Главная > Выпуск 15 > ДИАЛОГ > Павел ЛУКАШ

ПАЗЛЫ

(продолжение)

ЗДРАВСТВУЙТЕ, ГОСПОДИН АНГЕЛ!

    1.
   -Здравствуйте, господин ангел!
   -Ерунда, - какой из меня ангел?
   -Но ведь вы совершенно призрачный..., извините, прозрачный.
   -Радуйся, что вообще что-то видишь. А прозрачный-непрозрачный - дело привычки.
   -Кто же вы?
   -Я такой же... Словом, я такой же, как ты. Просто мне поручили объяснить, ввести в курс дела...  
   -Разве этим занимаются не ангелы?
   -Конечно, ангелы, но кто-то же должен за них работать...
   Мы шли по длинному коридору. С одной стороны - двери, двери, с другой - окна, окна... Все расплывчато.
   Из окон свет. Знаете - голубые стеклянные шарики? Смотришь сквозь него на солнце... Вот такой, приблизительно, свет - напоминает детство.
   -Что там, за окнами?
   -Все. Ты сейчас не напрягайся, не думай ни о чем. Увидишь, когда привыкнешь.   Висячие сады, например, или Полтавскую битву, Елисейские поля... Но не сейчас... Ты на двери смотри - вникай в обстановку.
   На дверях надписи. Вижу плохо, тем более без очков, щурюсь, чтобы прочитать: «Быт», «Работа», «Финансы», «Здоровье»... Под табличкой «Любовь» - две поменьше: «Плотская», «Духовная». Встретилась и такая: «Чтоб ты сдох».
   -А эта - что обозначает?
   -То самое.

   Вошли в кабинет сквозь незаметную такую дверцу.
   -В принципе, сюда проходят через секретарскую, но я попросил сделать и отдельный вход.
    В кабинете кресло, стол, стул для посетителей,  компьютер, телефон - все расплывчато.
    -Мы тут по-простому: быстро понимаешь, что не надо лишнего. Кстати, как тебя называть? По паспорту ты Денис, по метрике - Дионис...
   -Называйте Денисом.
   -А зря: Дионис - красивое имя, такого у нас еще не было, по крайней мере, при мне.
   -Долго объяснять...

   -Ничего, что я на «ты»? - вдруг спохватился он. - Тут все на «ты». Начальник, не начальник... И вообще - сегодня начальник, а завтра - бац! - на склад перевели. Главный-то наш - конечно, ангел - там у них другие дела, но я его и сам редко вижу, то есть слышу, или, правильней сказать, ощущаю.
   -Но почему именно я? Жил себе на пенсии, с Жориком гулял. Вдруг этот микроавтобус...
   -Дорогу надо правильно переходить. Шучу, конечно, но в каждой шутке - сам знаешь... Говорили там одной – теперь уже нашей сотруднице: «Не переходи на красный свет. Сколько еще они будут тебя пропускать? Пять? Ну, постараешься - десять лет». Двадцать восемь стукнуло - в тот же день задавили. Вот, что значит самомнение. Так и не научилась на зеленый...
   -Так ведь Жорику не до шуток, ему на ту сторону надо. Его-то за что? Совсем еще молодой...
   -Не за что, а потому что... Не психуй - все наладится. И на вопросы я отвечу - не на все, но сразу, и так далее - по мере поступления. А почему ты? Не знаю. Знаю, что у нас проблема с кадрами. САМ-то вездесущ, но говорит только с царями. Мы уже совсем зашились, а у тебя тридцать лет стажа, и все по делу. На письма отвечал? В ситуациях разбирался? Судьбы людские решал на своем скромном уровне? Здесь тебе легче будет - перепроверят, утвердят. Ты - инстанция первичная, но точку зрения выражай обдуманно. Справишься - хорошо. Нет - переведут на склад.

   2.
   -А что на складе?
   -По слухам, условия хуже. Впрочем, не думай об этом. Наше дело – разобраться, подготовить и подать. Ведь кому-то положено, а кому-то – нет. Или положено, но что-то другое. Просьбы без ответа оставлять нельзя - люди надеются. Хотя, между нами, разве это просьбы? Это даже не молитвы. Чаще всего - требования или прямой шантаж. Например: «Дай, а то удавлюсь». Это еще пристойный пример. Бывает и так: «Не дашь - всех удавлю». Взяток, сам понимаешь, не берем - полное обеспечение. Протекционизм - случается: смотришь, просьба от родственника  или дружка - трудно удержаться, тем более - как бы весточка, тут лучше всего передать коллеге на рассмотрение. Или наоборот: есть ходатайство, а клиент тебе знаком: с получки занял и не вернул, или бабу отбил, или еще что-то... Какова реакция?  Точно: «Попался, сволочь». Ан нет. Это ты попался. Засекут - и на склад. Вот и думай, рассуждай... Видишь, как я откровенен? А ведь двадцать лет в адвокатуре прослужил. Правильно, ты меня насквозь видишь, хоть и не видишь ничего. Такая уж субстанция, то есть - никакой. Это поначалу. Пообвыкнешь - взгляд замылится. Я сейчас бодрячок лет сорока, костюм-тройка бежевый финский. Это мне по статусу подходит - среднее начальство. Тебе бы - возраст тридцатилетний, костюм синий неброский. Хотя, как знаешь - четких правил нет. Разве что малолеткой на работу не приходи - с этим я борюсь. Дай нашим дамам волю - разведут здесь детский сад. Женщина приличная, до девяноста двух доскрипела, вдруг является пятнадцатилетней, в дореволюционной еще школьной форме. «В шестнадцать, - говорит, - я уже растолстела, не хочу». Хочу - не хочу...  Не солидно! Секретарь отдела, девять языков знает...  Другой-то и не скажешь ничего: в девятнадцать уже выглядела, как прости-господи, а в двадцать и вовсе того..., от известной болезни. Старший советник по вопросам любви. Этой разрешаю, ничего не поделаешь, да и то - не моложе шестнадцати. Понял для начала? Кадры нужны. Раньше что там было? Адам да Ева. А теперь? САМ-то на всех языках разговаривает. А мы, простые смертные, то есть посмертные, действуем в силу знаний, опыта и таланта. Приходит новый сотрудник - спец экстра-класса, а говорит лишь на родном и с ошибками, и словарем пользоваться не обучен. А что клиент? Русские иностранных языков не знают, англичане - знать не хотят, израильтяне, например, матерятся по-английски и по-русски, но не ведают что говорят. Иногда клиент просит, а что - объяснить не может: «Господи, сделай так, чтобы то и это, но без этого и при этом точно так, как я попросил. Заранее благодарен, подполовник водолазных войск в отправке, кавалер значков и медалей (перечисление), гениальный детектор местного мероприятия, почтенный производитель культурного общества, господин-товарищ-брат Мейд Ионович Холливуд». Что такому нужно? Специалистка по любви разобралась. Благо, что она еще и лингвист - три курса пединститута. Чаю хочешь? Ах, забыл. Для тебя еще и чай - не чай. Но ничего, пообвыкнешь - и чай будет чаем, и водка - водкой - в какой-то мере..., и креветка креветкой, и женщина женщиной окажется, или покажется, что, собственно, почти что все равно. А сейчас, пойдем знакомиться с коллективом. Готов?
   -Готов, - отвечаю.

   Мне-то, в самом деле, все равно - у меня, наверное, шок. Глаза закрываю: вижу рыло гнусное тупое микроавтобуса, визг тормозов и визг собачий - пса до ужаса жалко... Бедный Жорик. А открываю глаза, вижу контур - знакомый уже - моего собеседника. Хотя - нет, заполняется контур: в полукресле сидит бодрячок лет сорока в костюме-тройке бежевом финском».

  Так  в моем пересказе  начиналась новая загробная жизнь Дениса Карповича, звавшегося когда-то Дионисом. Имя он сменил, поступив на службу в контору, поскольку Дионис  в древнегреческой мифологии – бог вина и веселья, иначе, Бахус – звучит несолидно для ответственного сотрудника.
    «Все мы пьем, – утверждал Лазаревич, – но кричать об этом на каждом углу неуместно. Я об имени своем раньше плохо не думал – не сопоставлял. Умные люди подсказали – в отделе кадров. Папа-мама пошутили по молодости, а мне с этим жить.
    -Кто они, ваши родители? – Спросили там. – Почему не назвали сына, например, Карлом? Карл Карпович – нормально звучит.
    -Пролетарии, – отвечал я тогда. – Отец – всю трудовую жизнь на винно-коньячном заводе. Мать – рядовая сотрудница археологического музея. Так и в анкете заполнено».

    «Да, я слукавил, – признался Денис Карпович. – Не мог же я рассказать, что имел мой дед свои виноградники. Но и слукавил-то я не сполна. Умный старик все отдал колхозу и стал его председателем. Мой отец получил высшее образование. Он, в самом деле, проработал всю жизнь на винно-коньячном заводе, который заложил еще мой прадед. А мама служила в музее – наук кандидат. Отец дослужился до замдиректора, а в директора его не пустили – ведали. И в конторе нашей все, разумеется, ведали, но я им годился. Знали, что служить буду верно, раз ухвачен за эти самые…»  
         
   3.
   -Знаю, что тебя заинтересовала эта комната, хотя правильней было бы начать с секретарской. Фраза «Чтоб ты сдох» удобна, но в нашем случае не точна. Это не просьба, а, скорее, проклятие. Проклятиями занимается другой отдел. Мы по службе с ними почти не пересекаемся, делимся, разве что, информацией, но не всей. В личной жизни - пожалуйста, общайся, заводи друзей в свободное безвременье, но на работе - каждому свое. В наших же случаях, фигурирует: «Чтоб он сдох», или: «Чтоб они сдохли», или: «Чтоб все сдохли» - эти выражения все же можно трактовать как просьбы или пожелания. Правомерность обращений такого рода проверяем с особой тщательностью, но всегда рекомендуем отказать. Есть тут маленький нюанс - то есть распоряжение свыше - велено отказывать, но не велено не рассматривать. Собранный материал передаем наверх. Что с ним дальше происходит, не ведаем. Но! Был довольно интересный случай в моей практике: оформлял я пожелание одного бедолаги по поводу переезда трамваем некоего министра. Материал мне предоставили серьезный, я - на месте нашего клиента - лично удавил бы данного протеже, не будь министр настоящим громилой, и была бы возможность к нему подступиться. Но мои эмоции не в счет, кроме того - тот самый нюанс-распоряжение... Рекомендую: «Отказать». А теперь, не прошло и полгода, тот самый министр сидит в этой самой комнате в должности инструктора - большой дока оказался в вопросах «чтоб ты сдох». Правда, трамваем его не переехало - не гуляют министры в районе трамвайных путей - анчоусом подавился, даже недолго мучился. Кстати, анчоусы уважает по-прежнему - жрет и теперь уж не давится. А возраст свой, не меняет. У них у министров, чем старше, тем уважаемей - получаса не желает сбросить с последней своей минуты - выглядит, как баклажан.

   С последними словами мой новоявленный шеф (так он себя и предложил величать: «Называй меня просто - Шеф»), открыл, наконец-то дверь вышеозначенной комнаты.
   -Привет, бойцы!
   «Почему, бойцы?» - подумал я, глядя на двух молодых женщин и неопределенных лет великана с синим отекшим лицом и выпученными глазами.
   Шеф, как бы услышав мои мысли, или, в самом деле, их услышав, объяснил:
   -Мы тут не господа и не граждане, а «товарищ» - хорошее слово, но не всем нравится;  к тому же, кое-кто трактует его, как «товарищ по несчастью». А при чем здесь несчастье? Где мы - где несчастье? Одно безусловно, мы бойцы невидимого фронта. Так я понимаю - я ведь в военной адвокатуре служил, и не только там.
   «Вот те на, - подумалось, - мне же номинально скоро семьдесят, а тут две дамы молодые с интересом вылупились, и сам я к бою готов, как боец черт его знает какого фронта».
   Я - тридцатилетний с виду (сколько лет не прошло?), в рекомендованном синем костюме, с интересом рассматривал женщин.
  -Это Бетти - наш эксперт, - танцевала в Монте-Карло в свое время, а потом стала гадалкой и скончалась в среднем возрасте от пулевого ранения в сердце - предсказала что-то не тому и не то. А вот Жанет - теоретик-техник, ранее владела небольшим крематорием в Париже, коренная, между прочим, парижанка - золотой характер.
  -А я, Сергеич, - заявил баклажан, - демократия, мать ее так...
 
   4.   
   В коридоре ничего не изменилось, только свет из окон сочился дневной - нормальный. Смотрю, за окном перекресток, на тротуаре толпа собралась, скорая, полиция. Микроавтобус тот самый стоит - бампер весь покорежен, а себя не вижу, и Жорика нигде нет. Быстро нас прибрали.
   -Где же я, - спрашиваю, - где Жорик?
   -Ты себя видеть не можешь, не положено, - говорит шеф, - незачем душу травмировать. Что за чушь у тебя в голове? Время и пространство - все твое, смотри - не хочу, а про этот незначительный эпизод забудь, скоро сам обхохочешься, вспоминая о своей неуклюжести.
   
   Мы вошли в секретарскую.
   -Это Зинаида, - начал шеф, не глядя, руку протянув в сторону девочки-подростка, - секретарь отдела, в Смольном обучалась, я тебе про нее рассказывал.
   Девочка неспешно нацепила  пенсне, от чего ее лицо стало еще интеллигентнее, и достала длинную папиросу из серебристой шкатулки.
   -Зина, - прошептал устало шеф, - что за детский сад на работе. Я же просил...
   Девочка поправила пенсне на носу и прикурила от стоявшего на столе канделябра.
   -Да пошел ты, - сказала она неожиданным басом, - педофил хренов.
   Кто-то приоткрыл дверь. Девушка лет двадцати заглянула в секретарскую. Наше присутствие было для нее нежданным, но преодолев нерешительность, она вошла.
   -Что тебе нужно? - неласково спросил Шеф.
   Темноволосая и сероглазая, в темно-коричневом - под цвет волос - коротком облегающем платье, выглядела она потрясающе.
   -Я к Зине.
   Она смотрела только на меня.
   Тривиальное «Вам не кажется, что мы уже где-то встречались?», готово было сорваться с моего языка.
   -Нечего шататься без дела, - сказал Шеф. - Сколько раз повторять?
   -Но я по делу, - запротестовала девушка, - за разнарядками...
   «Где же мы встречались, - думал я, - и когда?»
   -Возвращайся к себе, - сказал Шеф, - Зинаида сама принесет.
   Девушка вышла - исчезло видение.
   -Кое-кто здесь докомандуется, - пообещала Зина.
   -Ладно, - Шеф сказал не злобно, а примирительно, - дома разберемся».

    Как я познакомился с Лазаревичем?
    Мы с женой всегда отдыхали вместе. Кроме одного раза.
    Покинув город моего рождения, юности моей и детства, и многих взрослых трудных лет достаточно давно, я ностальгировал в очень разумных пределах. Когда наступал отпуск, я стремился больше в места знаменитые, знакомые по книгам и телевизионным передачам. Но вот минуло десять лет, и мне захотелось на родину. Хотя, даже не захотелось – возникла неотвязная мысль, что если я не поеду сейчас, то не поеду уже никогда. Понятие «никогда» меня пугает. Я почувствовал тревогу – словно что-то упустил, оставил там, не забрал с собой. Явных причин ехать не было. Родня осталась там самая дальняя и неродная, а друзей, как я предполагал, не осталось вовсе. Но я решился. И вот тогда моя супруга встала в дверях, широко расставив руки – не пущу! Что она возомнила? Какие прошлые подозрения проснулись в ней? Но я прорвал заграждение. И уехал на четыре дня. Ходил по городу, кого-то не застал, кого-то не встретил. Вернулся недовольный – побыть бы там недельки две, разобраться бы, что к чему. Жена играла роль оскорбленной жены, а я – несправедливо обиженного ее подозрениями. Самое досадное, что упрекнуть меня было не в чем.
   В том же году, как бы компенсации ради, я повез жену на побережье.
   Уже на побережье, мы познакомились с Верунчиком, которая оказалась нашей землячкой. Это - плюс какие-то общие знакомые – и сблизило ее с мой супругой. В несезон народу на курорте мало. Женщины повадились бродить вечерами по бутиковым окрестностям, а я получил старика Лазаревича и относительную свободу – не погулять, так выпить.
   -Мне, потомственному виноделу, на коньяк не хватает, - жаловался прижимистый дед. – Но водка должна быть холодная.
   Я соглашался с ним по поводу водки, тем более что на коньяк и мне не хватало.
   Он рассказывал, а я представлял себе, как будет выглядеть эта история в художественной моей обработке.
     
    
   5.
    Чаю хочется - выздоравливаю.

   -Зря она так, - говорит Шеф. - Ведь мое мнение учитывается. То есть, не то что бы кто-то спрашивал, но я-то знаю - чувствую. Зинка - грамотный специалист, хотя незаменимых нет. Всех меняют рано или поздно. Зато, какой стиль! Какой класс! Не было в мои годы таких баб. Я, по долгу службы, всяких повидал: и авантюристок, и проституток, и ответственных работников...
   
   -Почему, - спрашиваю, - так много женщин в отделе?
   -Существует мнение, что душевнее они, жалостливее, а главное, и в мужских проблемах разумеют, и в женских. Женщина – кто? Загадка! Но нас с тобой насквозь видит, в самом что ни на есть переносном смысле. А что там видеть? Их спроси - все мы одинаковы. Вот и получилось абсолютное большинство - в козла забить не с кем. Мы иногда собираемся, играем в женский преферанс. Впрочем, здесь и мужиков достаточно, но каких-то недоделанных. Знаешь, что такое - чужак? Тот который не такой, как все и со всеми не пьет. А что такое - оригинал? Тоже не такой, как все, но пьет со всеми. Тут своих - раз, два, три - и обчелся. Я, как тебя увидел, сразу понял: наш парень - столько лет в системе - не подведет. Живой... то есть, пардон, настоящий человек - ничего ему не чуждо, о таком не только повесть, роман-трилогию можно писать...

   Я украдкой взглянул на шефа: глазки бегают, и насквозь его уже не видно. Что он скрывает? Для чего меня взяли? Не под него ли копают? Жил я тихо - без конфронтаций. Всякое бывало, конечно, так не больше, чем у других. Правда - тридцать лет в системе что-то значат. Но ведь, имя нам, как говорится, миллион...

   -Ну, а чье оно - такое мнение, по поводу женщин? - спрашиваю, чтобы тему сменить.
   -Не - чье, а - свыше. Мы - Европа, - он сам сменил тему, - но и Азию частично обслуживаем - там, где более не менее наша ментальность. Раньше было два отдела: Западный и Восточный. Первым Поль руководил - бывший пресс-секретарь какой-то европейской компартии. Когда объединять стали, мы оба передрейфили. Все гадали – кого уберут? Слух прошел, что уберут обоих, а назначат одного берлинца, он, когда Берлинскую Стену ломали, головой ее протаранил. Мы волнуемся, думаем-гадаем..., а берлинец наш в реанимации. Как я молился за его здоровье - ты не представляешь. Выжил этот молоток отбойный. Мне отдел поручили, а Поль - теперь у нас зам по политике. Все политические пожелания через него проходят - я не лезу. Разве, что он сам обращается иногда за советом, но больше чтобы субординацию соблюсти - ведь партийный был человек - дисциплину знает. С религиозными ортодоксами мы тоже не работаем - там свой отдел и свой базар. Есть отделы разные и подотделы всякие... Иногда случаются накладки: все кричат: «Не мое! Территориально не подходит...», но решающую все же роль играет ментальность клиента.
   «Да, - подумалось, - не в бровь, а в самую точку. Только зря он тревожится, я Берлинской стены лбом не прошибал. Но, с другой стороны, должность занимал повыше, чем начальник отдела. Хотя у них тут министр - обыкновенным инструктором, а проститутка - старший советник по вопросам любви. Какая-то другая номенклатура...»   

  А вот и дверь с табличкой «ЛЮБОВЬ»
  -Здесь, наоборот, в основном мужчины, - сообщил шеф. - Правда, всеми руководит та самая, что в двадцать уже того - старший советник по вопросам любви. Это большая группа, не меньше чем подотдел финансов. Мужички тут с виду задрипанные, но именно такие, как ни странно, лучше всех разбираются в любовных катаклизмах. Кстати, просьбы типа: «Чтоб стоял...» передают отсюда в «Здоровье», а другие многие пожелания перенаправляются в «Чтоб ты сдох». А сейчас, покажу твое рабочее место. Время нас не поджимает, но и шататься без дела нельзя. Неизвестно, как на это смотрят сверху.  Кто на это смотрит сверху, тоже неизвестно, но береженого Сам бережет. С остальными познакомишься после работы. У меня сегодня сабантуйчик намечается - приходи.

   6.
   Комната - небольшой зал, полтора десятка рабочих столов - все заняты. Стою, озираюсь.
   -Твое место - в кабинете, - говорит Шеф, - так что туда и пройдем, а с коллективом потом разберешься.
   Точно - кабинет, а точнее - стеклянная перегородка с дверью, отделившая часть от общего помещения: наблюдай и властвуй. Значит, я начальник какой никакой. Может быть нужно постарше выглядеть и костюмчик сменить на коричневый? Пять мужчин, десять женщин - абсолютное большинство. Все молодые, спортивные. Бумаг на столах мало. На стене карта мира.
   -Это наши инспекторы и, так сказать, инспектрисы. Работают, в основном, на выезде. Я их специально собрал, чтобы с тобой познакомились. Только секретарша твоя где-то ходит. Но ты ее уже видел – это она приходила к Зинаиде. Текучка у тебя тут, надо сказать, страшная. Ребята на природе крутятся, нет-нет, да залетают, хотя подбираем самых морально устойчивых. То есть, люди гибнут за металл, любовь правит миром, но кадры решают все.
   -Как же наш сотрудник может залететь там? - спрашиваю, глядя на карту мира. - Неужели есть возможность каким-то образом...?
   -А, - говорит Шеф, - заныло сердечко... Ну, продолжай, продолжай... Ты хотел что-то спросить? Лучше не спрашивай. В этом я  не советчик - это прямая дорога на склад. И, по правде, сам не знаю, какие на объектах возможности, ведь, с низов не начинал - сразу на должность. И в командировки - к счастью, или к несчастью - не езжу. То есть, не мне тебя учить. Будет чему, сам научишься, ты-то выездной. Может быть, тебя для того и взяли, чтобы ты научился. Может быть, кого-то еще интересуют эти самые возможности, которых на самом-то деле и быть не может. Кстати, твой предшественник подвизается теперь где-то на складе. А где еще ему быть? Правда, тихо спровадили - раз и нету. Мы, как правило, проводы торжественные устраиваем, а этот по-английски - даже не попрощался. И он не один такой, были еще прецеденты и все здесь, в инспекции. Так  что, уважаемый старший инспектор, действуй.
   И Шеф ушел. А я со всеми познакомился: хорошие ребята – скромные.
Вскоре раздался звонок
   -Это недень рабочий кончился, - объяснили мне».

   «После армии, - рассказывал Денис Карпович, - я остался в областном центре, где проходил службу, устроился на работу, поступил в институт на заочное отделение и начал интенсивно заниматься общественной деятельностью. Она-то и дала ощутимые результаты - меня заметили.
   В тридцатилетнем возрасте я чуть было не женился на дочке своего непосредственного начальника, но за две недели до свадьбы мне пришлось выехать в один захудалый район, за много километров от областного центра.
   Было начало осени - солнце жарило вовсю, но вдруг ударили морозы.
   Там - в районе - я подхватил двустороннее воспаление легких, да еще и какой-то вирус в придачу, не говоря уже о тяжелом сотрясении мозга.
   Поздно вечером - из гостиницы дозвониться невозможно - пришлось мне отправиться на переговорный пункт, чтобы поговорить с невестой, но угодил я в районную больницу.
   Вид мой, в легком плаще вместо полагающегося по погоде тулупа, был явно иногородний, что и заинтересовало местное хулиганье. Меня оглушили, обобрали и оставили валяться в подворотне, куда через час подъехала скорая помощь, вызванная вернувшимся со второй смены жильцом.
   Срок свадьбы давно истек, но в больнице моя невеста так и не появилась. Когда я мало-мальски очухался, то первым делом позвонил ей. Никто не ответил. Дело было в выходные, и я дозвонился домой к приятелю - сослуживцу.
   -У нас большие перемены, - сказал он, - тестя твоего будущего перевели всерьез и далеко. А ты молись на свою пневмонию и не высовывайся как можно дольше.
   В больнице я познакомился с девушкой. Она попала туда, попытавшись отравиться из-за несчастной любви - выпила бутылку какого-то очистителя для унитаза и пошла к любимому умирать.
   Ее выписали, но она пришла меня навестить, потом еще раз... Я думал о ней, ждал...
   Девушка сказала, что смирилась с неудачной любовью, и, во многом, благодаря нашему общению.
   Она снимала комнату у старушки, в старом деревянном доме, и когда я выздоровел, то пришел к ней, и только через неделю вернулся в свой город»
   


 

<< Назад Далее >>