ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ДИАЛОГ
Моти ЛЕРНЕР (Израиль)
ДИАЛОГ – НАСУЩНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ…
(Продолжение)
А как интересно читать его переписку с великим раввином Куком по поводу проблемы так называемого «седьмого года», когда запрещалось – в силу древних религиозных традиций – засевать поля. Это и в наши дни серьезная проблема для религиозных земледельцев, а в те дни – и говорить нечего…
И великий раввин обсуждает с земледельцем из Зихрон Яакова сложнейшие теологические проблемы…
Необычайным образом именно мой дед, которого я никогда не видел, оказал решающее влияние на мою жизнь. Весь наш дом был наполнен его духом. И мы всегда помнили, что наши корни – в Российской империи, что мы – «русские», ведь Бессарабия, откуда наш дед пришёл в Эрец Исраэль, – часть России того времени.
И когда я взялся за пьесу о первопоселенцах-фермерах в Эрец Исраэль, я писал про своего деда.
Пьеса «Осень дней его» – не об уроженцах Бессарабии, а о выходцах из Плонска, откуда и Бен-Гурион, но трагедия Эфраима – главного героя пьесы – это трагедия моего деда. Но дед мой – личность отнюдь не трагическая, ибо он примирился со своей судьбой, в отличие от Эфраима, готового сражаться до последнего, но не сдаваться. Вплоть до трагического конца…
Мой же дед, как мне кажется, всё-таки надеялся, что следующему поколению не придётся платить так дорого за воплощение мечты жить в Эрец Исраэль, как это случилось с ним самим и его сверстниками… Он вырвал себя из той почвы, на которой возрос, он всеми силами пытался укорениться в столь желанной ему Земле Израиля, и хотя внешне всё выглядело вполне благополучно, но он до конца дней своих так и не укоренился здесь во всех аспектах этого понятия. Он ведь оторвал себя и от религии, и от привычной культуры, он, как и многие его современники, сказал: «Всё начинаем снова! Новый язык – иврит! Новая земля – Эрец Исраэль! Новая, возобновлённая связь с этой землёй!» И он готов был заплатить любую цену за воплощение этой идеи обновления. А вот мой герой Эфраим из пьесы «Осень дней его» не готов платить ЛЮБУЮ ЦЕНУ…
Но сегодня-то я знаю, что ничего в жизни нельзя начать сначала. Да, я не плачу такую огромную цену за те решения, которые принимал мой дед, однако, его решение жить в доме, где нет религиозной традиции, и в этом же духе воспитывать детей, для меня обернулось тем, что вырос я в доме светском, не получив никакого религиозного образования. Я человек вполне светский, но как учёный-математик признаю, что осведомлённость в вопросах иудейской религии, еврейских традициях – вещь абсолютно необходимая. Я потратил немало лет, чтобы научиться понимать те механизмы, которые действуют в религиозном обществе, чтобы понять образ мысли людей религиозных, чтобы понять моральные основы иудаизма, я много пишу об этом, этому, в частности, посвящена моя пьеса «Трудная любовь», которую поставил Хайфский городской театр. А моя пьеса об апостоле Павле, Павле из Тарса, инициаторе разрыва христианской церкви с иудаизмом, именуемом в христианской традиции «Апостолом язычников», в Израиле не поставлена, но идёт за его пределами. Последние годы жизни Павла, когда он, прибыв в Иерусалим, предстал перед судом Синедриона, затем отвезён на суд в Рим, поскольку он был римским гражданином, – вот сюжетная канва пьесы. Эти судебные процессы укрепили его во мнении, что полный разрыв христианства с иудаизмом просто неизбежен…
Но, кроме христианской традиции, признающей Павла «апостолом язычников», есть и иной взгляд на его роль и на последствия его деятельности для судеб евреев.
Вот в нескольких словах изложение высказанного в нашей беседе мнения одного из уважаемых мною современных иудеев-израильтян, который занимался историей Павла.
Павел – человек физически некрасивый, внешний вид которого едва ли соответствовал титулу «великого апостола язычников». Писатель ІІ века нашей эры Онисифор в апокрифических «Деяниях Павла и Феклы» описывал Павла так: «Человек довольно невысокого роста, лысый, с кривыми ногами, сходящимися бровями и большим красным, несколько кривым носом». Рождённый в городе Тарсе, областной столице Римской империи, Шаул(Саул) - таково еврейское имя Павла, имел римское гражданство, усвоил греческую культуру и иудейскую веру, как он сам именовал себя – «Фарисей, сын Фарисея». Лет 18-и он отправился в Иерусалим, намереваясь изучать иудаизм под руководством Гамлиэля, члена Синедриона, человека мудрого, чьи взгляды были умеренны, далеки от фанатизма. К 30 годам Павел был признанным защитником иудаизма, и, снедаемый непомерным честолюбием, он был одним из яростных гонителей иудеев-христиан. Грекоговорящие иудео-христиане в Иерусалиме спровоцировали иудейские власти на жестокие гонения – Стефан, один из самых заметны этих эллинизированных иудеев-христиан, доказывал мессианство Иисуса, опираясь на иудейское Священное Писание, упрекал иудейские власти именно за то, что они свыше всякой меры полагаются на почитание Храма, что, по его мнению, противоречило основам иудаизма. Проповедь Стефана необычайно взбесила Павла, и он со всей страстью включился в последовавшие гонения на христиан.
Честолюбивый сверх всякой меры, Шаул-Саул (Савл-Павел) осознал, что, опираясь на самые крайние воззрения, он, провинциал среди иерусалимских интеллектуалов, сможет занять достойное место в высших слоях просвещённых иудеев. И он охотно принял поручение Первосвященника в Иерусалиме, предписывающее ему идти на север, в Антиохию и Дамаск, арестовывать всех иудео-христиан, которые принимали идеи проповеди Стефана, умершего к тому времени мученической смертью – его публично побили камнями.
А далее…
После ослепляющего видения Павла, после трёхдневного поста и принятия крещения от Анании, ученика Иисуса, сообщившего Павлу Божественное поручение – быть апостолом язычников, Павел начинает свою новую жизнь, избрав иное поприще…
И тут, на этом новом поприще, честолюбивые устремления Павла, человека, несомненно, не бездарного, могли быть реализованы только при условии полного разрыва с иудаизмом, с иудейскими традициями. Иудеи в синагоге, где проповедовал Павел, его проповеди НЕ ПРИНЯЛИ, не хотели отказаться от традиции, скажем, обрезания (см. Деяния, 15:1), которую они сохраняли на протяжении тысячелетий, настаивали на том, что соблюдение его необходимо всем (Послание к Галатам, 2:12) И Павел нашёл новую аудиторию – язычников, нарушив заповеди самого Иисуса Христа, который горд своей принадлежностью к еврейскому народу, никогда не отвергал иудаизм, считал себя еврейским мессией:
1. «Не думайте, что Я пришёл нарушить Закон или Пророков, не нарушить пришёл Я, но исполнить» (Матфей, 5:17).
2. «Сих двенадцать послал Иисус и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите и в город самаритянский не входите. А идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Матфей, 10:6-6).
3 «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Матфей, 15624).
Павел, снедаемый неуёмным честолюбием, как утверждает мой оппонент, выдвинул новую концепцию, давшую возможность отказа от соблюдения Закона, что привело к созданию новой церкви.
Павел, по словам моего оппонента, – человек предельно негативный, его личность выражает отрицательные стороны еврейской, иудейской индивидуальности. Как и у всякого народа, видимо, и у евреев, есть не совсем светлые моменты в духовной (и даже реально-повседневной!) жизни, над преодолением которых трудились наши пророки, учителя народа, наши мудрецы. Иудаизм – это вечное поле битвы праведного с грешным, поверхностного с глубинным, великой идеи и её воплощения. В воззрениях иудаизма праведное поведение есть единственный путь к вечному спасению, и этот путь открыт всем, и евреям, и не-евреям. Иудейская вера НЕ претендует даже на то, что именно евреи «открыли» единобожие – в книге «Бытие» сказано: поклонение единому Богу существовало и во времена Авраама. Всеобщее этическое учение мыслящих людей – по еврейской традиции! – называется Законом сынов Ноя, включает СЕМЬ принципов. Люди, не являющиеся иудеями, вполне могут достигать – и достигали! – таких высот праведности, как немногие из смертных. Иов, о котором мы читаем в Ветхом Завете, – великий, праведнейший человек, но не еврей.
Разумеется, отмечает мой оппонент, он читал книги Иосефа Гедалии Клаузнера, где учёный рассматривает историю возникновения христианской церкви, прослеживает еврейские и эллинистические истоки идеологии апостола Павла, полагая, что через апостола Павла, через созданную им христианскую церковь весь мир принял важнейшие морально-этические вещи, которые есть в иудаизме, и Десять Заповедей стали важнейшей слагающей частью великой европейской культуры. И.Г. Клаузнер полагал, что еще придёт время, когда забудутся гонения на евреев на религиозной основе, и мы, евреи, воздадим должное и Иисусу, и апостолу Павлу, принесшим в мир идеи иудаизма. «Но и эта мысль меня страшит», – заявляет мой собеседник, – ибо её взяли на вооружение… апологеты «всемирного еврейского заговора»…
…Не стану полемизировать с доводами моего собеседника, а отвечу лишь на один вопрос: почему я написал пьесу об апостоле Павле? Что я в нём увидел?
Я, прежде всего, увидел в апостоле Павле реформатора. Его встреча в Дамаске с Иисусом, его слепота, последующее прозрение открыли ему идею Спасения, и эта идея воспринята Павлом как возможность универсальной революции – Спасение уготовлено не только еврею, соблюдающему Заповеди, но всему человечеству, каждому отдельному человеку!
И путь к Спасению – вера в Бога и его Мессию – Иисуса.
Верно, прав был мой собеседник, утверждавший, что этот подход апостола Павла противоречит тому, что говорил Иисус.
Но…
В иудаизме всегда наблюдались две тенденции. Одна, – я называю её центростремительной, – это устремление всех творческих сил только на благо самой еврейской общины, отгораживаясь от остального мира. Другая же, – я называю её центробежной, – это направленность духовных, творческих сил во внешний мир, стремление изменить не только еврейскую общину, но и весь окружающий мир. Апостол Павел, начертавший путь к Спасению для всего человечества, был, с моей точки зрения, провозвестником идеи универсализма. «Нет ни Эллина, ни Иудея, ни обрезания ни необрезания, Варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос» (Колоссянам, 3:11). А в Послании к Галатам: «Нет иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного, нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галатам, 3:28).
Слышу снова своего оппонента:
1. Верно, что обычно эти слова толкуются в смысле декларирования равенства всех людей между собою, но в Новом Завете говорится о равенстве ТОЛЬКО между христианами – они равны в вере своей перед Богом.
2. Разве в иудаизме нет подобных размышлений о равенстве?
Вот, например, в книге Шмот (Исход, 23:12) «Шесть дней занимайся трудом своим, а в день седьмой пребывай в покое, пусть отдохнёт и бык твой, и осёл твой, и пусть отдохнёт сын рабыни твоей, и пришелец…»
Или в Десяти Заповедях: «А в день седьмой – Суббота… не совершай никакой работы ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец твой, что в воротах твоих, – чтобы отдохнул раб твой и рабыня твоя подобно тебе».
В субботу ВСЕ приобретают равные права!
Я же скажу, что всё верно, говорили мы это, но… не всегда делали, как говорили. А ещё мы сказали о себе: «Вот народ живёт отдельно и между народами не числится» (Бе-Мидбар – Числа, 29:9).
И слова моих оппонентов в моей пьесе произносит Ханания, первосвященник, защищающий обособленность еврейского народа, убеждая апостола Павла, представшего перед судом Синедриона: ведь если взять идеи иудаизма и попытаться распространить их по всему миру, то уподобится это тому, будто капельку благовоний выпустили в океан… И весь аромат улетучится без всякой ощутимой пользы.
Мне кажется, что апостол Павел – это еврей, который попытался быть инициатором некоей универсальной духовной революции, но иудаизм не принял даже самой возможности универсальной духовной революции, и Павел предстал пред судом Синедриона, а затем – и перед судом в Риме…
Я отчетливо понимаю, что не только для евреев учение апостола Павла отнюдь не однозначно. Сама идея Спасения по праву всего лишь одного человека – Мессии, может ли она быть принята миром? Ведь и мир должен быть достоин того, чтобы пришло Спасение…
Революции не происходят сами по себе, автоматически…
И весь этот круг совсем не простых вопросов я попытался затронуть в своей пьесе. Но… я не судья апостолу Павлу, хотя могу понять и даже принять доводы о побудительных мотивах того, как провинциал из Тарса, честолюбивый сверх всякой меры, талантливый, сражается за своё место под солнцем в суровом Иерусалиме, где и своих местных честолюбцев и умников предостаточно. Я говорю об этом в пьесе, я подчёркиваю тот факт, что в элиту Иерусалима 20-х – 30-х годов новой эры Павлу пробиться не удалось.
И это, в конечном счёте, тоже было, по-видимому, одним из факторов его выступлений против элиты. Я даже готов принять эти психологические мотивировки некоторых поступков Павла, это вполне по-человечески, это – естественно. Но, с другой стороны, я не могу отбросить те идеи, которые я нахожу в писаниях Павла. Это ведь не те идеи, которые я выдумал, которыми меня снабдила моя собственная богатая фантазия…
Я надеюсь, что моё отношение к апостолу Павлу более точно, чем, скажем, отношение к моему деду, о котором я говорил выше.
Увы, мой дед не оставил ни книг, ни обширных записей. О своём деде я знаю лишь со слов моего отца, знаю то, что слышал от стариков, знавших деда лично, кое-что рассказали мне и те немногие страницы, которые он сам написал…
Об апостоле Павле написаны горы книг, но для меня главным был сам апостол Павел - такой, каким он предстаёт со страниц Нового Завета, который я читал на иврите. Не скрою, мне доступны его писания и на других языках, но я сознательно выбрал Новый Завет на иврите.
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>