«Диалог»  
РОССИЙСКО-ИЗРАИЛЬСКИЙ АЛЬМАНАХ ЕВРЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
 

ГЛАВНАЯДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ПРОЗА

 

Елена ТВЕРДИСЛОВА (Израиль)

 

САРРА И АГАРЬ

 

Голос Господа

 

Резко стемнело и сразу огонь в очаге, который летом разводили снаружи шатра, тут и ели, стал ярким и горячим. Брызжущие из него искры – масло, поддерживающее огонь, источалось, – становились  всё меньше, пламя сникало, словно отражая то, что происходило у  Сары в душе. Но этого она будто не замечала и, глядя, как затухает огонь, продолжала, не шевелясь, смотреть на него. Куда спешить? Уже давно их объятья с Аврамом утратили свежесть и радость, ожидать нечего, детей им Господь не дал, а просто так прижиматься к мужу, даже такому, как Аврам, любимому, незаменимому… И всегда ощущение опоры, подойти к нему и обнять… Было горько  и стыдно от сознания собственной убогости, непонятного изъяна, который поселился  в ней и не поддается никакому уговору, как пустота, в которую кричи – не кричи, останется полой. Вот и пришлось отказаться от красных одежд, которые когда-то любила надеть перед приходом Аврама: в них жизненная сила, была уверена, хоть и смешана с цветом крови, которая у нее всё реже…

Еще когда жили в Уре халдейском, в месопотамском  Шумере, на правом берегу Ефрата, и вроде бы ничто не предвещало тревоги, хотя не секрет, что Нимрод, царь Вавилонский, вынашивал идею убрать новорожденного Аврама и даже, рассказывали, совершил таковую попытку… Но провидение спасло мальчика, с детства задумчивого и мечтательного, три года скрывал его отец в пещере, стены которой источали мед и елей,  продолжало хранить от бед, никто из жителей и не задумывался над тем, что пройдут времена и останется их город в веках только благодаря тому, что родился в нем Аврам: Ur kasdim, Ур халдеев – одного из самых могущественных среди вавилонян аравийского племени. А по-другому – дом Авраама. Место не случайно оказалось великим, царство Урарту – начало всех начал,  именно здесь, считается, зародилось человечество, во всяком случае такое можно предположить, если помнить про Великий потоп и как спасся Ной со своими детьми… Заглохла впоследствии эта земля, ушла глубоко в память, но тогда славилась высокоразвитой шумерской культурой. И был жив Фарра, он же Тэрах, Ферах… и не было еще изгнания семьи – о, многоступенчатые родословные - толедот, к чему ворошить прошлое? Какая надобность перечислять всех этих Сима, Арпахсада, Селаха, Евера, Фалека, Рэу, Серуга, Нахора,.. если не ради тебя, Аврам? Но, в итоге, свелись к одному дому, и уже умер Аран, один из сыновей Фарры, а всего их у него было три, - решили оставшиеся двое – Нахор  и Аврам – связать  себя семейными узами. Нахор взял в жены Милку – дочь Арана, крупную, большетелую, веселую, ее светлые глаза и белокурые волосы смутят кого угодно, пока никто не успел посвататься. Еще бы, хозяйство немалое оставил Аран, негоже его разбазаривать, прекрасные пастбища, скота всякого в избытке… Совет отца, что их имущество – все  эти богатства – следует  преумножать, был воспринят братьями с должным пониманием, однако Аврам едва дождался отцовских слов: «А тебе в жены я даю Иску», – так называл он Сарай, или Сару, свою дочь и сестру Аврама, но от другой матери, Фарра гордился дочерью: умна и самостоятельна. Без излишних разговоров и шумных приуготовлений – люди любят всё осуждать и высматривать самое дурное, де,  у Милки отец помер, а слез на глазах не видно, - затеяли братья сыграть общую свадьбу, что было разумно, гостей кряду приглашать не надо, тратиться понапрасну и время терять – дел и так не мало.  На многие годы научил Фарра сыновей главному своему принципу: прежде всего семья, держитесь самых близких и будьте верны друг другу.

Аврам с трудом скрывал ликование, давно приглянулась ему Сара, разумна,  предана, с обхождением, Аврам нуждался в Саре более чем в ком-либо, в ее поддержке: приближался час Богоявления. «Иска, ты для меня – всё, станешь моей владычицей, если…» Главное, чтобы поняла его стремление пробудить в людях подлинную веру, увести от идолов, лживого им служения… Идолопоклонство, неимоверно разраставшееся с каждым днем, давно превратилось во всеобщее! У нас есть Господь, Бог небес для всех Един! Наш Яхве! Не желают слышать! Выбрал ее – невысокую, с густыми черными волосами и такими же жгучими глазами, и хоть внешностью вроде бы не выделялась,  что-то было в ее строгом облике  писаная красавица! – такое запоминающееся, что на нее всегда обращали свой взор мужчины, и это  единственное, чего опасался Аврам, став ее мужем. И еще походка. Она шла, ступая  невидимо и неслышно, плыла по воздуху, развеивая в разные стороны одежды, они не шились, а делались из одного куска, вроде покрывала – нечто среднее между ктонет и симла – предпочитала всему другому, не подпояшешься – ногой зацепишь и чего доброго упадешь: женская одежда – более длинная и широкая, чем у мужчин, Сара предпочитала не выделяться: два-три небольших узелка, схваченных на плечах, или связать за спиной и перебросить наперед – чтоб грудь скрыть, ничто не должно выдавать в ней женщину, а выдавало всё: и узкие ладони с длинными пальцами, тонкая щиколотка и почти нет пяток – такая маленькая и складная нога. Сара любила ходить набосо, пусть другие носят обувь из шерсти, дерева и даже тростника, пока не пришло в голову, что таким образом легко застудиться, и тогда точно не жди ребеночка… Надела кожаные плетенки – простые и удобные, когда подошва старилась и начинала скрипеть, Сара, чтоб не выдавал шаг – иначе ничего не стоит догадаться о ее приближении, заменяла другими, точно такими же. Казалось, если всё будет оставаться по-прежнему, добьется того, о чем мечтала все ночи напролет, выйдя из шатра и глядя на нескончаемый рой звезд. Попробуй, пересчитай их – ей как-то Аврам. И  крепко обнял. «Ты задушишь меня, – а потом тихо так на ухо: – Почему ты не хочешь вылечить меня своей волшебной жемчужиной? Ты стольким помог… – Потому что ты – здорова. – И добавил со странно внушительной силой: – У меня будет столько потомства, что его, как и эти звезды – не смогут пересчитать. Господь предрек!» «О, Аврам, ты – великий ученый, мудрец, тебе ведомы тайны природы, она тебя слушается, выйдешь из шатра, и ветер, который до этого всю ночь бушевал, стихает, будто готов лобызать ноги твои…» Сара поежилась, и всё внутри у нее заныло: будь это так! Сколько ей об этом твердит Аврам, привык, небось, общаться со своим Господом, но где исполненное обетование? Сколько можно ждать? Что за разговор с Богом ведет он? Может, мнится ему всё? Нет, нет, не то хотела сказать. Сара верит в Господа, Ты есть, указуешь нам, как жить, но мы, слабые создания, слышать тебя не умеем. Слышим  только то, что хотим. Вот и Аврам всегда  убежден: во что веришь, то исполнится. Разве в этом возрасте человек выдает желаемое за действительное?  Нам уже черед смотреть в очи правде и не гоняться за химерами. Твое благочестие трогательно, но… «Аврам – истинно праведный человек, - будто прошелестело над ухом, - Никогда в том не сомневалась, – заметила Сара печально, - но это так далеко от жизни, которой мы живем, нас постоянно преследуют, нескончаемые угрозы, давеча Аврама едва не утопили, чудо спасло, откуда ни возьмись,  любимая собака, люди недоверчивы, слепы к самым очевидным истинам,  настоящие упрямцы!.. – А знаешь ли ты, что значит “праведный?” – Аврам во всем и всегда прав, - сказала Сара, потупившись. Не рассказывать же шелестящему голосу, сколько раз спорила с ним и оказывалась права именно она. – Не это важно. Он ни разу не усомнился в словах Господа!» Оглянулась: неужто сама с собой разговаривает? Лишь высокая верхушка кипариса раскачивалась, хотя ветра не было. И я так считаю, и я, продолжали бормотать уста Сары, ты, Аврам, как пальма: прямой, высокий, сильный! Или как фиговое дерево – крепкое, точно камень. Увы, не подтверждает это моего ожидания, время не стоит на месте, оба они с Аврамом давно это чувствуют – какой удобный календарь создан им, с отметками повторяющихся событий: выстраивай из них общую картину, следи за течением не только воды, но и времени, наблюдательный всегда найдет, что от чего зависит, изменения в природе скажут о том, какими быть зиме, лету… А ведь это – прежде всего выпас. Всё растет и развивается вместе с природой, настала пора ей стареть, вот уж и час ее женской зрелости миновал, а ребенка как не было, так нет. «Эй, звезды, вы кричите со мной или за меня?» Но звезды молчали. Свои тайны они умеют открывать  Авраму, не случайно к нему – знаменитому  звездочету – приезжали издалека за советами великие  мудрецы.

Стыд берет, как вспомнит о напутствии отца: Фарра, подготавливая к браку с Аврамом, долго беседовал с ней и сказал, что лучшего мужа – ей, а ему – жены,  не сыскать: не по годам мудра, серьезна, мать хорошо ее воспитала, обронил, что  физически не слишком, конечно, сильная… «Ну, это – не беда, – перебил себя, вручая Авраму  невесту, – такие  берут выносливостью, да и роды, как правило, легче проходят. Лишь бы рожала, нам нужно большое и крепкое потомство, пора бы уж тебе подумать о наследнике». Но Сара оказалась бездетной. Неплодная, стучало в висках, когда просыпаясь по утрам, никаких перемен в себе не ощущала,  в который раз ощупывая грудь, соски, живот – может, чего упустила из виду, не заметила? И неожиданно для себя обрадовалась, узнав, что им всем, во главе с Фаррой, надобно покинуть Ур халдеев. Какое там – бежать, что есть мочи, не до того, чтоб напомнить, не будь его имя Фарра – Ферах – Йерах, то есть луна, согласно главному культу Ура, не помогла бы им ночь наспех, в темноте собраться. Отец торопил, нервничал, и не забыть кого, стада заблаговременно были отогнаны, когда Аврама схватили и потащили к костру… «Зачем ты идолы рушил?» – Фарра не скрывал негодования, зная, как сильна человеческая злоба и гнев и как привязаны остолопы к своим идолам, да что там других ругать, если сам не без греха, заражен идолопоклонством. «Орудуешь палкой – и настигла тебя!» На сборы ни минуты, их догоняла толпа с лопатами, вилами, закидывала камнями, не нужны здесь никому проповеди Аврама, убирайся  в другое место и там, если тебя слушать будут, разглагольствуй о Едином своем Боге Яхве! «Нашим хозяйством завладеть хотят, всем этим драчунам всё равно, кому поклоняться!» – твердил Фарра, скликая домочадцев,  Лота не забудьте, внук как никак, сын умершего  Арана, мы все за него в ответе,  быстро, быстро… В Саре неожиданно пробудилась новая надежда: только бы живыми покинуть Ур, уйдут в землю Ханаанскую (или Кынаанскую?), куда, поняла со слов Аврама, указал ему путь Господь, Которого муж ее дорогой называл Промыслителем… Ибо земля, в которую вступаешь ты, чтоб овладеть ею, не как земля Египетская она… очи Господа Бога твоего непрестанно на ней. А почему именно в Ханаан –  так ведь звали сына Хама, спасшегося после потопа? Сколько с тех пор воды утекло, Аврам родился спустя чуть ли не полных триста лет после тех страшных событий – десять поколений отделяли его от Ноя!.. Здесь, в Ханаане, вобравшем в себя, по существу, все палестинские земли, из раковин добывали пурпурную краску кинахху – хну?  Ну да, ведь по-семитски Ханаан – кинахна, яркий, сочный город со своей цивилизацией, ее сохраняли жители, говорившие на языке той древности, к которой Господь устремил Аврама, дивный край, тут встретились два потока: с одной стороны – Египет, с другой – Вавилон, и как ни тяготели хананеи к вавилонским обычаям и традициям, пришельцы – всего лишь другие представители того же народа,   сыны израилевы,  вытеснили их привычки, усвоив, однако, иврит, так чему ж дивиться, что со временем   сделали его самостоятельным и своим личным достоянием, правда, еще далеко до того, а сейчас привыкай к герим, как тут будут прозывать их, чужеземцев… И ни разу – ни на минуту, ни на мгновение Аврам не пожалел о том, что – подумать только: рядом Сад Эдемский, а ему Господь определил совсем другой путь, Ханаан – далеко не рай, ну что ж, думала Сара, у нас будет свой край Эдемский… Сара в думах о своем:  продолжает вынашивать подспудную мечту: «Внезапная перемена места, другой воздух, земля, деревья – всё для меня будет новое и непременно принесет удачу!»  Да и за Аврама спокойнее: не покидал страх, что его схватят, и тогда им всем несдобровать, чудом уцелел после того первого – как не назвать тут свидания – с Господом,  случилось еще при отце, в Уре…  Что наказал Авраму Господь, то и сделал, пошел следом за Его голосом. По дороге, в Харране, где пришлось остановиться, преставился Фарра, великий старец, глава огромного рода. Было ему  двести пять лет. Не вынес волнений и тревог. И не увидал земли обетованной,  вот она, рукой подать, так близка, но… не готов был.  

Не эти события занимали Сару, больше поглощена личными заботами, на которые накладывались каждодневные,  и опутана грезами, не до того, чтобы придать должное значение – с самого начала – Господу, Который явился Авраму. Будь она повнимательней, может, перестала бы  терзаться да искать способы и решения, предалась бы – вслед  за мужем – воле Бога, обретя, наконец, женское счастье. Но Сару обуяло собственное хотение, видела, как украшает женщину материнство, хоть и уродует тело, живот обвис, груди мешочками станут, пустыми, как бурдюки,  которые забыли закрыть, и вся волшебная влага из них вылилась, из-за чего не замечала своей долгой – не по годам – привлекательности и молодости: по-прежнему жила будущим. Я произведу от тебя великий народ, и благославлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословении, – говорил Господь Авраму. Ты слышишь, Сара? Произведу великий народ!.. А разве может мужчина один, без женщины и ее чрева произвести хоть одного человечка для этого народа? Да-да, соглашалась Сара, ведь мы с тобой – одна плоть, а значит – и одно семя… Устала внимать обещаниям Господа, который, постоянно твердил ей Аврам, обращен одинаково как к нему, так и к ней, увы, жизненный опыт суров и оставляет нам своё знание, а оно доказывает, что этого уже никак быть не может, Авраму за семьдесят было, когда вышли из Харрана,  обычным путем, каким шли купцы, направляясь из Шумера к Средиземноморью, чудесные, плодородные земли, запасы по дороге заготовили, ей уже было… лучше не считать, не думать, все предметы, в которых можно увидеть свое отражение – выбросить… Но Аврам, обняв жену нежно за плечи и крепко прижав к себе, продолжал повторять ей и только ей дивные слова Господа: Я благославлю благославляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благославятся в тебе все племена земные. Сумасшедший, думала про себя, чувствуя рядом, как спокойно и величественно шагает Аврам, разве дашь ему его годы? А ведь постоянные скитания! Совсем еще юн, всё у него впереди, почти нет морщинок, ни одной на лбу, худая чистая шея, развевающиеся волосы с проседью – будто сошел с небес ангел, самый главный, уже не молодой, но еще и не старый, тот, кто ближе всех к Богу. И горящие ярким блеском глаза – не взгляд в них, а огонь пылает. Вот что заставляет ее неотрывно сидеть у очага и наблюдать за пламенем, вырывающимся снизу, языки его ласкали ее и утешали. Да, сумасшедший, но самый родной и любимый. Всё – для него! И всё – ради него! Лишь бы быть вместе и не расставаться!

        

– Госпожа, – бесшумно подошла к ней Мирьям, служанка, давно стала наперсницей, вместе старятся, столько лет служит. – Я, кажется, нашла тебе ту, которую ты искала…  – Пролитые, и не за один год, совместные их слезы  давали ей право так обращаться  к своей Саре, звучало сердечно и доверительно.

– Трилетнюю телицу, о которой Аврам говорил? Что за трудности? И не на завтра.

– О нет, – вежливо перебила Сару и еще тише проговорила Мирьям: – Молодую особу, что давеча спрашивали.

– Да? – встрепенулась Сара. – И где? – Неужели  кончатся ее сомнения, придется подводить итог мучениям. Действовать всегда легче, чем думать и ожидать. Но тут действо особого рода – назад пути не будет.

– Египтянка Агарь! Из рабынь фараона… когда мы уходили из Египта с нашим господином Аврамом… –  Ей ли не помнить! Фараон кричал им вослед: «Что ты это сделал со мной, Аврам, для чего не сказал мне, что Сара – твоя жена? Зачем выдал ее за сестру?»  Не врал – было на самом деле.

Увидели Сару вельможи фараоновы и привели, не один год провела  в его доме, не посуду там мыла, не белье стирала, только не смог фараон и близко к ней подойти, лишь надумает, и случается с ним что-нибудь: то с лестницы упадет, а в его дворце они скользкие, каменные, крутые, то столбняк хватит, и лучших лекарей вызывать пришлось, чтобы вернули сознание… А Сара мучилась, взывала к Господу, чтобы пощадил ее фараон – и всё ради Аврама, для него одного… Господи, ну зачем ты не оставил нас в земле Ханаанской?! Как хорошо нам там было бы, как красиво! В Сихеме возвел Аврам алтарь,  чтобы принести Господу благодарственную  жертву, на веки вечные сделать это место священным, ибо тут состоялось Богоявление… Вырыл бы колодец, чтоб они пили чистую прохладную воду, сколько душа заблаговолит, скот поили бы, всем раздавали, поливали деревья. А какая дубрава раскинулась там – терпентинник Мамре, источающий аромат лиственичной смолы, липко-горьковатой живицы – с тенью, птицами, щебет разносится от куста к кусту, звуки крыльев,  когда их много, почему-то тревогу нагоняют. Множество выросло в этих окрестностях дубов, плодоносили и разрастались, как обещанное тебе потомство…  Но ты не внял моей просьбе, Аврам, хоть здесь можно было жить долго, счастливо, и всё исполнилось бы, а вышло иначе. Поднял нас всех и, говоря, что идешь по зову Господа, двинулся сначала на восток от Вефиля, а затем - к югу, и вот, что значит, нас не послушал, а своего Господа послушал. Голод был в той земле, и нам пришлось направиться в Египет. Прекрасно б жили… на горе Морé … Могла ли  Сара представить тогда, как будет связана ее судьба с этой горой, только для этого стоило преодолеть пешком, на верблюдах и лошадях отмеренный им путь, но и пройти должно немало времени, которое никого из них не отпустит, а будет водить по своим, лишь ему одному ведомым кругам.

Когда приблизились они, наконец, к Египту, Аврам вдруг спешился, устроил привал, все разбрелись кто куда – после еды отдохнуть не мешало бы, – отвел ее в сторону, остановился, взял за плечи, посмотрел ей прямо в глаза и проговорил тоном, не терпящим возражения: «Выдам тебя за свою сестру. Ты – женщина, красивая видом, ничего не стоит тебе привлечь любого египтянина, а как увидит он тебя со мной, догадается, что ты – моя жена, и… – добавил, да так убедительно, будто не сомневался, что Сара понимает всё точно так же, как он, – убьет меня. И останешься ты одна!» Что-то кольнуло в  груди от обиды. Да разве это обида? Подлинная обида подстережет ее гораздо позже, совсем неожиданно и не одна… Что ж, раз готов пожертвовать   ради своего спасения ее честью, их семейным союзом… Поежилась, будто от холода, хотя дул горячий сухой воздух. Авраму виднее, кость от костей моих, плоть от плоти моей...  Лишь на мгновение покачнулась в его руках – всё еще держал их на ее плечах, чуть не упала, потом даже облегчение настало: хорошо это он придумал, так ей будет спокойнее…

 

– И где же она? – тем же шепотом Сара спросила Мирьям. – Сколько ей лет?         

– Не стану обманывать тебя, моя госпожа! – начала Мирьям, слегка кутаясь в шаль, по ночам ей всегда зябко, а сейчас к тому же подул прохладный ветерок, огонь почти потух, и лишь слабые отсветы догорающих углей освещали напряженное лицо ее владычицы. Если что не так… Но Сара слушала внимательно и строго. – Тебе бы мужчиной родиться, с твоим характером… -  Сара перебила: – Не тяни, рассказывай!

– Говорят, она из тех самых рабынь, которых отправил с нашим господином Аврамом твой фараон, включая сюда и скарб… Чтобы всё сразу и не возвращались. – Мирьям рассмеялась. – Здорово тогда фараону досталось от Господа – так побил его, что крик раздавался по всему дворцу.

– Да-да, – заметила Сара, уводя в очередной раз служанку от воспоминаний о фараоне, – мы тогда  и вправду очень разбогатели,  скотом, серебром, золотом…

– Так вот, госпожа, сказывают, а она утверждает определенно, что никакая не рабыня, а  истинно дочь фараона!

– Таких дочерей у него от наложниц было полдворца! Небось, в глаза ее не видел, на руки не брал. – Сара знала, что говорила, насмотревшись на чад без числа при дворе фараона. – Но если и так, подумала, что вполне возможно, – еще лучше.

– Необыкновенно хороша, – перебила ее мысли Мирьям, –  высокая, стройная,   нет, не черная, но сильный загар, который проступает часто у тех, кто с темнокожей кровью, может, мать была черной. Ноги длинные, но попа тяжеловата, хлопот с ней при родах... – Сара только рукой махнула, что толку, ее фигура – рожать и рожать, да поди ж ты, бесчадна!  – Так вот, – продолжала Мирьям, – желая поведать госпоже всё сразу. – Не худая, грудь аккуратная, будет молочной или нет, не берусь предрекать…

–  Молока не сыщем малышу с нашими-то козами? – перебила удивленно Сара.

– …яркие черные глаза с белыми белками и такие же зубы – сверкают на лице улыбкой. – А волосы? – На минуту задумалась: – Курчавые, черные, большие, как у всех у них… – Кого имела в виду Мирьям, Сара не знала и спрашивать не захотела.  

Совсем стемнело. Наступила густая черная ночь, пора отдыхать, в такое время  кто принимает серьезные решения, разве что разбойник… – Ну ладно, – сказала Сара, – иди. Завтра утром покажешь ее, решим. – Помолчав немного, добавила, потупя взор: – Спасибо тебе! – Ну что ты, что ты, – кинулась к ней Мирьям, упала на колени, обняла за ноги, – будь я помоложе, себя бы предложила, лишь бы ты не страдала. За тебя бы и пошла. Это у нас правильно делают: если можешь родить, роди и отдай – ведь на благое ребенок на свет является…

Сара ничего ей не ответила, подняла с земли, похлопала дружески по плечу, собираясь спать, и ушла в шатер. Многое еще предстоит выспросить у красотки,  рассуждала сама с собой, не посвящая пока Аврама в задуманное.  Как решит его впустить к ней, так и скажет, а то еще какую свою приведет, любит на женщин заглядываться,  эта мысль уже догоняла засыпавшую Сару. Во сне она ходила по рынку, среди товаров, покупала ткань для молодой египтянки, непременно хотелось белого легкого шелка, но нельзя такое покупать, не видя кому, выберет себе женщину и тогда. Удивление не отпускало – почему шелк выбрала? Он дорогой, в их краях непривычный, тут всем материалам предпочитали лен и шерсть, но только не смешивать нити – никогда не задумывалась, почему, знала одно: вредно телу, здоровью, порядку. И еще избегала яркие краски, которые были распространены среди хананеев, им подавай пурпур, шитье золотом, а она предпочитала простые, растворяющиеся в природе.

Проснулась, как всегда спозаранку – знала, Аврам встает засветло, выпустить и проверить скот, пересчитать молодняк, отобрать слабых и забить, чтобы потом не закапывать испорченное мясо без всякой пользы. Протянула руку за молоком – всегда стоит у ее изголовья в деревянном бамбуковым сосуде, тоже подарок фараона, который берегла – нравилось пить из такой посудины, никогда не нагревается и запах не сохраняет, – и с криком отпрянула. Перед ней лежало несколько пачек материй, сложенных стопкой. Все белые, одна – золотистая, другая – жемчужно-перламутровая, третья – тонкая и густая, как туман, который их тут иногда посещает, бывает, что и трех дней в году не наберется, – она особенно любила эти дни, шла в туман и не боялась заблудиться, ведь быстро рассеется.

– Что это? – спросила Сара Мирьям, не рассказывая про свой сон.

– Если позовем египтянку, может, заодно и примерим ей наряд? – Что ни говори, со служанкой повезло, чтобы так угадывать ее намерения… – Хорошо. Посмотрим.

Саре хотелось остаться в своем сне или во вчерашнем дне, чтобы не предпринимать больше никаких шагов, не идти вперед, застыть, остановить время. В душе всё ныло, но разум был неумолим. Ничего другого не придумаешь!

– Мирьям, – сказала она служанке. – Приведи ее в полдень, посидим, потолкуем, посмотрим на нее, покуда не стемнело. Как думаешь, догадается, зачем зовем?

– Откуда? – пожала плечами Мирьям и пошла сказать сыну, чтобы привел к ее госпоже рабыню. «Ты знаешь, какую. – Агарь? – Именно!»      

– Да, и напиток завари – с медом, то в жар, то в холод бросает, не до притворства будет. Вот и проверим, что за птица летит к нам.

– Совсем девчонка! – резонно заметила Мирьям.

– Девчонкой она была, когда я у фараона жила, – оборвала ее Сара. – Эти красавицы любят скрывать свой возраст, как будто по виду не определить.  

– Госпожа моя, ты не сокрушайся, – заговорила утешающе Мирьям. – Когда ей будет столько, сколько тебе сейчас…

– Пусть с мое поживет, а тогда и сравнивать будем. – Сара подняла голову, обвела всё вокруг себя взором. – Дела! – и пошла к пасущемуся вдали стаду. Сегодня должны  сбивать масло, хотела попробовать молоко, из которого готовились сначала сливки, оно было непростое, коров пасли на особой траве, это она ее открыла,  однажды обнаружив, что трава хорошо растет, когда ее ест скот, а стоит скосить или пустить  под сено, утрачивает сочность и сладость. Сливки сбивались в особом деревянном чане –маслобойке, которая лежала на специальной установке и раскачивалась – равномерно, терпеливо, ни на минуту не останавливаясь, и держала для работы  специальных рабов – двух, один взбивает, а другой отдыхает. В движениях не должно быть усилия, никакого напора, особых стараний не прикладывать, масло быстро начнет горкнуть. Взбитые комочки перекладывались в другой чан, выложенный белыми пеленами, никаких других тряпок, приказала как-то, только пелена. – Но госпожа! В них хоронят, тело умершего заворачивают… – Потому и говорю, ничего чище и лучше не сыщете. Лишняя влага впитается, а что останется, и есть то, что надо. – Не зря так тщательно следила за выполнением своих требований, ее масло ценилось  в округе, славилось далеко за пределами их места обитания. Небось, и шелка, что лежали сейчас у изголовья Сары, Мирьям на ее масло выменяла. Ну что ж, всё складывается удачно.  

                                                         

 

Сватовство

 

 Удары гонга, висевшего около шатра на вбитом столбе, возвестили о перерыве. Ровно в полдень Сара велела прекращать работу. В это время никакой еды, но надо обильно пить: воду, молоко, горячие или холодные напитки, немного вина, но обязательно разбавить и лучше светлое – кто что захочет, напитков много, пользуйся ими в зависимости от погоды. В жару она, например, предпочитала верблюжье молоко, особенно перекисшее, хранилось глубоко под землей и никогда ей его не приносили заранее: только если попросит. А могла заварить, как сама называла, снадобье из зеленых трав, которые срывала, когда только начиналось цветение, густое, желтое, прозрачное, и медленно пить его, гася в себе зной, от которого некуда деться.

Сейчас она ждала Мирьям с девушкой, напиток стоял уже укутанный, но больше ничего к нему не приготовила: будет, чем заняться, когда та придет. Еще вдали заприметила служанку, а рядом шла, не шла, вышагивала, о! эта знает себе цену, – та самая рабыня. И вправду была хороша, не стеснялась, что одежды, распахиваясь при ходьбе, обнажают тело. Соблазнительница! Выставила напоказ! А почему бы не выставить, если есть что показать? И простым шнуром перевязаны волосы – красиво, изысканно. Сара оценивала, стараясь погасить проснувшееся, было, предвзятое к ней отношение, не надо так с самого начала, отметив про себя, что  и вправду молода и если при этом окажется девственницей…

– Ну, проходите, садитесь. – Сара пригласила обеих в шатер. – Ты знаешь, кто я? – напрямую задала вопрос девушке, надеясь, что та догадается, зачем ее позвали. И когда Агарь, кивнув, захотела что-то произнести, быстро спросила: – Любишь медовый напиток? Я его готовлю по-особому, с травами. – Очень, – призналась она мило. – Моя мама всегда его пила на ночь. – Ну а я вот пью днем, когда солнце в самом зените.

Египтянка улыбнулась, и Сара увидела, как блеснули ее крепкие и здоровые зубы, обнажив большой рот с яркими губами. Небось, ягодой какой натерла, а зубы и чистить  не надо. Агарь осторожно взяла из рук Сары глиняную чашу, они стояли тут на резном медном подносе светлые и темные, побольше и поменьше – успела  приготовить Мирьям, чтобы снова сесть – подержала  в руках, поднесла к носу, понюхала, подняла на Сару глаза. – Вкусно!  

За всей сценой наблюдала Мирьям, никак в ней не участвуя, хоть Сара и перед ней тоже поставила наполненную чашу. После поделится с госпожой своими наблюдениями.

Сара села, неспешно отпила из чаши, глоток получился большим, горячим, чуть не подавилась – не хватает только закашляться и, ставя на стол чашу, обратила внимание на руки Агарь: гибкие, быстрые, немного нервные, производили впечатление не защищенных, будто всё, что накопилось в ее душе, что пережила и чего опасалась, сосредоточилось в этих ладонях: больших, с длинными пальцами и крупным запястьем.

– Нравится у нас? – Сара проникновенно посмотрела на Агарь.

Агарь подняла от удивления голову, прямо взглянула на Сару и пожала плечами. Не знала что ответить. Никогда не думала об этом. Хотелось, конечно, вырваться на волю, выйти замуж, за нее уже сватались, намекая, что с госпожой договорятся, но ведь такие же рабы, как она сама.      

– А свободной стать?

Агарь молчала, растерянная. Не забывала, что она – дочь фараона, и всё ждала чего-то, считая, что ей уготовано особое предназначение, а не заниматься нехитрой стряпней, прислужничеством то здесь, то там: уборка, стирка, мытье посуды. При такой жизни и жениха хорошего не сыскать. Опустила голову. Вот-вот зарыдает: «Зачем госпожа меня дразнит?»

– Не дразню, спрашиваю, – просто сказала Сара и взяла ее большие – не очень-то на дочь фараона ты похожа – руки в свои, крепко обняла их и посмотрела на нее в упор.

– Знаешь, кто я?

Та кивнула.

– И кто мой муж?

– Господин Аврам, с ним меня увозили из дома фараона, помню, как отец, завернув в одеяло, передал меня ему, когда господин садился на верблюда, мы вместе долго ехали. Верблюд раскачивал нас, я плакала, господин Аврам говорил, что теперь буду жить у него, как дочь.

– Теперь ты выросла, – перебила Сара. Аврам мог бы тебе, девочка, быть не только отцом, но и дедом, - но вслух не произнесла. – И я хочу взять тебя к нам в дом, но с одним условием.

Агарь вся напряглась, взяла со стола чашу, сделала несколько глотков, напряженно, взволнованно. Неужели догадалась?

– Госпожа хочет, чтобы я стала ее служанкой?

– На первое время – да, но не только. Ты должна родить мне, вместо меня, сына, теперь понимаешь? И это будет уже не твой, а наш ребенок – Аврама и мой.

Из глаз Агарь брызнули слезы: – А если у меня не получится, госпожа меня прогонит? Убьет?

– Ну зачем же так? – успокоила ее Сара.

– Госпожа, может, знает, что имя мое означает бегство? Как бы чего у меня из-за этого не вышло…

– Не забивай себе голову глупостями, останешься у меня служанкой, а вот родишь сына, буду заботиться о тебе всю жизнь. Сделаю со временем госпожой.

Агарь чуть чашу из рук не выронила. В этот момент ее нисколько не беспокоило, что ее брали к Авраму временной наложницей.

– Когда приступать? – К чему? – К работе, госпожа. – Хоть сейчас. Скарб у тебя большой? – Узелок наберется. – Возьми самое необходимое, одежда, масла – всё, что надо, у тебя будет. Приходи завтра.

Надо же дать девочке опомниться, ночь поразмыслить…

– Но если раздумаешь, не бойся, не накажу. Так прямо и скажи.

Агарь встала, поблагодарила за питье, довольно церемонно, царица! подумала Сара, переглянувшись с Мирьям. – Тогда до завтра.

И сразу шатер опустел.

– Вот, что значит молодость, – сказала Мирьям, и взяла наконец  в руки чашу – мучила жажда.

– Отныне она будет с нами всегда. – В том, как прозвучали эти слова в устах Сары, был приказ, но и  приговор себе. Не ожидала от себя, но смиренно приняла, что иначе не исполнить ей обетования Господом потомства. Да поддержит ее Агарь в ее стремлении усилиться!

Теперь оставалось подготовить Аврама, это не сразу, пусть сам ее заприметит, а они с Мирьям проследят его реакцию, вот тогда и пустит к ней.  К Авраму входить, что бы ни случилось, будет только она. Для Сары это непреложно.

С утра пораньше Сара увидела Агарь во дворе. – Подожди здесь, – сказала. Сходила за Мирьям. – Она тебе всё покажет, где спать, мыться, первое время будешь есть со слугами и рабами, потом возьмем к себе. Работать пока не будешь, отдыхай. Я найду, чем тебе заняться.

Что значит «потом» и когда это «потом», Агарь спросить постеснялась.

– Пойдем со мной, – ей Мирьям. Агарь не знала еще, что сначала Сара направила ее к своим лекарям, посмотрим, что скажут, окончательно решит после.

 

Решение

 

 – Аврам, - позвала Сара мужа, внезапно увидав его. – Что ты тут делаешь? – Обычно в это время дня он в поле. Аврам в задумчивости стоял один, вроде выбирая, куда держать путь, будто перед ним развилка дорог, но он находится рядом с шатром, отвернувшись от него, что-то его отвлекло, может, вспомнил о чем и вдруг забыл: лицо, погруженное в себя и взволнованное. «Неужто знает? Но от кого?»  – Аврам, что с тобой? – кинулась к мужу. – Какое-то известие?

Аврам откликнулся не сразу, близилось Богоявление. В таком состоянии никому и ничего не объяснишь, долго стоял и смотрел, вперив взор вдаль, а потом повернулся к ней, проговорил тихо и медленно: «Вчера при захождении солнца на меня напал крепкий сон, меня объял великий ужас и страх. Мне явился Господь, уже не в первый раз! Ты понимаешь, Сара?»

Сара не на шутку испугалась:

– Аврам, ты болен, у тебя жар, сам не понимаешь, что с тобой происходит. – Хотела сказать, что и потомства у него не будет, но, вспомнив про Агарь, чуть не прикусила себе язык.

–  Жар? – Провел рукой по лбу, вытер пот. – Да, наверное. Мне такое открыл Господь! Знай, потомки твои будут пришельцами, они будут жить не на своей земле, их поработят и угнетать будут четыреста лет… Не договорив, Аврам опустился на землю – там, где стоял, не на камень или дерево поваленное, они обычно разрубят его на части и поставят вокруг, чтобы всегда можно было передохнуть. А присев, почувствовал, что тянет лечь.

– Нас тогда, дорогой муж мой, не будет в живых, – ласково сказала Сара, беря его за руку и стараясь поднять.

– Но будут живы наши дети, внуки, правнуки. И мы должны уже сейчас их к этому готовить!

– К чему, Аврам?  Пойдем. Выспись! Потом расскажешь!

– К тому, что их поработят. Правнуки должны знать, что им придется пройти через рабство, но их спасет Господь, запомни это! – Аврам внезапно вскочил и поднял вверх руку, указывая на небо. – Суд произведет над народом, который их поработит, выведет мое потомство спасенным и обогащенным. Ты понимаешь, какая нам оказана честь?

– Да-да, конечно, но мне хотелось бы сейчас уложить тебя в постель…

– После видения я за целую ночь глаз не сомкнул, – едва проговорил Аврам, почти падая на Сару, обессилев.

– Хочешь травяного напитка с медом? – вспомнила вдруг, как Агарь рассказывала про мать, та пила его перед сном, значит, успокаивает.  

– Ты видела, что я заколол трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего барана, горлицу и молодого голубя? Мне явился Господь и сказал, чтобы их взял, рассек пополам и положил одну часть против другой, только птиц не рассек. С каким трудом я  отгонял от их трупов стервятников, коршунов – этих хищных крылатых! Налетели сразу. – Аврам сел на землю и уронил голову на колени, до конца не поняв еще, сколь значимо было это его действо,  пророческое предуказание тем, кто по сей день находится во власти идолопоклонства. Сара, обняв его, не перебивала. – Когда зашло солнце, и наступила тьма, дым валил, как из печи, между рассеченными животными взметнулось и прошло пламя огня. Знаешь, что это было? Господь заключил со мной свой Завет: Отныне, – сказал Он, - даю твоему потомству землю сию – смотри Аврам – от реки Египетской и до великой реки Ефрата. Смотри и запоминай: Кененеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов…

– Пойдем, Аврам, поднимайся! Я верю тебе!

– Нет, подожди! Не перебивай: … Амореев, Хананеев, Гергесеев, Иевусеев. Да! И знаешь, у этого народа есть уже имя. Нас называют hа-иври…

– Не только, – живо перебила Сара, ее не меньше, чем мужа, волновало отношение к их народу, известно, как нарекут, так и относиться будут…  

– …потому что мы прибыли с той стороны Ефрата! Ев-ре-и!  – Аврам будто ее не слышит.

– Не только, – повторила Сара. – Мы – кочевники, хабиру, пришельцы, – но умолчала, что вослед, бывало, летело и пришлые.

– А теперь – спать! – перебил Аврам. Совсем не об этом собиралась Сара поведать ему.

– Умоляю тебя, выслушай, – шептала Сара, устраивая мужу ночлег, только это может сейчас его спасти, поняла она: «Чтобы всё это стало так, как предрек Господь… –  проговорила. – Я нашла молодую женщину… Она египтянка. Здорова, крепка телом, такого же родит крепыша…  Бесплодье – несчастье и бесчестье для жены… – Но усталый Аврам перебил ее:  – Ты невнимательна к Господу, Сара! Как Он заповедал, так и будет. – Я и желаю исполнить волю Господа! Чтобы у нас с тобой было потомство… –  Аврам ее уже не слышал: повернувшись на другой бок, он погрузился в сон.

 

<< Назад - Далее >>

Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>

БЛАГОДАРИМ ЗА НЕОЦЕНИМУЮ ПОМОЩЬ В СОЗДАНИИ САЙТА ЕЛЕНУ БОРИСОВНУ ГУРВИЧ И ЕЛЕНУ АЛЕКСЕЕВНУ СОКОЛОВУ (ПОПОВУ)


НОВОСТИ

4 февраля главный редактор Альманаха Рада Полищук отметила свой ЮБИЛЕЙ! От всей души поздравляем!


Приглашаем на новую встречу МКСР. У нас в гостях писатели Николай ПРОПИРНЫЙ, Михаил ЯХИЛЕВИЧ, Галина ВОЛКОВА, Анна ВНУКОВА. Приятного чтения!


Новая Десятая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Елена МАКАРОВА (Израиль) и Александр КИРНОС (Россия).


Редакция альманаха "ДИАЛОГ" поздравляет всех с осенними праздниками! Желаем всем здоровья, успехов и достатка в наступившем 5779 году.


Новая встреча в Международном Клубе Современного Рассказа (МКСР). У нас в гостях писатели Алекс РАПОПОРТ (Россия), Борис УШЕРЕНКО (Германия), Александр КИРНОС (Россия), Борис СУСЛОВИЧ (Израиль).


Дорогие читатели и авторы! Спешим поделиться прекрасной новостью к новому году - новый выпуск альманаха "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" уже на сайте!! Большая работа сделана командой ДИАЛОГА. Всем огромное спасибо за Ваш труд!


ИЗ НАШЕЙ ГАЛЕРЕИ

Джек ЛЕВИН

© Рада ПОЛИЩУК, литературный альманах "ДИАЛОГ": название, идея, подбор материалов, композиция, тексты, 1996-2024.
© Авторы, переводчики, художники альманаха, 1996-2024.
Использование всех материалов сайта в любой форме недопустимо без письменного разрешения владельцев авторских прав. При цитировании обязательна ссылка на соответствующий выпуск альманаха. По желанию автора его материал может быть снят с сайта.