ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ДИАЛОГ
Александр КИРНОС (Россия)
МЫ С ТОБОЙ ДВА БЕРЕГА…
М.Л. Я, как и многие израильтяне, родившиеся в Эрец Исраэль, самыми тесными узами связан с тем местом, которое называлось когда-то Российской империей.
Моя связь с Россией начинается с моего деда. Его звали Исраэль Лернер, и был он уроженцем местечка Чимишлия в Бессарабской губернии.
А.К. Первый известный мне по сохранившимся семейным апокрифам родственник - прапрадед Дреш жил в Изяславе. Я не знаю, чем занимался прапрадед, но догадываюсь, что его занятия не были вознаграждены достатком, иначе его сына Авраама не забрили бы в кантонисты.
Не думаю, что прапрадед гордился этим фактом. Думаю, что он ощущал это как огромную беду.
Но милостив Всевышний, и Авраам, отслужив двадцать пять лет, не стал гоем, а вернувшись в Изяслав, успел жениться на Ривке и родить детей, один из которых, Акива-Шмуэль, и стал моим дедушкой по материнской линии.
М.Л. Исраэль Лернер, мой дед, учился в ешиботе (мы в Израиле говорим «ешива»), рос в религиозном окружении, был прихожанином синагоги в Чимишлии, но… идеи возвращения в Землю Обетованную, романы Авраама Мапу, выпустившего первый роман на иврите «Ахават Цион» (1835 год, переведён на русский – «Любовь в Сионе»), роман «Аит шавуа» («Коршун лицемерия», 1869 г.), идеи сионизма, новые веяния в еврейской культурной жизни докатились и до Бессарабии, и Исраэль Лернер, опасаясь призыва в царскую армию, краха своей мечты об Эрец Исраэль, оставив всё позади, бежит из родных мест. С невероятными трудностями семнадцатилетний ешиботник добирается до городка под названием Зихрон Яаков, что на склонах горы Кармель, упоминаемой ещё в Ветхом Завете.
А.К. Вот он водораздел! То, что сделал ваш дедушка только через сто лет совершили некоторые внуки моего дедушки.
Мой дедушка родился в 1881году, то есть он не намного младше Исраэля Лернера, но его судьба сложилась по-другому. Призыв в армию, ему, как сыну кантониста, уже не грозил, он закончил хедер, рано начал работать, стал жестянщиком. Он переехал в Славуту, женился на Блюме Радошовецкой.
И получается, что связывают нас воспоминания не о Российской империи и загадочной русской душе, а о жизни в местечках черты оседлости, идишлэнд, страны смытой цунами революции и второй мировой войны.
М.Л. Городок этот основан на деньги барона Ротшильда и назван так в память отца барона, Джеймса. И 1882 год – год основания – тоже важнейшая веха в новейшей истории Израиля: в июле 1882 года группа еврейской молодёжи из России в составе 14 человек, принадлежавшая организации БИЛУ, высадилась в порту Яфа и начала работать в сельскохозяйственной школе «Микве Исраэль». Молодые люди из БИЛУ (начальные буквы библейского стиха «Бейт Яаков лху ве-нелха» – «Дом Яакова! Вставайте и пойдём». Исход, 2:5) именно переселение в Эрец Исраэль считали достойным ответом на еврейские погромы 1881 года, прокатившиеся по всей России после убийства императора Александра Второго.
А.К. Были и дискриминация, и погромы, но, несмотря на это, до революции ещё можно было жить с именем Акива-Шмуэль, дедушка женился на Блюме Радошовецкой, стал жестянщиком и вырастил шестерых детей. Семья говорила на идиш и соблюдала кошер, уцелела во время войн и революции и в тридцатые годы во время голода на Украине переехала в Москву.
Дедушка никогда не думал об отъезде из России. При советской власти много писали об ужасах антисемитизма в «чёрные мрачные годы царизма», а в последнее время много с ностальгической грустью, а порою и сусально говорят о прелести «идишкайт» в местечках черты оседлости.
М.Л. Сегодня я чувствую, что история жизни моего деда, его личность необычайно сильно повлияли на моё становление, на моё мироощущение. Меня всегда потрясало в нём его сознательное, продуманное, я бы даже сказал – идеологическое решение: начисто изменить свою жизнь, стать земледельцем, развивать сельское хозяйство в Эрец Исраэль. Только так, полагал мой дед, можно содействовать возрождению еврейского народа на земле предков. У него было глубокое религиозное чувство по отношению к земле, земледельческому труду, к образу жизни земледельца.
А.К. Мой дедушка тоже принимал сознательное решение о переезде, но не в Израиль, а в Москву и почти на сорок лет позже. Ещё в двадцатые годы братья моей бабушки, в начале века уехавшие в Америку и осевшие в Сан-Франциско, звали дедушку к себе. Они собирались открыть авторемонтную мастерскую, и им до зарезу нужен был кузовщик, а дедушка работал с железом, но он отказался. Итак, в Америку дедушка не поехал, а вот в Москву - да! Возможно, сказалась социальная принадлежность, дедушка был рабочим и в послереволюционные годы, наверное, испытывал что-то вроде кессонной болезни. Революция стёрла черту оседлости и, главное, наконец-то наяву осуществлялись мечты пророков о социальном равенстве. По-видимому, для моего дедушки (как и для многих жителей еврейских местечек) более предпочтительными оказались не национальные, а социальные мотивы.
М.Л. У нас рассказывают, что прибыв в Эрец Исраэль, мой дед срезал бороду и пейсы, собираясь стать светским человеком, не соблюдающим религиозные предписания. О, конечно, он благословлял Субботу – совсем так, как это делают многие современные израильтяне, сразу же после субботней трапезы включающие телевизор с обзором новостей за неделю – он, несомненно, соблюдал законы о кошерной пище, иногда ходил и в синагогу, но большинства религиозных предписаний он уже не придерживался…
А.К. Итак, семья переехала, и первое время все жили в бараке в одной квартире, вместе ещё с одной крестьянской семьёй. Как это переносила моя плохо говорящая по-русски бабушка, привыкшая быть полной хозяйкой в собственном доме, я представляю не очень хорошо. Потом всё как-то устроилось. Продали дом в Славуте, купили полдома в пригороде Москвы – Перово.
В Москве, как и в Славуте, соблюдалась суббота, отмечались еврейские праздники, до последних дней жизни дедушки соблюдался кашрут. По субботам ходил к знакомым, где регулярно собирался миньян.
Традиции традициями, а вот для своих детей и внуков дедушка хотел другой жизни. По-видимому, светская пролетарская культура казалась ему более привлекательной, чем местечковая жизнь, и он считал, что одна эпоха закончилась, а для новой эпохи нужны новые люди.
Правда, дочери дедушки вышли замуж за евреев (дань традиции), но три зятя были коммунистами, да и старший сын, дядя Миша, тоже стал членом партии.
М.Л. Необычайным образом именно мой дед, которого я никогда не видел, оказал решающее влияние на мою жизнь. Весь наш дом был наполнен его духом. И мы всегда помнили, что наши корни – в Российской империи, что мы – «русские», ведь Бессарабия, откуда наш дед пришёл в Эрец Исраэль, – часть России того времени.
А.К. Благодаря дедушке я всегда чувствовал себя евреем, а, когда в начале девяностых годов после демобилизации из армии учился на факультете иудаики Туро-колледжа, понял, что загадочный идишкайт - это жизнь семьи моего дедушки, где он был олицетворением справедливости, а бабушка – милосердия.
М.Л. Он ведь оторвал себя и от религии, и от привычной культуры, он, как и многие его современники, сказал: «Всё начинаем снова! Новый язык – иврит! Новая земля – Эрец Исраэль! Новая, возобновлённая связь с этой землёй!» И он готов был заплатить любую цену за воплощение этой идеи обновления.
А.К. Когда мне было шесть лет, другой мой дедушка, Нехемья, дедушка Голубчик, как звали мы его с братом, также в соответствии с духом времени помог мне выбрать дорогу в жизни.
Тогда я уже хорошо читал, но мне никак не удавалось понять, что это за странные буквы рассматривает мой дедушка по вечерам, накинув на плечи большую белую скатерть с тёмными продольными полосами и кистями, и какие слова он говорит по утрам, надевая на левое плечо и голову странные чёрненькие коробочки.
– Зейделе, – попросил я его однажды, – я тоже хочу прочесть эту книжку, научи меня.
– Эйникел, – дедушка ласково погладил меня по голове, – тебе это не нужно, ты поступай в пионеры.
Так я на пятьдесят лет разминулся с Торой, которая могла бы стать главной любовью моей жизни.
М.Л. Но сегодня-то я знаю, что ничего в жизни нельзя начать сначала. Да, я не плачу такую огромную цену за те решения, которые принимал мой дед, однако, его решение жить в доме, где нет религиозной традиции, и в этом же духе воспитывать детей, для меня обернулось тем, что вырос я в доме светском, не получив никакого религиозного образования. Я человек вполне светский, но как учёный-математик признаю, что осведомлённость в вопросах иудейской религии, еврейских традициях – вещь абсолютно необходимая. Я потратил немало лет, чтобы научиться понимать те механизмы, которые действуют в религиозном обществе, чтобы понять образ мысли людей религиозных, чтобы понять моральные основы иудаизма, я много пишу об этом, этому, в частности, посвящена моя пьеса «Трудная любовь», которую поставил Хайфский городской театр.
А.К. Я убеждён, что самое главное всегда можно начать с начала, было бы желание. Только на пятидесятом году жизни я прочёл в Пиркей Авот слова, сказанные выдающимся законоучителем Гиллелем почти 2000 лет назад: «Если я не за себя, то кто за меня? Но если я только за себя, то зачем я?»
Тогда же я впервые услышал о кодах Торы. По преданию, Тора была создана задолго до нашего мира и служила для Всевышнего чертежом. В ней, как в генах, записана программа развития мира. Но это очень своеобразная программа, в ней есть полный набор всех возможных вариантов от начального до конечного пункта, причём пункт назначения определён и неизменен, а какой из вариантов пути будет осуществлён и сколько времени потребуется на его достижение, зависит от усилий каждого участника в отдельности и от результатов действий всех.
Возможно, здесь ключ к одной из самых загадочных апорий: всё предопределено, но есть свобода воли. Это делает не только опасным, но и преступным обращение к гадалкам, поскольку человек тем самым отказывается от своего основного права и обязанности: свободы выбора. Но это же даёт возможность видеть в каждом событии заложенные в нём, но пока ещё не реализованные смыслы.
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>
