ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > КАДИШ ПО МЕСТЕЧКУ
Иосиф ГУРЕВИЧ (Израиль)
ЙОСЯ-СКРИПАЧ
Сквозь королей и фараонов,
вождей, султанов и царей,
оплакав смерти миллионов,
идет со скрипочкой еврей.
Игорь Губерман
Это рассказ о Йосе. Иосифе Михайловиче Рубинчике. Старом скрипаче, игравшем по пятницам в маленьком зале маленького кафе.
Йося был четырнадцатым ребенком в семье. Четырнадцатым и последним ребенком у своих родителей.
Он родился в Днепропетровске, бывшем Екатеринославе, но считал себя одесситом. А кем бы считали себя Вы, если бы учились в Одессе у Петра Соломоновича Столярского?
В сорок третьем году пятнадцатилетним пацаном Йося Рубинчик пошел на фронт. Пошел, по его же словам, - из-за постоянного чувства голода. В сорок пятом он вернулся живым, но по-прежнему несытым.
Всю жизнь Йосиф Михайлович прослужил первой скрипкой в симфоническом оркестре. Он не утомлял себя многочасовыми репетициями и дома никогда не брал в руки скрипку. Говорил:
- Что мама дала, то и есть.
Всю жизнь Йося прожил со своей женой Женей. Со своей единственной женой Евгенией, бывшей старше его на шесть лет, заменившей ему и мать, и любовницу, и супругу.
Господь-Бог не дал им детей, поэтому на старости лет Йося постоянно спешил. Он спешил к своей парализованной жене Жене, потому что кроме него больше некому было к ней спешить.
Моя подруга Яша сказала:
- Ты должен его услышать.
Моя подруга Яша сказала:
- Ты должен это услышать, пока их еще не закрыли, и пока Йося еще жив.
Яша сказала:
- Там не обязательно много заказывать; можно взять чашку чаю или кофе и просидеть весь вечер. Но даже если ты возьмешь какую-нибудь еду, там невозможно есть.
Невозможно жевать, когда он играет.
Я ничего не знал о Йосиной жизни и, конечно, собирался увидеть модную штучку. Я собирался увидеть модную штучку, а увидел встроченый клин на брюках (к сожалению, наши вещи не полнеют вместе с нами). Я увидел клин на брюках, а еще я увидел лысину, мясистый нос и собачьи глаза. Я увидел почти точный портрет моего покойного дедушки - папиного папы - скорняка и закройщика из еврейского местечка Бершадь.
Хитрец Йося вошел в кафе, расшаркиваясь с посетителями, не давая нам ни секунды усомниться в том, что мы пришли именно «на него». Его колючие глазки пинали застенчивую улыбку и щурились на публику враждебно и вожделенно. Он поднялся на сцену и ослепил меня вшитым клином на заднице. Я зажмурился.
Йося нахально зыркнул в зал, и из его правой руки зеленым чайным побегом вырос смычок. Он натер его канифолью, отвернулся, икнул...
...и превратился в скрипку.
И поскакала галопом музыка! Рубинчик лабал, миллион раз слышанные мною, вещи. Он жарил банальный свадебный джентльменский набор, а я пил свой «Седой граф», набивал пепельницу «бычками» и не понимал, почему мне так хочется плакать.
...Йося врал о своей жизни, он сопел, и потел, и обманывал нас, самонадеянно внушая «радость бытия»...
Переплясывая «цыганщину», через проход пошла потрясающе шикарная дама с цветами. Дама танцевала самозабвенно, до стыдного великолепно, никого не видя перед собой, кроме этого круглого «паганини», идя на него, и соблазняя, и соблазняясь!
Йосина скрипка задрожала от возбуждения и вожделения и перепрыгнула через октаву.
Я смутился. Я покраснел. Я взревновал. Я приревновал эту женщину к Йосе. Я приревновал незнакомую женщину к Йосиной скрипке!
Это произошло тут же. Все произошло здесь же, в кафе. С ним были все женщины. И даже моя подруга Яша. Даже Леночка Яковлева была с ним в это мгновение.
А старый еврейский Кинг-Конг барабанил себя кулаками в грудь, а его скрипка летела над головами на «бреющем полете» и издавала победные возгласы!
Где-то в глубине, у входной двери она врезалась в двух самцов в золотой сбруе, походя вышвырнула их из зала и вернулась к хозяину. Я нервничал. Я психовал. Я желал другой музыки. Я жаждал «своей» музыки. Я наклонился к Яше:
- Он играет что-нибудь человеческое? Можно его попросить сыграть что-нибудь для меня, что-нибудь «наше»?
Ленка просила аккомпаниатора, аккомпаниатор шептался с Йосей. Старый скрипач умело «снял» с меня «мерку», скривился и заиграл... «Мурку»...
Яша хохотала:
- Его сбила твоя золотая цепочка! Он принял тебя за вышибалу!
...Скрипка отдыхала в футляре, смычек слизывал остатки канифоли, Иосиф Михайлович сидел за нашим столиком:
- Слушайте! Мы с оркестром были в Киеве, играли на правительственном концерте. После концерта был банкет у Президента. Так там подали такие, вы знаете, грибы в горшочках, жюльены. Слушайте: все ели, а я побоялся. Я вообще стараюсь не есть грибы - столько случаев отравления! Вот... А потом уже, после банкета, я подумал: - Это же готовили для Президента, это все проверяли: там есть специальные люди... Слушайте... Я до сих пор жалею...
Слушайте! Слушайте: это было в перерыве, о, только в перерыве, когда скрипка отдыхала в своем бархатном ложе, а смычок слизывал канифоль волосатым конским языком, старый скрипач, похожий на портного, травил свои майсес*.
Слушайте! Послушайте, можно рассказать о Йосиной жизни. Но разве можно рассказать музыку? Разве можно пересказать вкус молока, что тянула твоя прапрабабка из своей еврейской мамы? Разве можно уснуть под колыбельную, что убаюкивала твоего прапрапрадеда в маленьком еврейском местечке? Разве можно остановить кровь, что бьет фонтаном из груди твоих порубанных прародителей? Разве можно спеть о любви, что сплетала годы и судьбы и выстрадала, и выносила, и явила миру тебя?
Разве можно рассказать истину!
Вечный жид Йося терзал свою скрипку, он рвал ее струны, он тянул ее нервы, он терзал наши нервы, он тащил нас за собою сквозь времена и народы, и менял лица, и взрослел, и молодел, и умирал, и рождался, и кричал из толпы Моисею и Аарону:
- Почему вы ставите себя выше народа Его?! - и жмурился от света и величия, переступая порог отстроенного Иерусалимского храма, и глотал песок, шагая в неизвестность по Ливийской пустыне, и стучал деревянными каблуками по мостовой Севильской иудерии, и серым морозным утром отпирал дверь маленькой ювелирной лавчонки, и крутил ручку арифмометра, подбивая баланс в душной бухгалтерии Табактреста УСНХ, и провожал в далекую неведомую страну маленькую женщину в украïнскiй хустиночцi, говорящую на идише, и провожал моих дочерей, моего отца, мою маму. И провожал меня.
Он провожал меня за три моря, сам того не подозревая. Он провожал меня, не зная даже моего имени. Провожал, сидя рядом со своей парализованной женой Женей, понимая, что никогда не попадет в землю своих предков, зная, что навсегда останется со своей холодной, несчастной, нищей, но такой любимой исторической родиной - Украиной.
________________________________
* Байки (идиш)
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>
