: С нашего балкона ваш дом выглядел раем. Чистым. С обилием книг, а ваша тетя со своими платьями... Ваш отец с цветами...
М и р и (взволнованно, весьма заинтересованно): Вы помните моего отца?
Ш и м о н: Конечно же! Ваша семья - самое сильное воспоминание моего детства. Так я мечтал жить...
М и р и: А я только и мечтала о побеге... Никто уже и не помнит... Вы - единственный человек в мире, который помнит меня с той поры... Вы - словно кто-то из моего прежнего воплощения...
Мири пытается встать, но она все еще неустойчива. Она пытается добраться до обеденного стола. Проходя мимо Шимона, Мири едва не теряет равновесие. Шимон протягивает руку и предотвращает ее падение. Этот контакт трансформируется в объятие. Они очень близки. Она гладит его лицо. Вдруг что-то в вырезе его рубашки возбуждает любопытство Мири.
М и р и: Что это?
Ш и м о н: Паук.
Шимон расстегивает пуговицы и демонстрирует паука на своей груди.
М и р и: Вау!! Вот уж, воистину, «кинг сайз» у твоего паука!
Шимон расстегивает еще две пуговицы, сбрасывает рубашку. Мири протягивает руку, прикасается пальцем. Минута эротического напряжения.
Ш и м о н: Если бы я знал, что ты любишь пауков, я бы покрыл себя татуировкой до самых колен.
Мири, обмакнув свой палец в вино, проводит мокрым пальцем по пауку.
М и р и: Однажды в Песах я выпила и пошла к соседям. Я думала, что я - Илья-пророк. Я делаю глупости, когда выпью.
Ш и м о н: Мой паук не жалуется.
Мири обнаруживает пачку сигарет в кармане рубашки Шимона.
М и р и: Сигареты... Все у тебя «кинг сайз»... (Она гладит лицо Шимона.) Ты ─ последний человек во всем мире, кроме меня, кто помнит моего отца...
Шимон обнимает Мири. Она отвечает на его объятие. Жест, выражавший взаимную приязнь, превращается в бурные объятия. Шимон проявляет инициативу, Мири отвечает ему. Он увлекает ее в комнату Миреле, снимает с нее жакет. Они ложатся в постель. Ласкают друг друга...
Параллельно можно увидеть еще одну пару в спальне: Аврам и Карола. Она одета в красное платье, в котором была в первой картине первого действия. Карола приближается к Авраму. Он пытается оттолкунуть ее, но совершенно очевидно, что он ею очарован. Она расстегивает пуговицы своего платья, спускает его с плеч, остается в лифчике и в платье, спущенном с плеч. Ей удается снять с него рубашку.
В конце следующего диалога входит Миреле. На ней - военная форма.
А в р а м: Хватит, Карола, нам нельзя...
К а р о л а: Мне все равно... Я хочу тебя. Прикоснись ко мне, обними меня, целуй меня...
А в р а м: Прекрати, Карола.
К а р о л а: Ты убегаешь от меня, потому что ты боишься. Того, кто не притягивает тебя, не боятся так сильно. Ты дрожишь, когда ты рядом со мной. Я знаю, что ты грезишь обо мне в своих снах. Ты самого себя боишься. Ибо, если один только раз ты почувствуешь то, что должен чувствовать мужчина...
А в р а м: Не говори так. Карола, нам этого нельзя...
К а р о л а: Можно, можно. Я хочу, чтобы ты меня любил. Я хочу, чтобы ты все оставил, и мы уедем жить в другое место. Я хочу быть с тобой.
А в р а м: Я не хочу ничего оставлять. Моя жизнь - здесь.
К а р о л а: С гвоздями.
А в р а м: С гвоздями, с Мартой и с Миреле.
К а р о л а: Ты не видишь того, что видит весь свет?
А в р а м: Весь свет меня не интересует.
К а р о л а: Ты не видишь, что здесь есть женщина, сгорающая изнутри... готовая отказаться от всего, от собственной жизни...
А в р а м: Оставь ты свои фантазии, Карола. Ступай к своему сыну, к своему мужу...
К а р о л а: Я не хочу их. Я люблю только тебя...
А в р а м: Прекрати, Карола.
К а р о л а: Называй меня Ролинька, как когда-то...
А в р а м: Иди домой, Карола.
Они прекращают диалог. Целуются. Карола тянет Аврама к постели.
Миреле открывает дверь. Мири встает, оставляет Шимона, идет навстречу Миреле. Преграждает ей дорогу в спальню.
М и р и: Нам нельзя вмешиваться...
М и р е л е: Мама в больнице, а они...
М и р и: Это их дело. Они люди взрослые, а дети не всегда могут понять...
Миреле делает еще один шаг к двери, но Мири останавливает ее, буквально хватает ее за руки.
М и р и: Нет! Не делай этого! Это убьет его! Мы убьем его!
Миреле удается освободиться. Она врывается в спальню.
М и р е л е: Папа?!
Аврам и Карола застывают. Он встает, оправляется, надевает рубашку. И Карола поднимается, застегивает пуговицы своего платья, поправляет прическу.
А в р а м: Миреле... это ты?.. Вернулась рано... Мы здесь... Ничего не случилось, ничего... Завтра мама возвращается, и ничего не случилось. Все будет хорошо, вот увидишь... все будет в порядке... Ничего не случилось. Завтра мама возвращается, и ничего не случилось...
М и р е л е: Скажи ей, чтобы она ушла отсюда.
Карола неподвижна. Миреле повернулась к ней спиной.
К а р о л а: Я хочу поговорить с вами, только с вами, до того, как она вернется.
М и р е л е: Я не хочу говорить с тобой, не хочу тебя видеть никогда в своей жизни...
Миреле выходит в гостиную. Аврам идет за ней.
А в р а м: Она ничего не сделала... это не... Миреле... Это вообще не... Ты не понимаешь... Она пришла на секунду... Она уже уходит... Мама... Нельзя, чтобы мама...
Карола выходит, проходит мимо Мири точно так, как это было в первом действии. Аврам падает в кресло, держится за сердце. Миреле подбегает к нему.
М и р е л е: Папа! Папочка!!
Миреле и Мири поднимают Аврама. Он опирается на Миреле. Они направляются к двери.
М и р е л е: Возьмем такси и скорей в больницу. Держись, еще немножко. Осторожно... Ты можешь на меня опереться.
Мири провожает их до двери. Аврам всматривается в Мири, словно это - прощальный взгляд.
М и р и: Прощай, папочка!
Миреле и Аврам уходят. Входит Марта. Одета во все черное, очень печальная, занимается легким угощением на столе: стаканы, тарелки, бутылки с легкими напитками, термос с горячей водой... Точно должно прийти много народу. Открытую дверь Марта приперла стулом, чтобы та не закрывалась. Входит Миреле, на ней - черные джинсы, цветастая блузка. Она изменилась. Жесты у нее иные, словно вдруг она стала взрослой. Это - первый день семидневного траура «шива».
М а р т а: Почему так много цветов?
М и р е л е: Папа купил мне эту блузку. Он любил ее.
М а р т а: Это не принято в дни траура.
М и р е л е: Меня не интересует, что «принято».
Марта смотрит на Миреле, но не реагирует. Этим она признает, что Миреле изменилась. Появляется Карола, одетая во все черное. Миреле и Карола молча обмениваются взглядами. Карола, на секунду задержавшись на пороге, входит и садится. Все три женщины сидят в полном молчании.
М и р е л е (Марте): Она убила папу, ты ведь знаешь это.
К а р о л а: Миреле!
М и р е л е: Он застрял между вами обеими, словно зверь в капкане.
К а р о л а: Так не разговаривают с матерью...
М и р е л е (вскакивая): Вдруг ты вспомнила, что мать нужно беречь? Всю свою жизнь только и хотела, чтобы она умерла, и вдруг теперь ты вспомнила, что ее надо беречь? Но это слишком поздно. (Марте) И ты тоже убила его. Ты это знаешь. Почему ты не берегла моего отца? Как же ты не поняла, что она с нами делает? Зачем ты дала ей ключи? Вы втащили его в самую гущу ваших ненормальных, бессмысленных жизней, ваших ссор по поводу вонючего куска хлеба, вы его и погубили. Вдвоем вы измучили его сердце, именно так.
Молчание. Миреле переводит испытующий взгляд с одной на другую. С улицы доносятся голоса соседей. Жизнь продолжается... Миреле поднимается и закрывает дверь. Снова садится. Марта встает и опять открывает дверь.
М а р т а: Принято, чтобы дверь была открыта.
Миреле встает и закрывает дверь.
М и р е л е: Какая теперь разница, что «принято»?.. Уже слишком поздно даже пытаться жить нормально...
К а р о л а: Так принято в дни траура. После смерти других моих родных я не могла сидеть семь дней траура, как это принято, но уж, по крайней мере, хоть сейчас...
Марта встает, открывает дверь. Остается у двери на страже.
М и р е л е: Открывай. Ты можешь держать дверь открытой хоть до завтра - никто не придет. Кто, ты думаешь, съест эти пироги? Кого ты ждешь? Не осталось ни одного человека, с которым бы ты не поссорилась. Ты устроила нам дом, переполненный проклятьями, нервными срывами, и никто не хотел переступать наш порог, кроме Биньямина, когда он бывал голоден. Дом, в который не заходят, когда живут. Не войдут в него и когда умирают.
< Назад - Далее >
Назад к содержанию >
