ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ПОЭЗИЯ

Илья ВОЙТОВЕЦКИЙ (Израиль)

Я СЛЫШУ МУЗЫКУ

Цикл

     МУЗЫКА

Я слышу музыку. Она
меня не покоряет блеском.
В её звучанье – слишком веском –
порою сдержанность слышна.
Я чувствую, как даль плотна.
Я представляю очень ясно,
что совершенно неподвластна
напору музыки она.
Я слушаю полутона
и вглядываюсь в полутени:
вот, удаляясь, полетели
они за плоскость полотна –
туда, где явь темным-темна.
Но всё увереннее руки
её преображают в звуки,
в которых плещется луна.
Со взбаламученного дна
уже на звуки неразъята
всплывает Лунная соната
и в мире властвует.
Одна.

     * * *
Дыханье лет, как своры гончих,
всё ближе слышу у плеча,
и всё бросаю, не закончив,
а часто – даже не начав.

Я как-нибудь перезимую,
не дотянувшись до вершин.
– Но вот ведь Шуберт: он Восьмую
так до сих пор не завершил! –

И Провиденье промолчало –
впервые на моём веку.
А мне – такое бы начало –
хотя бы первую строку!

Пройтись по клавишам потёртым,
а после:
в зале при свечах
его вступительным аккордом –
одной бы ноткой – прозвучать!

Мне б только миг его горений,
мгновенный всплеск его огня...
Звучит Симфония.
И Гений
с гравюры смотрит на меня.


      БЕТХОВЕН

Бетховен глух.
Не скрипнут половицы,
не взвизгнет дверь проржавленной петлёй.
А за окном в ветвях щебечут птицы
и дышит свежий ветер над землёй.

Бетховен глух.
А может быть, напротив,
мир оробел и, звуки поборов,
беседует беззвучьем подворотен
и немотой подъездов и дворов.

Бетховен глух.
Уйдя безумной гривой
в изгиб спины и неподвижность плеч,
он, пальцы сжав, следит, как луч игривый
на клавиши пытается прилечь.

Бетховен глух.
Всевластен страх беззвучья,
всесилен устрашающий недуг,
но в тишине рождается певучий,
почти невыносимо чистый звук.

Бетховен глух.
Он глух к полночным скрипам,
к ворчливым дрязгам, к суете сует,
он мрачен, нелюдим, угрюм и скрытен.
Бетховен глух.
– Бетховен глух? О, нет!

Он ночью у постели неизмятой
задумчиво сидит, как манекен.
Он слышит взлёты будущей Девятой,
не слышанной пока ещё никем.

Язык распухший шевелится сухо,
прикрытый глаз в орбите изнемог,
и самым чутким, самым острым слухом
Бетховен слышит, как вздыхает Бог.

* * *
_____________Святославу Рихтеру

Стаккатный ливень
тысячеперст.
Стократ счастливый
рояль разверст.
Всей глуби залежь
разворошил
размахом клавиш,
натягом жил.

Бушует ливень
тысячеструй
в сеченье линий,
в дрожанье струн,
и тишь примята,
и вдаль круги.
Аккорд, фермата
и взмах руки.

Завеса теней,
и зал глубок.
На авансцене
усталый бог
над круговертью –
сквозь непокой –
и до бессмертья
подать рукой.

ПРИГЛАШЕНИЕ К ШОПЕНУ

___________________Лене Залко

ПрОшу, пани, прОшу, Лена,
прОшу Вас я:
поиграйте мне Шопена
в ритме вальса.

Наважденье – эти звуки,
эти трели,
словно отзвуки разлуки
и потери.

В нашем крае неморозном
и хамсинном
затоскуем по берёзам,
по осинам.

Здесь цветут в пустыне маки,
словно в Польше.
Мы немножечко поляки,
даже – больше.

В наших душах не завянет
гроздь сирени.
Мы немножечко славяне,
хоть – евреи.

Мы для пана – совершенно
иноверцы.
Поиграйте мне Шопена
в ритме сердца.

      * * *
Свистел хамсин, и голосили дали,
песок завесой над землёй висел,
а я читал стихи прекрасной даме
и слушал вальс Шопена – номер семь.

Небесный свод, не выдержав качаний,
на землю рухнул, и сгустилась тьма,
был Страшный Суд, а мы не замечали
и не сошли поэтому с ума.

Жизнь продолжалась, трепетна и бренна,
в неё врывалась за грозой гроза,
а я читал стихи под вальс Шопена,
и женщина смотрела мне в глаза.


УЛИЧНЫЙ МУЗЫКАНТ

Мой приятель Серёга Вайс,
лабух самый обыкновенный,
на баяне играет вальс,
нам знакомый с поры военной.
Он растягивает меха,
нажимает за кнопкой кнопку,
улыбаясь порой слегка
тем, кто мелочь кладёт в коробку.
Он играет "Осенний сон"
и басами вздыхает сипло.
Брошу шекель, услышу звон
и приветливое "спасибо".

Мой приятель Серёга Вайс,
над баяном своим ссутулясь,
развлекает игрою вас
на углу многолюдных улиц.
Не роняя зазря словес,
кинет пальцы от края к краю.
"Я Огинского "Полонез", –
говорит он, – сейчас сыграю."
Он кивает мне: 
"Не тужи!
Заработанный хлеб не горек."
Завыванья автомашин
"Полонезу" недружно вторят.

Мой приятель Серёга Вайс,
атрибут городского центра!
...Помню, как партитуры вязь
он просматривал в день концерта.
В беге канувших зим и лет
долгий праздник не прерывался:
высшей ценностью был билет
на концерт дирижёра Вайса.
Над пюпитрами вознесён,
он парил над притихшим залом
и дарил не осенний сон –
грёзы зимние* навевал он.

Мой приятель Серёга Вайс...
Повздыхает баян плаксиво,
скажет слушатель:
– Высший класс! –
и ответит Сергей:
– Спасибо.
______________________________
* "Осенний сон" – старинный русский вальс,
   "Зимние грёзы" – название Первой симфонии П.И.Чайковского.
______________________________


ДУХОВОЙ ОРКЕСТР
_____________________________________
В августе 2004 года я с семьёй впервые за много лет посетил Россию. Авиарейсом Тель-Авив–Франкфурт-на-Майне–Таллинн мы прилетели в Эстонию, провели там две недели, а затем паромом прибыли в Санкт-Петербург.
_____________________________________

____________Моим питерским друзьям
____________Жене и Вите Костюковским-Забелиным

День коротая в полудрёме,
мы шли на рейсовом пароме –
кто в гости, кто спешил домой.
Мы направлялись в город Питер.
Лицо мне вольный ветер вытер.
Остался Таллинн за кормой.

Вино некрепкое в бокале.
Прокрался луч меж облаками,
чтоб тут же утонуть в вине.
Светило погрузилось в море,
сгустились сумерки, и вскоре
качнулся месяц на волне.

Морских просторов покоритель,
я ждал, когда увижу Питер –
впервые через много лет.
Ночь минула.
Настало утро.
Над гладью колыхнулся смутно
остроконечный силуэт.

И день настал.
Но встретил день я
без должного сердцебиенья,
о коем думалось с утра.
Припомнилось как озаренье:
"Люблю тебя, Петра творенье!"
И вот он, вот он, град Петра.

Я не страдал от ностальгии,
как – знаю – многие другие.
Не раб я и не властелин,
совсем не рвался – долго шёл я,
но всё ж с открытою душою –
сюда из наших палестин.

Как и пристало иноверцу,
твержу я замершему сердцу:
"Прошедшего не вороши!
На тридцать лет ты стало старше…"
Но слышу: зазвучали марши –
мелодии моей души.

На фоне плит и блоков серых
шеренга флотских офицеров –
играет духовой оркестр.
Как будто, чтоб вернуть утрату,
спешу я вниз, бегу по трапу,
не глядя ни на что окрест.

До тяжкой, обморочной дрожи
я лишь на кители и клёши
смотрю, и медь слепит глаза.
Вчера, покинув город Таллинн,
не знал я, что сентиментален,
что прошибёт меня слеза.

Но я иду, иду упорно.
"Наверх вы, – мне поёт валторна, –
все по местам!"
Все по местам…
Трепещут на пюпитрах ноты.
А ветер, спрашивая:
– Кто ты? –
кидается на нотный стан.
Ах, этот марш, напев мой старый!
Красноречивые футляры
расположив перед собой,
стоят на вахте офицеры
Отечества, Царя и Веры,
готовые на смертный бой.

Но вдруг, душой о взгляд поранясь,
я вижу:
некий иностранец,
отнюдь не шут и не фигляр,
пожав плечами: дескать, странно,
монет щепотку из кармана
достал и опустил в футляр.

Он оценил достойно действо:
не униженье, не злодейство,
а просто нищему гроши,
чтобы досталась мелочишка
детишкам да на молочишко,
себе ж – спасение души.

России честь, России гордость!
Я прохожу, стыдливо горбясь,
и не в глаза гляжу, а вкось.
Мне нота каждая знакома.
Пришелец, далеко от дома,
чужой,
я здесь всего лишь гость.

     * * *
_____________Ирочке РАКАНТ –
_____________дивной пианистке
_____________и очаровательной девоньке
_____________шестнадцати лет от роду
_____________после её концерта
_____________13 февраля 1994 года.

Был звук, был лик!
Увы, так быстротечен –
всего лишь миг! –
и вот окончен вечер.

И тишь, и звук
меняются ролями.
Не позовут
тебя опять к роялю.

Уйдёшь домой,
опустишь тихо плечи...
Но – Боже мой! –
ведь был он, этот вечер,

бурлил, шумел,
безумствовал, раскован:
поток – Шопен*!
и океан – Бетховен*!

вприсядку – Брамс*!
в обнимку – Дунаевский*!
(все вместе, враз –
аккорды, взлёты, всплески).

...Не блекнет свет в столетьях... –
Тают свечи...
Был миг.
Есть век.
И – не окончен вечер.
______________________________
* Перечислены композиторы, произведения которых были исполнены в концерте.
______________________________


     БАХ

_____________Раймонде Шейнфельд

Бах – это гармония
неба, земли и крон.
Если сверкнула молния,
знаю я: грянет гром.

Если сверкают молнии,
если грохочет гром,
значит, у фисгармонии
Мастер скрипит пером.

Пишется по наитию
говор седых небес.
Рушится, чтоб омыть его,
ливень на чёрный лес.

Речка вскипает полная.
Капельки на губах.
Если о Боге вспомнил я,
думал о Боге Бах.

Мир совершенством радуя,
каждый аккорд глубок.
Если над миром радуга,
слушает Баха Бог.


МОЦАРТ И САЛЬЕРИ

Сальери сам испил бы яда,
но Голос прозвучал:
– Не надо!
Все скажут:
"Яд подсыпал Моцарт", и будет Моцарт виноват.
– Да, но решат, по крайней мере,
что гений – это я, Сальери.
– Ах, если так, тогда, Сальери, прими, пожалуй, этот яд.

А в это время Амадеус,
на славу вовсе не надеясь,
(он даже не мечтал о славе, а нотную тетрадь листал
и пел то forte, то piano)
пел необузданно и пьяно
и неразборчивые знаки выплескивал на нотный стан,
и заплетавшийся язык
шептал:
– О, kleine Nachtmusick!

Антонио не принял яда.
Он из кувшина лимонада
внезапно дрогнувшей рукою плеснул устало в свой бокал,
уселся в кресло, смежил вежды
и понял: никакой надежды –
и ощутил, как тонкой струйкой пот по спине его стекал.
А заплетавшийся язык
твердил:
– О, grosse Nachtmusick!


ЦЕЛОМУДРЕННЫЙ ВАЛЬС

В этом шаге, в загадочном шаге
и веселье, и страсть, и печаль,
и колышутся два полушарья,
задевая меня невзначай.

Драпировка накидок и складок
укрывает манящий тайник.
Я ловлю осужденье во взглядах,
но какое нам дело до них!

Под глубокие вздохи оркестра
положи мне ладонь на плечо.
Тут просторно, и – всё-таки – тесно.
Нам ещё бы тесней, нам ещё...

Шаг – налево – два шага – направо –
и – застынем, замрём, затаясь.
Проплывают за парою пара,
но какое им дело до нас!

Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-где-мы?..
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
Отзвучат-музыкальные-темы,
догорят-переливы-витрин.

Раз-два-три, раз-два-мы-дотанцуем
раз-два-три-эту-радость-и-грусть.
Раз-два-три... Говорят: «Не к лицу им.»
Раз-два-три... Говорят? Ну и пусть!

     * * *
________________________Вике
Пока ещё что-то и как-то
и кружится над головой,
сыграю тебе pizzicato
на звонкой струе дождевой.

В звучанье тревожного такта
ты губы подставишь лучу.
Пока ещё что-то да как-то,
прошепчешь:
– Держи!.. Улечу...
ПЕСЕНКА
(под гитару)

На маленькой кухоньке тесно,
весь мир – от стены до стены.
Здесь тихие-тихие песни
до позднего часа слышны.

За стенами грозно держава
буравит ракетами тьму.
На кухне поёт, нам поёт Окуджава,
и мы подпеваем ему.

Аккорды гитарные грустно
звучат на любом этаже.
Остыла в тарелках закуска,
и водка согрелась уже.

Мы слушаем, слушаем жадно.
В густом сигаретном дыму
нам тихо поёт, нам поёт Окуджава,
и мы подпеваем ему.


ТРИО ГАНЕЛИНА

Несовременный, словно Бах,
Сижу и слушаю Ганелина,
И нервы шебуршат в зубах,
И ноет чашечка коленная.

А сам Ганелин, сучий чёрт,
Урчит, рычит, мычит, мяукает,
Все клавиши наперечет
Пересчитает, перестукает,

Пройдётся пальцем, кулаком,
Внутри все струны перешарит,
То ледяной струёй ошпарит,
То освежает кипятком.

Нагромождение муры,
Невероятность этой росписи
Доносятся, как зов из космоса,
Где в прах разносятся миры.

Звук то взорвётся, то вползёт
Улиткою в ушко - в отверстие,
И вдруг закрутится-завертится
Нездешний – но вполне вальсок.

К чертям неверье и снобизм!
О чём бубнит зануда-ментор?
А парни, сев за инструменты,
Играют чёрте что.
На бис!
______________________________
Авангардный композитор и музыкант Ганелин, репатриировавшись в Израиль, выступает с инструментальным ансамблем.
______________________________

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

В моём мобильном телефоне,
когда никто мне не трезвонит,
могу я с музыкой общаться –
от Альбинони и до Шварца.

Я никуда от них не денусь. –
…Идёт в наушниках старик
и молится:
– О, Амадеус!
– О, Людвиг ван!
– О, Фредерик!

Бредёт он по знакомой тропке,
вокруг не замечая лиц,
а в черепной его коробке
и шум дождя, и пенье птиц,

и грома первого раскаты,
осенний вздох, весенний гам,
сонаты, фуги и токкаты,
полёт арпеджио и гамм.

О, Боже мой, какая месса
доносится из Поднебесья!
А я макушкою качаю:
"Успеть бы к утреннему чаю…"

2 сентября 2011 года.

<< Назад - Далее >>

Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>