Главная > Выпуск 15 > ДИАЛОГ > Павел ЛУКАШ

ПАЗЛЫ

(продолжение)

  
   7.     
   Шефу нравятся его апартаменты: пятикомнатная квартира - чешский проект.
   -Две лоджии, раздельный санузел: такая, в свое время, была у моего начальника - генерал-майора - мы его называли Шефом, так уж ему хотелось. Я сейчас могу хоть дворец заиметь, каждый может - но зачем? Заходил я тогда к нему изредка - думал: «Настанет мое время». Вот и настало - вневременье... Для приемов хатка мала, но я кучность люблю. Чтобы все друг о друга терлись, чтоб, как дружная большая семья...
    Шеф, кажется, возбужден. В гостиной собрались человек двадцать, остальные, судя по гомону, разбрелись по квартире. В кухню, где а-ля-фуршет, тоже набилось немало нынешних моих сотрудников. Я урвал стакан водки, закусил лимоном со шпротиной. Впервые, после известных событий, как будто расслабился.

   Странное дело с пищей местной и питьем: пьешь и ешь, вкус ощущаешь и запах, но как-то так, будто у тебя ангина: притуплено, пресно, нет ожидаемого эффекта, так сказать, удовлетворенности: сытости-опьянения. Разве что, в какой-то момент понимаешь - надоело, хватит...

   Дым сигаретный, музыка, каламбуры... Барышни, кавалеры, танцы, неприкрытый флирт. Парочки пропадают на время, появляются снова, исчезают, распадаются-сходятся... А у Шефа, замечаю, неприятности: он пытался объясниться с малолетнею Зинаидой, но та захохотала истерично, сказала что-то гадкое и, прихватив за талию стоявшую рядом девушку, принялась вальсировать с нею под совершенно неподходящую музыку. И при видимом веселье, вдруг возникло ощущение, что многим здесь то ли не весело, то ли обрыдло все. Даже тот, кто смеется  - смеется скучно, и партнеры жмутся друг к другу бесстрастно. А Шеф на Зину вовсе не обижен - смотрит по сторонам: все ли в порядке - но тоже без особого интереса, и по-детски кипучая Зина играет явно постылую роль.
   Я обратил внимание на ее партнершу - та самая темноволосая, сероглазая – моя секретарша. Танец кончился. Девушка, ощутив мой взгляд, подошла без стеснения.
   -Потанцуем, босс?
   -Меня зовут Денис Карпович.
   -Знаю, - сказала она, - хотя мы и не знакомились. - Интересное у вас имя.
   -При рождении мне дали имя Дионис, - начал я объяснять, непонятно для чего. - Папа был технологом-виноделом, а мама увлекалась древнегреческой мифологией. Потом отец спился, бросил службу, каждый вечер напивался до уматиков, а по утрам с похмелья изучал философские труды.  Родители развелись, мать снова вышла замуж - родила отчиму двойню. В шестнадцать лет я получил паспорт и сменил имя, а в восемнадцать ушел из дому, и вина совсем не пью, только водку. Сам не знаю, зачем все это рассказываю?
   Сам не знаю, почему я соврал про уход из семьи, про несуществующих сводных братьев или сестер… Может, мне захотелось тогда ее разжалобить? Хотя и круто пил папаша, но терпела мать – не дошло до развода.
   -Наверно, вы давно не общались с женщинами? – спросила она.
   -С молодыми и красивыми - давно... Извините, но я не знаю вашего имени...
   -Ариадна, - она захихикала. - Это вам за то, что не знаете... А вообще-то мы здесь все на «ты», так что давайте выпьем на брудершафт, и я скажу, как меня зовут.
   Мы выпили на брудершафт. Я поцеловал в губы молодую, красивую женщину - это было вполне приятно, но ожидаемого ощущения не принесло.
   Мы танцевали медленно, музыка, в данном случае, была подходящей.
   -Меня зовут Алиса, я появилась из сказки, - шептала она. - Со мною случаются чудеса. Просто чудо, что ты обратил на меня внимание среди такого количества девочек. Я собираюсь этим воспользоваться, пока не поздно. Скоро ты не захочешь на меня смотреть и станешь таким же, как все в этой гнусной инспекционной группе.
   -Но почему же, Алиса, я не стану на тебя смотреть?
   -Ты же выездной, начнешь в командировки ездить. А я секретарша, сижу в конторе, кофе подаю, бумаги раскладываю... Мальчики наши меня не замечают, и девочки не рассказывают ничего, им со мной неинтересно. Все шушукаются между собой, да и то – не часто. Боятся чего-то. В конторе почти всегда пусто - люди на объектах. Прежний старший инспектор поначалу мало ездил - было с кем словом перемолвиться, а потом зачастил. «Не могу подписывать, если лично не увижу и не перепроверю» - централист чертов. Видишь, в углу двое наших, почти не пьют, не едят... Остальные – вовсе не пришли. Посмотри, как одеты – знают, что теперь в моде. Я у них фасоны сдираю – самые последние. Хоть какое-то преимущество...
   Где же я ее видел?
 
   8.    
   -Самое неприятное, конечно, это неизвестность, - говорила Алиса. - Например: зачем так много кладовщиков? Я со страху на все была готова, хоть и не люблю таких откровенных... Он же откровенно скользкий тип. Ему малолетки по вкусу, а я до семнадцати совсем еще девочкой была. Ты бы тогда на меня не посмотрел - ничего еще не оформилось... Это я потом, как в сказке про гадкого утенка, вдруг оперилась, а раньше на пляж в одних трусиках могла ходить - мне больше двенадцати лет никто не давал.
   -Ты мне очень нравишься, Алиса.
   -А вот Шефу нравится другое, только мне это было противно... Вскоре Зина у него завелась со своими комплексами... Она со мною дружит в обмен на сочувствие. Мне уже бояться надоело - все равно куда, лишь бы - отсюда. Хорошо, что тебя прислали...
   -Я тебя люблю, Алиса. Знаешь, сколько лет я никому ничего подобного не говорил?
   -Это пока командировки не начались...

   -И на кой она тебе сдалась? - спросил Шеф. - Болтается без дела:  ни пришей - ни в армию. Пошлешь за чем-нибудь - вернется через час, печатает плохо, кофе варит отвратительно. Может быть, какой-то личный интерес? Говори, не стесняйся, тут все романы служебные, других не бывает.
   Я на подобные темы, вообще, предпочитаю не разговаривать, а с начальством - тем более...    
   -Дело в том, - говорю, -  что она давно в группе и всех знает. Связующее, так сказать, звено. Ребята у меня скрытные, некомпанейские - только и слышу: «Да. Хорошо. Проверю. Перепроверю. Будет сделано». А с ней они хоть как-то разговаривают. Если Алису убрать, трудно будет войти в доверие.
   - Она ведь раньше была вместо Зинаиды, - сообщает Шеф, - я лично докладную  написал о несоответствии, думал, переведут на склад, а перевели в твою группу. Может быть и ты напишешь докладную?
 Он-то понимает, что я в курсе интриги, но виду оба мы не подаем, соблюдаем правила.
   -Не люблю кофе, - говорю, - а чай - он везде чай. А на счет личного - то я еще не осмотрелся. Наверняка и личное появится, но не с Алисой, мне больше блондинки нравятся.
   -Как знаешь, - не отстает Шеф, - я не настаиваю, но и ты за мной потом не бегай, не выпрашивай другую секретаршу. Я эту змею хорошо изучил, они ведь подруги с Зинкою. Без нее у нас все было бы тип-топ. Так что откровенность за откровенность...
   -Да зачем она мне? А даже, если что, так не жениться же? Я ведь на достигнутом останавливаться не собираюсь. Выбор большой.
   -Ладно, - успокоился он, - только сообщи, если что-то про Зину услышишь, а то нехорошее какое-то предчувствие. Ты же мой человек?
   -А чей же еще?»


   «На службе, - рассказывал Денис Карпович о жизни своей при жизни, - в самом деле, произошли изменения. Нового начальника еще не назначили, и я, как говорится, стал временно исполняющим обязанности, так как единственный из всех не переведенных далеко и навсегда был в курсе этих обязанностей. Положение непростое, но довольно скоро меня утвердили в должности.
   Я помнил девушку из маленького городка, но времени поехать к ней не было, кроме того, меня смущал ее метод находить выход из малоприятных ситуаций, хотя там – в больнице, когда она рассказывала о своих несчастьях, все выглядело логично. Разыскать свою бывшую невесту я бы смог, но желания такого не возникало и совершенно справедливо, судя по тому, что она так и не появилась в обозримом пространстве. Все мои отношения с другими женщинами были случайны и не очень романтичны.
    Года через полтора я снова оказался в том самом районе и, несмотря на весьма напряженный график, выбрал время, чтобы навестить свою знакомую. Но и самого дома не оказалось на месте – там шло строительство нового микрорайона. Старушка-хозяйка, как я выяснил, умерла, а фамилию девушки и места ее работы я не знал. Тогда же до меня дошло, что и она обо мне ничего не знает.
   В дальнейшем личная жизнь моя не сложилась, в какой-то мере это повлияло и на карьеру - холостым-неженатым доверяют меньше - но все же к моменту выхода на пенсию я занимал солидную должность»

    Я так бы продолжил рассказ Лазаревича:   
    «И вот, обеспеченный одинокий пенсионер, с больным сердцем из-за специфики занимаемых в свое время ответственных должностей, с проблемами в легких из-за перенесенной в молодости двусторонней пневмонии и с прочими стандартными возрастными болячками, получает указание от врача гулять почаще и дышать, по возможности, чистым парковым воздухом. Для чего, а может быть еще и от одиночества, он приобретает полупородистого щенка - кобелька красивого, умного, доброго, любопытного и непоседливого.   
   Но, чтобы попасть в парк нужно перейти дорогу на перекрестке загруженном, а по утрам - так вовсе перегруженном, и подземный переход, запланированный в этом месте много лет тому назад, до сих пор не построен.  
   А Жориком  пес назван был потому, что его родителей звали Жулька и Рекс»



  9.   
   Командировки, выезды - все условность: получил задание, глаза зажмурил, сказал про себя: «Поехали», и ты уже в нужном месте. А если не зажмуриваться и не говорить «Поехали», то все равно окажешься в нужном месте и в нужное время. Но это можем только мы - выездные. Если ты не инспектор, то будь хоть начальником, хоть его секретаршей - ничего у тебя не выйдет.

   Ждал я подходящего случая, так как боялся выходить в первый раз в незнакомое место. Кроме того, все отчеты выглядели приемлемо - повода не было артачиться и не подписывать. А тут, вроде бы мелочь: собачка какая-то с переломом то ли лапы, то ли хвоста - не выздоравливает никак. Ребенок плачет, ночей не спит. Родители маются, просят: «Хоть бы оклемалась уже, а если нет - то хоть бы уже околела». Я инспектора вызываю:
   -Чего же они хотят?
   -Ну, ребенок, понятно, хочет, чтобы выздоровела, а родителям все равно, лишь бы дитя не плакало
   -А ребенок - мальчик, или девочка?
   -Какая разница, - говорит инспектор, - мы детей не обслуживаем.
   -Мы, - говорю, - детей действительно не обслуживаем, но и просьба не от ребенка. Кроме того, из отчета не ясно: собачка эта кобелек или сучка?
    -Как же разглядишь, если хвост поломан? Тем более, лапа в бинтах...
    -Так хвост поломан, или лапа?
    -А какая разница? Это же не собака помощи просит.
    -Кажется, - говорю, - в этом деле много неясного.
    -А мне кажется, что оно яйца выеденного не стоит, - спорит инспектор. -  К ветеринару никто не обращался, то есть, явной заинтересованности нет. Кроме того, не наше это собачье дело - жить собаке или помирать. Отчет готов, пусть наверху решают.
    -А куда передавать, - спрашиваю, - в «Чтоб ты сдох» или в «Здоровье»?
    -Что-то я не пойму, босс, - говорит инспектор, - не доверяешь, сам проверяй, а хочешь, я могу еще раз смотаться.
    -Я же просил называть меня по имени. А мотаться туда тебе не надо, сам смотаюсь.
    С болью в глазах посмотрела на меня Алиса сквозь стеклянную перегородку. Я бы уточнил: со страхом в глазах...

   10.  
   Вот он - злополучный перекресток. Дом родной за углом, но мне не туда, мне в противоположную сторону.
   Можно и прогуляться в рабочее вневременье, ничего страшного - оно у меня не нормировано. Утро. Граждане на работу спешат. Хожу туда-сюда сквозь столбы и стены, сквозь людей, а сквозь микроавтобусы, несущиеся на полной скорости, прохожу с особым удовольствием. Но, если по справедливости, это они все сквозь меня... Одно слово - призрак, или кем я теперь являюсь... Запахи чувствую, вижу, слышу, а вот взять что-нибудь либо проглотить не могу - плотность не та. Холода, жары и ветра тоже не ощущаю, хотя - межсезонье - может быть, в самом деле, не холодно и не жарко. То есть чувства мои строго функциональны, ничего лишнего - служба.
  К дому своему подошел - с бывшим соседом столкнулся бы, если б мог, нарочно плечом зацепил - хоть бы хны.
   А вот - еще одна соседка.
 
   Я, когда Жорика по утрам выгуливал, на нее любовался: бежит, рюкзачком машет, на автобус спешит. Я всегда шаг в сторону - молодым дорога. Жорика к ноге, на короткий поводок, чтобы за девушкой не рванул - она ему тоже нравилась.
   -Здрасте, - это мне.
   Затем Жорику:
   -Здрасте.
   -Здравствуйте, барышня.
   Поздно - она уже за углом.
    
   В этот раз я не отступил с дороги. Она сквозь меня порхнула и вдруг, на долю секунды, мне почудилось прикосновение. Кажется, и ей почудилось - моментальное что-то отразилось в лице. Вот - еще один миг, и услышу я знакомое: «Здрасте»... Но, молодость: столько еще чудес впереди, не говоря уже об автобусе, который ждать не станет...
   
   «Время нас не поджимает, но шататься по городу без особой нужды тоже не годится. Неизвестно еще, как на это посмотрят сверху?» -  примерно так бы выразился Шеф.
   Что еще могло меня заинтересовать в этом мире? Жил я бобылем, а уж последние годы - совсем одиноко. Были еще пенсионеры-собачники из соседнего парка. Утром все там - судачат, наверняка,  по поводу нас с Жориком. Можно пойти послушать, но я без этого знаю, что говорят: хорошо, мол, им жилось на приличной пенсии и собачьих консервах, но кто не фраер - правду видит, а, в принципе, жаль собачку. Так что: или дружба, которой нет, или служба, которая есть - работать надо.
   Дом высотный, этаж последний, лифт на ремонте, но мне-то все равно - хотелось бы утомиться, да не выходит, этого ощущения я напрочь лишен. Заглянул в квартиру - молодой-невидимый.  Семейство в сборе еще - завтракают... Девочка лет восьми кричит: «Шарик! Шарик!», и  пес ковыляет на зов, лапка забинтована и хвостик. Чем-то встревожен пес: фыркает, принюхивается, ворочает головой, а на умирающего, кстати, совсем не похож. Ох, спасительница собак, пострадавших в дорожных авариях, это же не Шарик, это Жорик. И когда, минут через двадцать по местному времяисчислению, кроме Жорика уходят все, я подхожу к нему вплотную, и он с веселым визгом и несмотря на ранение, прыгает мне на руки. И мне, без проблем, удается его поймать.
   -Ах, какой ты тяжелый, ухоженный и явно выздоравливающий сукин сын, - говорю я ему. - Ты даже представить себе не можешь, как меня это радует.
   -А я-то как доволен, что ты в порядке, - лает в ответ Жорик, - и выглядишь, словно питаешься молодильными яблоками, а не серой горячей, как следовало бы ожидать.
   В самом-то деле, Жорик сказал: «Гав-гав», но за время нашего неразлучного сосуществования я научился понимать его с полулая.
   -Мне здесь хорошо, - продолжает он, - меня любят. Лапа уже не болит, а бинты - даже не перестраховка - девочка со мною в доктора играет, а я ей подыгрываю, мне их содрать - раз плюнуть, хвост же мой с рождения несколько кривоват, впрочем, ты и сам знаешь, ссадина еще была за ухом, но и та зажила, как на собаке...

   В голове у меня все перемешалось от радости, от возникших вопросов и намечающихся уже ответов. В этом деле без бутылки не обойдешься, и я, каюсь, открыл хозяйский холодильник – руку протянул и открыл, словно и не дух вовсе, а совсем реальное телесное существо. Водка была, нашелся и кусок колбасы, я налил полный стакан и выпил. Зная, что ни опьянения, ни похмелья не предвидится, сразу же налил и выпил еще. До колбасы я даже дотянуться не успел - стукнуло, что ли, с отвычки...»

   «Я ведь спас своего папу, - рассказывал Лазаревич. – Заранее дал информацию. Но с условием – не предупреждать никого. Он, конечно, не послушался – разболтал, и когда проверка кончилась, посадили и не всех и не совсем тех. Отец на заводе уже не трудился. Он уволился и устроился работать в пункт приема стеклотары – помощником приемщика, где, проявив интеллект, придумал, как извлекать пробки, просунутые внутрь бутылок. Позже, уже на пенсии, он утверждал, что годы работы в приемном пункте были самыми счастливыми в его жизни. Эта история тоже отразилась на моей карьере – знали в конторе, кто сдал информацию, но простили почти, за что я им пожизненно благодарен»   

  11.
  Очнулся я за рабочим столом, в своем кабинете. Никого из инспекторов не было, а похмелье, все-таки, было, хотя не физическое, а какое-то эмоциональное. Кстати, самые смелые идеи мне всегда приходили в голову с похмелья. Папина школа. Сквозь стеклянную перегородку на меня смотрела Алиса.
   -Алиса, милая, чем так смотреть, принеси лучше кофе. Только сама не вари, попроси Зину по дружбе.
   Она ушла. Обиделась, конечно.
   Несмотря на гудеж в голове, нужно было во всем разобраться. Я же понял, что меня подставили - не мальчик. Дело липовое: фальшивая разнарядка, нерадивый инспектор, клюнувший на марлевую повязку и на причитания понарошку восьмилетнего ребенка, а так же на видимое безразличие его родителей, справедливо не переживающих за здоровье упитанного и веселого пса; а еще - моя улица, утро, соседи, спешащие по делам... Знали, на какого живца ловить. Сшили дело - даже не дождались, пока что-нибудь убедительное подвернется.

   Алиса принесла кофе - снова гадость и не помогает совсем – все-таки сама варила. Да и водка-то была тамошняя, а кофе здешний. Неужели и начальство эту дрянь пьет? Если так, то интерес понятен: им нужна материализация. Но ведь случалось уже: голубь как-то раз  прилетел, а еще были лебедь и бык - правда, это вам не наше звено - боги. Значит, интригуют где-то во втором эшелоне, кто-нибудь покруче Шефа - этому и здесь хорошо, ни в каком другом месте так не отломится по его интересам. Собственно, мне с самого начала намекали...  
   Но причем тут я? Ведь не просто под руку попался...
   Стоп: Дионис - Ариадна, Дионис Ариадну спас – увез с пустынного острова. Вот, что значит мамина школа - все помню. Но Алиса здесь, а материализация там. И Алиса не Ариадна - путаница какая-то».

    12.

   Быстро. Быстро все кончилось. Меня переводят на склад. Собственно, нет  какого-либо письма, или приказа...
   Я по-прежнему принимаю отчеты, проверяю, подписываю, отсылаю… - вроде, ничего не изменилось. Но на последнюю вечеринку меня не позвали, а ребята отводят глаза.
   Шеф изрек шепоточком, мимо проходя:
   -Не переживай: везде – нежизнь.
   Неужели миссия моя завершена? Если им все ясно, почему же неясно мне? Неужели любви маленького Жорика достаточно для материализации? Ну, для какой-то там частичной, моментальной, неполной…

   Безвременье идет. Затребовали общий отчет – составил. Когда стал перечитывать – оказалось, что не хватает страниц – тех самых, на которых изложены недолгие мои похождения. Я восстановил эти страницы – вызвал Алису, снова все надиктовал подробно. Получилось на несколько строк больше. Я отослал отчет, но вскоре он вернулся с пометками: «дополнить», «уточнить», а в самом отчете не хватает все тех же страниц. Снова надиктовал – и опять получилось немного больше. Все повторилось – отчет вернули, страниц не хватает. Алиса плачет и печатает…

    А за окном плывет гондола по каналу, унылый гондольер ковыряет в носу. Венеция – всегда мечтал побывать».

    «Меня реанимировали, подлечили… Вскоре я вернулся из больницы. Забрал Жорика – он веселый и здоровый обитал в одной симпатичной семье, проживающей недалеко от моего дома. Люди подобрали его после аварии и выходили. Я и сейчас, когда уезжаю куда-нибудь, оставляю песика у них. А главное – я все понял. Я решил эту до смешного простую задачу.
   На вопрос: «Так в чем же собственно секретик?», Денис Карпович ответил так: «Ошибаетесь, молодой человек! Люди моей профессии секретов не выдают. Тем более, что секрет этот даже не государственный и не мировой – это наивысший секрет, и его надо хранить. Неужто вы думаете, что если бы Там мне не доверяли, я бы тут с вами сидел и пил водку?»»

   ***
   Я, конечно, раскрутил Лазаревича – не одна бутылка вечером на веранде, а две – и выдал старик наивысший секрет. Но на другой день у него случился сердечный приступ. Денис Карпович Лазаревич умер. Все же необходимых для моего повествования подробностей я узнал до обидного мало.
   Наш отпуск кончился. Мы вернулись домой. А вскоре на улице мне повстречалась Верунчик.

    Семейные неприятности, начавшиеся с того, что я съездил в родной городок без жены, неблагополучно завершились с Веркиной тяжелой руки. Мы с женой разошлись окончательно.
    Вот он я. Без семьи, без работы, без романа – и без того, что с Веркой, и без того, который мог бы стать художественным произведением. Я не сумел установить связь между земной и небесной жизнями Лазаревича (чтобы догадаться – не хватило сообразительности, чтобы домыслить – не хватило воображения), а без этой связи нет развязки. Правда, существует известный мне одному секрет наивысшей важности, но его-то стоит попридержать – нечего разбрасываться такими секретами.
    А по поводу работы – совсем ерунда. Уволили меня не из-за дурного характер, не за прогулы, не за разгильдяйство. Некто перекупил наш журнал, и всех уволили – включая главного.

     ***
    Догадайтесь, почему я не собрал последний пазл? Думаете, не хватило фигурок? Как раз наоборот – их оказалось больше положенного количества. Возможно, несколько фигурок выпало из коробки, и кто-то досыпал в нее из другого комплекта щедрой рукой. Коробку открывали! В этом магазине я больше ничего покупать не буду, но зайду обязательно - пора пригласить на свидание продавщицу. Заодно верну через нее рукопись.
    Почему у маленькой выдры есть роман на двести страниц, а я застрял в самом начале?
 
   ***
   Бабушка читала романы и занималась моим воспитанием. Последнее я выносил с трудом, и однажды бросил в нее скалку, промазал, но разбил двойное оконное стекло. За стекло меня наказали. Я тоже много читал, но ни в одной книжке не написано, что можно швырять скалками в бабушек.

 Но ни в одной книжке не написано, что нельзя швырять скалками в бабушек.

<< Назад