ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ДИАЛОГ

Лев АННИНСКИЙ (Россия)

ТРЕПЕТ ДУШИ В ПЛАВИЛЬНОМ КОТЛЕ

Мысленный диалог с Эли Амиром

Эли Амир, родившийся в 1937 году в Багдаде, прибывший в тринадцатилетнем возрасте в Израиль в надежде найти там Землю Обетованную и нашедший пески, жару, палатки и времянки, рассказывает о тогдашних впечатлениях.

Э.А.: ...Если ты новый репатриант, то это делает тебя чуть ниже тех, кто здесь родился. Второе - тот, кто прибыл раньше тебя хотя бы на пару дней, обладает большими правами, чем новичок. Первый вопрос всегда звучал так: «Ты когда прибыл?» И если ты отвечал, что находишься в стране два месяца, то тот, кто пробыл здесь три-четыре месяца, заявлял: «Зеленый! Не о чем с тобой говорить...» А уж перед тем, кто прожил здесь целых десять лет, снимаешь шляпу.

Л.А.: Ой, мне это что-то напоминает! При дворе московских царей выстраивались по ранжиру: бояре первой руки, второй руки и т.д. - как правило, в зависимости от того, когда отцы и деды прибыли в столицу и сколько времени успели продержаться. Оно и теперь так, только в современном стиле: москвичи-новоселы завидуют старожилам, а те (если не интеллигентны) высокомерничают: не о чем с вами разговаривать!

Когда русские центра отравляются на периферию (строить дома, работать на заводах, учительствовать, лечить), местные житель теперь тоже не желают с ними разговаривать и даже толкуют о колониализме. Довод: «Это наша земля!» В смысле: мы тут раньше вас появились. А то еще вместо разговора - радиоуправляемые мины.

Везде одно и то же, уважаемый Эли Амир.

Хотя, конечно, есть израильская специфика, как есть и русская, и даже русско-израильская.

Э.А.: Кстати, замечу, что новые репатрианты из СНГ - а мне как руководителю отдела Молодежной алии Еврейского агентства приходится общаться с ними довольно часто - случается, смотрят на израильтян несколько свысока: дескать, чему могут научить нас жители этой маленькой страны, нас, приехавших из супердержавы, ведь за нами стоят Гагарин и Шостакович, Толстой и Пушкин, авиация, флот, космос! Сразу оговорюсь: среди подлинных интеллигентов, среди людей духовных и душевных я таких высказываний не слышал. И это понятно: интеллигентный, много знающий человек понимает, сколь многого он еще не знает, поэтому он никогда не станет демонстрировать собственное превосходство над кем бы то ни было...

Л.А.: Так надо интеллигентам и держать тон! Великая культура действительно рождается в контексте великих государств, но рождается она - из сопротивления личности государственному гнету. В принципе великий художник может появиться в стране любого размера, но он должен ощущать всечеловеческую тяжесть. Никакая культура в изоляции не расцветет, но попадая на мировую ярмарку, она должна чувствовать свою природную особость.

Впрочем, ярмарка это не всегда. Иногда это котел. Интересно: что в Израиле? Что там находят репатрианты из России?

Э.А.: К счастью, новым репатриантам из России не пришлось пережить многое из того, что выпало на долю тех, кто прибыл в Израиль в первые годы его существования. К сегодняшнему дню исчез целый ряд неблагоприятных факторов, влиявших на нашу абсорбцию: и нищета первых лет существования государства, и господствовавшая тогда теория «плавильного котла». Эта теория предполагала, что выходцы их всех стран диаспоры должны переплавиться в горниле израильской действительности, и результатом этой «переплавки» станет «новый израильтянин».

Л.А.: Вообще-то есть три модели взаимодействия.

Первая - ассимиляция: когда всё определяет господствующая сильная народность, и прочие вливающиеся принимают ее как закон и норму. Стать немцем (нынешние германские турки во втором-третьем поколениях), французом (негр из колонии - дед Дюма-отца и прадед Дюма-сына), британцем (индус, прибывший из Индии или Пакистана, если, конечно, он не потащит бомбу в лондонское метро).

Вторая модель - котел, в котором переплавляется или переваривается во что-то новое всё, что туда попадает. Борщ, сваренный в таком котле, это то, чего в прежней природной реальности нет. Вопрос: свекла в борще это еще свекла или уже что-то иное? Пример - США. Переварятся ли в том котле красные, белые, черные и желтые составляющие, узнают наши внуки.

Третья модель - многожильный провод. Федерация. Союз автономий. Пример - СССР с его «дружбой народов». Якут остается якутом, татарин татарином, белорус белорусом. Хотя все они - советские люди. Риск - короткое замыкание и разрыв общей «рубашки». Мы это недавно пережили.

Когда нужен общий котел? Когда тебя собираются вытолкнуть вон с земли. Или угробить. Русские выплавились в котле, ибо им грозили нашествия. С востока (Чингис, Тимур), с запада (Бонапарт, Гитлер). Если уж отбиваться, то не пятерней, а кулаком.

Если тебя собираются спихнуть в океан, то придется стать единым народом. Не думаю, чтобы это было приятно, но в исторической жизни вообще мало приятностей, а опасностей сверх головы.

Три эти формы единения чередуются. В зависимости от ситуации. Иногда подстройка. Иногда котел. Иногда федерация автономий.

Э.А.: Я могу понять и то, что побуждает русскоязычную общину израильтян создать, если можно так выразиться, автономную систему - от сети образования до русскоязычных радио, прессы, «русских» магазинов (и продуктовых, и книжных). Но я уверен: это лишь временное явление. Израиль переживает нечто подобное уже не в первый раз. Я уже наблюдал, как второе-третье поколение, вобрав в себя все то, что было заложено в них «русскими» родителями, становилось израильтянами. Так будет и на этот раз. Я надеюсь, что представители этого нового поколения израильтян сохранят и свой язык, и свою культуру, потому что знаю - русская культура - это огромное богатство. Но уверен я и в другом: мои дети и внуки будут вести диалог со своими сверстниками, выходцами из бывшего Советского союза, на иврите. И только так произойдет взаимное обогащение различных этнических еврейских общин в Израиле. Без этого взаимного обогащения израильская культура лишится целой палитры красок, утратит многообразие и богатство оттенков.

Л.А.: Вот эта «палитра» и есть противовес той унификации, которой многонациональный народ расплачивается за монолитность. Решается вопрос - соотношением сил. Русские израильтяне - сколько бы ни «гордились» они Пушкиным, Толстым и Достоевским, - не удержат своей «русскости», раз уж решили остаться жить в Израиле. В детях, внуках эта «русскость» уступит место «израэлитизму», и вопрос лишь в том, сколько русского захотят сохранить в памяти и в духовном составе их израильские потомки.

Встречный вопрос: а сколько эфиопского захотели сохранить родичи Пушкина? Немецкого - родичи Толстого? Литовского - родичи Достоевского?

Не выйдет самоизолироваться - хоть в СССР, хоть в РФ, хоть в Израиле.

Э.А.: Самоизоляция не столь безобидна, как это может показаться. Я люблю еврейский народ во всех оттенках его этнического разнообразия и не хотел бы, чтобы враз, одним махом мы превратились в некую единообразную массу. Но раздробленность и изолированность разных частей нашего общества не может не вызывать тревоги: достаточно сказать, что только религиозных партий, представленных в Кнессете, у нас пять. А это не может не вызывать политической нестабильности, которая ведет и к досрочным выборам, и к созданию шатких коалиций, к бесконечной подковерной борьбе, которую мне лично зачастую хочется назвать просто мышиной возней. Иначе говоря, подобная ситуация отнюдь не способствует консолидации всех наших усилий для решения насущных вопросов, волнующих общество и страну.

Тот факт, что здесь, в Израиле, в своей стране, многие евреи живут так, как привыкли жить в диаспоре, - замкнувшись в своей общине, слепо держась за свои традиции, боясь открыться чему-то новому, - мною воспринимается как большое несчастье. Мультикультура - вещь в принципе положительная - может обернуться и иной своей стороной: внутренним отталкиванием от тех, кто к «нашим» не принадлежит.

Л.А.: Мысленно сопоставляю эту характеристику с жизнью россиян после того, как железные обручи советскости, партийности и коммунистического единоверия отпали, предоставив людям свободу жить так, как им хочется и можется. У вас пять партий, как Вы сосчитали. А у нас их и не считают, может, их двадцать пять, а может, двести пятьдесят. И очень хочется русскому человеку жить в своей общие, как у нас говорят: наособицу, чтобы питерец не походил на челдона, а волжанин на москвича. Читаешь историю Раскола, историю русской Революции, историю партии Ленина-Сталина - сплошные секты, секции, партии, фракции... и думаешь: мы, русские, по природе, что ли раскольники... История отрезвляет - затрещинами. Является извне очередной цивилизатор с плеткой, и мы объединяемся. Сами и плетку делаем. Но - свою.

Э.А.: Память о своих корнях, о своих предках - благо и святой долг, но это не должно подменять духовную работу над тем, что нас объединяет. Я лично это пережил. И сегодня, заняв определенное место в израильском обществе и в израильской литературе, я, когда речь заходит о моей личной самоидентификации, говорю так: прежде всего, я - еврей, затем - израильтянин, принадлежащий к иракской еврейской общине, не забывший язык и культуру своих предков. Я - израильтянин, потому что иврит - это мой язык, потому что мне близки здешняя литература, песни, танцы, театр, потому что политические и философские споры, которые кипят вокруг меня, не просто вовлекают меня в свой водоворот, они важная часть моей жизни...

Л.А.: ...А я - житель Юго-Запада в контексте Москвы, москвич в контексте России, россиянин в контексте Европы и Азии, евразиец в контексте человечества, а если упадут с неба какие-нибудь тарелки, тогда я - человек, частица человечества, «землянин». Ничего, все уживается. Понятие «евразиец» надо, пожалуй, объяснить. У нас тоже одна нога в Европе, другая в Азии. Плохо, когда ноги разъезжаются. А взывать к ближним (и дальним) периодически приходится - в зависимости от того, кто тебя лупит. Сначала: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Потом: «Гей, славяне!»

<< Назад - Далее >>

Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>