ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ТЕАТР
Эдна МАЗИЯ (Израиль)
ВЕНА НА МОРЕ
(Продолжение)
Гермина надевает очки, читает газету.
Г е р м и н а (с гневом). Какой обман!!!
Э р в и н. Что случилось?
Г е р м и н а. В рептильной "Винер Цайтунг" утверждают, что встреча Шушнига с Гитлером в Берхетсгадене была дружеской и полезной. Обратите внимание на формулировку. (Презрительно.) "Откровенные беседы мужчины с мужчиной без сенсационных последствий". Наглая ложь! (Гневно.) Типичный венский талант: любую катастрофу украсить сладким марципаном! Ведь всем известно, что Гитлер обращался с Шушнигом, как с провинившимся школьником. Он орал на него, унижал и даже запретил ему курить, хотя наш канцлер курит одну сигарету за другой!.. Дайте мне огня!
Эрвин подносит зажигалку к сигарете в мундштуке, который держит Гермина.
Ш т е ф а н. Выпускайте дым в другую сторону, тетушка Гермина. Для меня сигарета — смертный приговор.
И л ь з е. Кайзер никогда не курил заграничные сигары. Он всегда курил простой отечественный табак.
Г е р м и н а. В конце концов Шушниг капитулирует перед Гитлером!
Ш т е ф а н (бормочет). Пусть капитулирует...
Э р в и н. Я с вами не согласен. В воскресенье будет проведен референдум, и я не сомневаюсь, что подавляющее большинство проголосует за свободную Австрию. А, кроме того, Муссолини утверждает, что он — гарант независимости нашей Австрии.
Г е р м и н а (с гневом). Очковтирательство! Он сказал, что...
И л ь з е. Гермина, я приехала сюда, чтобы отдохнуть!
Э р в и н. Вы правы, фрау фон Штернгайм. Политика — это тягостная помеха отдыху. Вы полагаете, что фройляйн Шнабель покажет нам фильм сегодня вечером?
Г е р м и н а. Когда он войдет в Вену, его засыплют цветами!..
И л ь з е. Кто?
Г е р м и н а. Гитлер.
И л ь з е. Герр Гитлер? Я знакома с ним. Каждый год мы с ним встречались в...
Г е р м и н а. Ты с ним не знакома!
И л ь з е. Почему ты на меня сердишься?
Г е р м и на. Я не сержусь. (Свой гнев она вымещает на Штефане). Штефан! Это термометр, а не соска!
Ш т е ф а н. Оставьте меня!
И л ь з е. Мир умер вместе с нашим кайзером. Зимним промозглым днем катафалки двигались к капелле Капуцинов. Даже в восемьдесят шесть лет смерть — это страшная трагедия. Страшная и ужасная.
Пауза. Эрвин что-то бормочет. Вглядывается в свою картину.
Э р в и н. Я пришел к выводу, что я — художник, лишенный искры божьей. Я все испробовал. Но во всем нужен талант. А у меня — душа художника, а талант — чиновника.
Ш т е ф а н. У Кафки тоже был талант чиновника. А у меня нет таланта чиновника. Я как-то пробовал работать с...
Э р в и н. Несчастье мое глубоко, хотя мысли мои весьма банальны. У меня нет ничего своего. Утром я увидел картину Ван-Гога и сразу стал рисовать подсолнухи. В обед наткнулся на Рембрандта, и сразу мои краски темны и гнетущи. Вечером я встречаю Матисса, и — раз-два — я уже Матисс. А где же Эрвин Кемпинский? Неизвестно. (Он пьян.) Всю Австрию я отдал бы в руки германского рейха за одну хорошую самобытную картину.
Ш т е ф а н. А я отдал бы ее за один миг счастья, за то, чтобы быть здоровым. Счастье и здоровье — это одно и то же.
Г е р м и н а. Штефан!
Э р в и н. Я, по крайней мере, утешаюсь тем, что мы, венцы, подняли жизнь на уровень искусства!
Он поворачивается ко всем спиной и отхлебывает из своей бутылочки.
Г е р м и н а. Кого мы обманываем, Эрвин?
Э р в и н. (мигом прячет свою бутылочку). Прислушайтесь. Слышите колокольчики ветра в саду? Здесь время течет без треволнений, в спокойствии, как когда-то, в старом мире. Верно, фрау фон Штернгайм? (Бросает взгляд на Ильзе). Задремала... И только иногда очень хочется остановить естественное течение времени, вглядеться в этот мир и воспроизвести его как некий маленький рисунок...
Г е р м и н а. Помолчите немного, Эрвин.
Э р в и н. Я вам наскучил.
Г е р м и н а. Я, пожалуй, пойду прогуляюсь немного по берегу.
Э р в и н. Можно к вам присоединиться?
Г е р м и н а. Берег принадлежит всем. (Она встает.) Пошли, Штефан.
Ш т е ф а н. Не хочу.
Гермина и Эрвин уходят. Штефан снова вставляет термометр в рот.
Сидит с грустным выражением. Ильзе дремлет рядом с ним.
Ш т е ф а н. Умма?.. Спит...
В продолжение следующей сцены Штефан
дремлет с термометром во рту между Мартином и Саррой.
Ильзе просыпается время от времени — как бы откликаясь на увиденные сны.
Сарра и Мартин выходят на террасу.
Сарра — приятная, со вкусом одетая женщина.
С а р р а (глядит на море; его красота возбуждает в ней детскую веселость). Как красиво!.. Словно живая видовая открытка. Так тихо здесь. Почти невозможно поверить, что все это — настоящее... (Театрально раскидывает руки.) Можно расправить крылья и взлететь...
М а р т и н (усаживается). Приняла таблетки?
С а р р а. Как ты осмелился до сего дня не привезти меня сюда?
М а р т и н. Ты ничего не потеряла. Мы будем скучать и здесь.
С а р р а. Но все-таки ты возвращаешься сюда каждой весной.
М а р т и н. Только привычка. А привычка притупляет чувства. (Видит Шнабель, приближающуюся к ним с подносом.) О, фройляйн… (Шнабель собственной персоной подает на стол. ) Чем мы заслужили подобную честь?
Ш н а б е л ь. В этом году фрау Бауэр почтила нас своим присутствием. Добрый вечер, фрау Бауэр.
С а р р а. Добрый вечер, фройляйн Шнабель. Как поживаете?
Ш н а б е л ь. Спасибо.
М а р т и н (берет газету, лежавшую на подносе). Это старая газета!
Ш н а б е л ь. Австрийские газеты всегда запаздывают на два дня, герр Бауэр.
М а р т и н. Я забыл...
С а р р а. Я даже рада, что мы избавимся от газет...
М а р т и н. У меня есть кое-что для вас, фройляйн. (Он уходит в комнату.)
С а р р а. Вы позволите порекомендовать вам кое-что, фройляйн?
Ш н а б е л ь. Что?
С а р р а. Вам стоит поменять прическу. Менее строгая прическа вам пойдет больше.
Шнабель усмехается. Мартин вернулся с книгой в руке.
М а р т и н. Моя последняя книга. Подношение пансионату.
Ш н а б е л ь. Спасибо, герр Бауэр. (Открывает книгу.) САРРА. Я думаю, Мартин, что фройляйн Шнабель ищет автограф.
Мартин берет книгу и пишет легко и размашисто.
С а р р а. У тебя здесь есть поклонница, а ты даже ни разу не упомянул ее имени. (К Шнабель.) Представляете?
М а р т и н. У меня слабая память на имена. (Отрываясь от письма.) Карлотта, да?
Ш н а б е л ь. Шарлотта.
Мартин подает ей книгу. Шнабель в нерешительности стоит еще минуту.
М а р т и н. Это все, фройляйн. Спасибо.
С а р р а. И вы можете взять эту газету. Мы ее уже читали.
М а р т и н. Нет... оставьте ее.
Шнабель уходит.
С а р р а. Очень странно. Она, уроженка Австрии, открыла венский пансионат в Италии.
М а р т и н. Факт...
С а р р а. Она когда-нибудь улыбается?
М а р т и н. Фройляйн Шнабель воспитывалась в интернате для девочек: там ее приучили смотреть на жизнь реалистически, избегать небрежности в мыслях, не поддаваться напору чувств.
Мартин берет газету, открывает ее.
С а р р а. Взгляни, Мартин... Разве не замирает дыхание от этой красоты?
Мартин не слушает — он ищет критическую статью на внутренних полосах газеты.
С левой стороны сцены, где сидят Ильзе и Штефан:
И л ь з е. Они маршировали по Италии под звуки фанфар...
Справа — на террасе:
С а р р а. Нет, Мартин, ты не станешь читать это еще раз!
М а р т и н (бормочет). Минутку...
С а р р а. Ты читал это в Вене, перечитывал в поезде, а теперь еще раз? Зачем?
Она выхватывает у него газету, прячет ее за спиной.
М а р т и н. Ну хватит. Верни мне газету.
С а р р а. Нет. Давай решим, что в отпуске мы не станем читать газеты, не станем делать ничего такого, что может нас раздражать. Давай будем счастливыми — и только.
Мартин берет газету, продолжает искать.
С а р р а. Восьмая страница...
М а р т и н (читает). "Устаревший писатель... предавшийся декадентству, словно опиуму... Романтик, торгующий ослепляющими иллюзиями, чье время кануло в прошлое... (Возвышает голос.) Гниль герра Бауэра источает поэтическое зловоние".
С а р р а. Ведь ты сказал, что здесь мы об этом говорить не будем.
М а р т и н (вглядывается в газету). В середине страницы, большими буквами, чтобы даже идиоты, прочитавшие книгу и получившие удовольствие, наконец-то смогли понять свою ошибку!!
С а р р а. Плюнь на них. Эти критики-модернисты ничего не понимают. Сегодня в моде — литература отчуждения. Даже Гейне весьма сентиментален на их вкус. А кроме того, другие критики так не писали. Почему ты запоминаешь только плохие отзывы?
М а р т и н. И другие отзывы не были хорошими — они были снисходительными.
С а р р а. Я скажу тебе, почему он уничтожил тебя. Это так очевидно. Он вдруг вспомнил, что ты — еврей.
М а р т и н. Не болтай чепухи. Он и сам — еврей.
С а р р а. Верно. И поэтому он должен доказать им свою объективность. А иначе — зачем ему писать так? Ведь он всегда восхищался тем, что ты делаешь.
М а р т и н. Затем, что это, может быть, и в самом деле так.
С левой стороны:
И л ь з е. Золотые нити на черной фуражке блистали на солнце...
На террасе:
М а р т и н. Устарел. Оторван от мира. Весь в прошлом. Популист. Сладкая конфетка. Мир разваливается, а я продолжаю оплакивать труп, лежащий в глубокой могиле, источающий поэтическое зловоние...
С а р р а. О, Мартин, прекрати все это. У тебя нет недостатка в поклонниках.
Пауза.
М а р т и н. Выясняется, что, если почиваешь на лаврах, которыми венчают тебя подхалимы, — засыпаешь в конце концов. Вот так-то.
С а р р а. Главное, что я люблю твою книгу. По-моему, она великолепна... человечна... волнующа.
М а р т и н. Почему ты обязательно употребляешь три прилагательных? Почему у тебя все и "великолепно", и "человечно", и "волнующе"?
С а р р а (пытается отнестись ко всему с юмором). Потому что ты великолепен... и умен... и талантлив... и ты — мой!
М а р т и н. С этим все ясно, Сареляйн. Пей свой кофе, он стынет.
С а р р а. Прекрати разговаривать со мной, как с гимназисткой.
М а р т и н. Так давай просто помолчим. (Он наливает себе кофе.)
С левой стороны:
И л ь з е. Каждый из них был начищен и блистал, как золотая монета...
На террасе:
С а р р а. А где я среди всего этого, Мартин?
М а р т и н. Среди чего?
С а р р а. Что у меня есть? (Мартин, не говоря ни слова, уходит в комнату.) Разговор обо мне тебе скучен?
С левой стороны:
И л ь з е. Согласно неписаным дворцовым законам графиню Хутак не похоронят в капелле Капуцинов...
На террасе:
М а р т и н (возвращается с таблетками). Я принес тебе таблетки.
С а р р а. У меня ничего нет, Мартин. Ничего.
М а р т и н (неуловимо копируя ее манеру говорить). Взгляни на природу. Какое совершенство. Ведь рядом с этим грандиозным творением все наши проблемы кажутся мелкими.
С а р р а. Я хочу, чтобы мы говорили обо мне!!! Со мной не разговаривают. Дома только отдыхают и молчат. А я дни напролет не выхожу из дома.
М а р т и н. Я запрещаю тебе выходить?
С а р р а. С кем мне выйти? И куда? Сидеть в кругу артистов и художников и разговаривать? О чем? О карьере, от которой я отказалась? О детях, которых у меня нет?
М а р т и н. Прекрати сама себя жалеть. Это только приводит меня к...
С а р р а. К чему?
М а р т и н. Прекрати!!!
С а р р а. Почему, Мартин? Ты начнешь меня ненавидеть?
М а р т и н. Я не чувствую ненависти к тебе. Великий Боже, почему твои формулировки так драматичны?
С а р р а. Не прячься за то, КАК я говорю. Послушай, ЧТО я говорю.
М а р т и н. Довольно. Садись есть. И прими таблетки.
С а р р а. Нет. Я решила, что здесь я не стану принимать их.
М а р т и н. Но ты не можешь прекратить...
С а р р а. Эти таблетки туманят мне голову. Я уже с трудом просыпаюсь по утрам.
М а р т и н (мягко). Будь разумной, Сареляйн. Это всего лишь таблетки против... Как их там называют... "объективные мысли". Зачем тебе душевное cмятение?
С а р р а. Нет причин для опасений. (Он подходит к ней, начинает ее гладить.) Почему я возбуждаю в тебе такую агрессивность? Ведь ты пишешь о женщинах, подобных мне. Романтичных... уязвимых... чувствительных... обо всех трех.
М а р т и н (вперемежку с поцелуями). Писать о женщинах, похожих на тебя, — одно дело, а жить с этим — совсем другое.
С а р р а. Ты не можешь жить с "этим", и поэтому я травлю себя таблетками.
М а р т и н (сердится). Ты принимаешь пилюли ради себя самой, а не ради меня. Как только появились нацисты, у тебя начались... апокалиптические видения, — и без этих таблеток ты почти всегда на грани истерики.
С а р р а. Я лишена и этого таланта — все скрыть под маской иронии.
М а р т и н. Зато у тебя обременительный талант всепоглощающего переживания любой вещи. Сарра! Все эти разговоры изнуряют меня. В них я неискусен. Ты всегда права, а я всегда виноват. У меня нет сил быть всегда виноватым.
Входит Шнабель.
Ш н а б е л ь. Можно убрать поднос?
М а р т и н. Да.
Шнабель возится с подносом. Сарра уходит в комнату,
и Мартин собирается последовать за ней.
Ш н а б е л ь. Я могу поговорить с вами, герр Бауэр?
М а р т и н. Пожалуйста.
Ш н а б е л ь. Не уверена, что время сейчас подходящее...
М а р т и н. Подходящее.
Ш н а б е л ь. Я могу... попросить сигарету?
М а р т и н. Пожалуйста. (Подносит зажигалку.)
С левой стороны сцены:
И л ь з е. К нему прибывали со всех концов империи...
На террасе:
М а р т и н (чувствуя возбужденность Шнабель). Что-то случилось, фройляйн?
Ш н а б е л ь (очень быстро). Нет. Нет.
Пауза.
М а р т и н (на секунду кладет свою руку на руку Шнабель). Фройляйн...
Ш н а б е л ь. Я сожалею…
Она порывается уйти, он ее удерживает.
М а р т и н. Давайте присядем... (Усаживает ее). Я понимаю, что здесь... что-то серьезное?
Ш н а б е л ь. Извините...
М а р т и н. Начинайте. Я слушаю.
Ш н а б е л ь. Мне трудно... Извините... Я обычно обращаюсь к вам только по делу...
Она снова замолкает.
М а р т и н. Вы можете мне все рассказать. Я терпеливо вас выслушаю и все сохраню в тайне. Я с вами, фройляйн.
Шнабель готова разразиться рыданиями. Она встает и снова пытается уйти.
М а р т и н (начинает проявлять нетерпение). Говорите, фройляйн!
Ш н а б е л ь. Вот уже долгие годы мне хочется с вами поговорить... С того первого раза, когда вы сюда прибыли... И всякий раз я боюсь, что вы не выслушаете меня... Что вдруг вы потеряете терпение... (Ее руки дрожат. Пытаясь совладать с этой дрожью, она сцепила руки.)
М а р т и н. Пожалуйста, снимите очки... Они — как маска. (С осторожностью снимает с нее очки.) В ваших погрустневших глазах слезы, фройляйн. Пожалуйста, расскажите мне все.
Ш н а б е л ь. Я читала все ваши книги, герр Бауэр. Я получаю их по почте, как только они выходят в свет.
М а р т и н. В самом деле?
Ш н а б е л ь. Я люблю ваши книги... Они прекрасны, по-моему.
М а р т и н. Спасибо, фройляйн. Очень приятно это слышать.
Пауза.
М а р т и н (вглядывается в нее). Но есть еще что-то... Я знаком с вами семь лет, но никогда не видел вас такой...
Ш н а б е л ь. Мы знакомы намного более чем семь лет, герр Бауэр.
М а р т и н. Правда?
Ш н а б е л ь. С той поры, когда вы со своей компанией заседали в кафе "Музеум".
М а р т и н. О... Это было тысячу лет тому...
Ш н а б е л ь. Четырнадцать лет тому назад, герр Бауэр. Я каждый день проходила мимо кафе, возвращаясь с работы в железнодорожной компании, где я служила.
М а р т и н. И...
Ш н а б е л ь. Я стояла и наблюдала за вами. Я думала, что вот она, настоящая жизнь. Вы курили заграничные сигареты, пили вино, говорили с воодушевлением. Вы всегда сидели у столика, что напротив зеркала... у лестницы.
М а р т и н. Верно.
Ш н а б е л ь. Но однажды я набралась смелости и зашла в кафе.
М а р т и н (в растерянности). Не говорите мне...
Ш н а б е л ь (думает, что он ее вспомнил). Вы меня помните?
М а р т и н. Мне стыдно сознаться, что нет. Но я могу себе вообразить... И готов просить прощения...
Ш н а б е л ь. За что, герр Бауэр?
М а р т и н. В ту пору случались такие ночи... Странные вечеринки... Мы, бывало, просыпались в незнакомых... постелях... (Шнабель весьма уязвлена). Я очень сожалею, фройляйн. Сегодня бы этого не случилось.
Ш н а б е л ь (взрывается). Я говорю о чем-то совершенно ином, герр Бауэр.
М а р т и н (убедившись в своей ошибке). Еще раз прошу прощения.
Ш н а б е л ь. Как я уже говорила, герр Бауэр, однажды я зашла в кафе. Я уселась в углу и делала вид, что читаю книгу. Спустя некоторое время кто-то из вашей компании обратил внимание на меня, И тогда вы глянули в мою сторону. Не прямо на меня, а бросили взгляд на мое отражение в зеркале. Я склонилась над книгой. Вы стали тихо разговаривать с моим отражением в зеркале. Вы шептали, но я читала по движениям ваших губ. Вы сказали: "Что она там читает, эта странная девушка? "Гедду Габлер"? "Анну Каренину"? "Мадам Бовари"? Все они — несчастны, но, по крайней мере, красивы. Что происходит в душе некрасивой женщины? Интересно, но неизвестно. Ни одному писателю не хочется писать о некрасивых женщинах. Вот, — сказали вы, — сюжет для небольшого рассказа".
Воцаряется молчание. Мартин все еще не в состоянии вспомнить ее.
М а р т и н. Я не помню. Я очень сожалею, фройляйн, у меня не было намерений причинить вам боль.
Пауза.
Ш н а б е л ь. В ту же ночь я написала вам письмо.
Наконец-то Мартин осознал происходящее.
Ш н а б е л ь. Я рассказала вам, что происходит в душе... женщины. (Пауза.) Через несколько месяцев вышла в свет ваша великая новелла "Женщина из кафе "Муэеум".
М а р т и н. Так это вы...
Ш н а б е л ь. Все писали, что наконец-то Мартин Бауэр написал нечто настоящее, без подделки.
Пауза.
М а р т и н. Это были вы... Поразительно. (Он обыгрывает ситуацию.) Жизнь случайно подбрасывает такие ситуации, которых не терпит литература. Теперь я понимаю и то, как случилось, что однажды прибыло ко мне приглашение — провести отпуск в этом пансионате. Боже праведный, как же вы молчали все эти годы?
Ш н а б е л ь. Я боялась, что, если расскажу, то вы перестанете бывать здесь. Каждый год я ждала весну. Всегда тревожилась, что случится что-нибудь, и вы не приедете. Но вы возвращались сюда каждый год. Один. Я чувствовала свою вечную связь с вами...
М а р т и н (пытается скрыть свое несколько игривое отношение к происходящему.) Я сожалею, фройляйн. Вы не оставили адреса на вашем письме. Даже если бы я захотел, все равно у меня не было возможности ответить вам...
Ш н а б е л ь. А хотели?
М а р т и н. Я уже и не помню. Это ведь было так давно. Я полагаю, что был весьма заинтригован. Но... такова жизнь. Писатели — патологические воры...
Шнабель собирается уходить.
М а р т и н. Фройляйн, скажите мне... Почему вы вдруг решили рассказать мне.., именно сегодня?
Ш н а б е л ь. Я не уверена, увидимся ли мы в следующем году, и мне хотелось... Просто мне хотелось, чтобы вы знали.
М а р т и н. Почему же мы не увидимся?
Ш н а б е л ь. Времена переменились, герр Бауэр. Ничего нельзя знать заранее.
В это время Сарра выходит из комнаты. Она молча стоит на пороге, глядя на них.
С а р р а. Что здесь происходит?
Шнабель торопливо уходит.
М а р т и н. Так, сюжет для небольшого рассказа.
Мартин и Сарра скрываются в комнате. Гермина и Эрвин тем временем возвращаются с прогулки.
Штефан все еще спит в своем кресле. Гермина осторожно будит его.
Автоматически он вынимает термометр изо рта.
Ш т е ф а н. Я так и знал! Тридцать семь и пять, а вечер еще и не начинался! (Он встает.)
Г е р м и н а. Ты куда, Штефан?
Ш т е ф а н. Прилечь. (Останавливается.) Но в больнице сказали, что долгое лежание может привести к разрыву кровеносных сосудов. Нельзя сидеть, нельзя лежать, а уж о том, чтобы ходить — не может быть и речи! Надоело!
Г е р м и н а. Штефан! Человек должен научиться страдать — так, чтобы не тревожить покой окружающих. Сядь и почитай.
Ш т е ф а н (сердито). Я прошу прощенья за то, что я живу.
Пауза.
Г е р м и н а. Возьми себя в руки! Ты ведь уже не мальчик. Мужчины в твоем возрасте уже содержат семью.
Ш т е ф а н. Вы — доктор. Вы знаете, что я болен. Мать умерла в моем возрасте, а отец еще более молодым. То, что поэты называют "судьба", — это просто плохая наследственность.
Г е р м и н а. Я советую тебе заинтересоваться политикой. Ситуация в мире отвлечет тебя от собственных страхов.
Ш т е ф а н. Что мне до политики! Я предпочту быть оккупированным, но здоровым, а не свободным и больным.
Г е р м и н а (ударяет кулаком по столу). Я не готова выслушивать подобные вещи, Штефан!
Ш т е ф а н. Но это правда!
Г е р м и н а. Не у всякой правды есть право быть высказанной!
Э р в и н (с обычной настойчивостью меняет тему). Я надеюсь, что наш писатель немедленно появится. Я уже по нём соскучился. Хотя, должен сказать, это несколько обидно: появиться за день до того, как мы уезжаем.
И л ь з е (просыпается). Что?.. Где?..
Г е р м и н а. Все в порядке, мутти. Приснилось.
И л ь з е. Отец едет верхом по Оперн-Ринг, в бархатной шляпе... А я зову его: "Папа, папа... " Но он не слышит. Он умер таким молодым.
Г е р м и н а. Ей восемьдесят шесть лет, но она все еще чувствует себя маленькой сироткой.
И л ь з е. Сирота — это всегда сирота.
Ш т е ф а н. Верно.
Луиз приносит кальвадос для Эрвина.
Э р в и н (Гермине). Присоединитесь ко мне?
Г е р м и н а. Я предпочту пропасть, но с ясным сознанием.
Э р в и н. Штефан?
Ш т е ф а н. Пуля в лоб принесет мне меньше вреда.
Э р в и н. Фрау фон Штернгайм?
И л ь з е. Что?
Э р в и н. Пить в одиночку — что танцевать в одиночку. Да уж ладно... (Отпивает несколько глотков.) Алкоголь делает язык острее, может, и жена писателя к нам присоединится, и я смогу обронить пару жемчужин...
Г е р м и н а. Все это — наиграно.
Э р в и н. Она еще меня не слышала.
Гермина пренебрежительно машет рукой. Входит Шарлотта Шнабель.
Г е р м и н а и Э р в и н. Добрый вечер, фройляйн Шнабель.
Ш н а б е л ь. Добрый вечер, фройляйн доктор Штернгайм. Герр Штефан. (К Луиз.) А где Джино?
И л ь з е. Фройляйн Шнабель, пожалуйста, проверьте — моет ли горничная руки перед тем, как покрошить шоколад в молоко. Неизвестно, куда она сует свои руки.
Л у и з (тихонько). Я их никуда не сую.
Ш н а б е л ь. Да, фрау фон Штернгайм. (К Луиз.) Где Джино? Лентяи мне здесь не нужны.
Л у и з. Не знаю!
Ш н а б е л ь. После того, как, покончишь с заказами, развесь белье. Отдельно — тонкое, простыни — отдельно. (Проводит пальцем по одному из столов.) Столы по-прежнему липкие. Мы, правда, в Италии, но наши стандарты — австрийские!
Входит Джино. Обнажен до пояса. Тело его влажно.
Ш н а б е л ь (не может позволить себе взглянуть на тело Джино, но тон ее — жесткий и властный). Ты был на море?
Д ж и н о. А где же еще?
Ш н а б е л ь. Мы ведь по этому поводу о чем-то договорились!
Д ж и н о. В чем дело? Разве лишь гостям можно пользоваться морем?
Э р в и н. Я не хочу вмешиваться в заведенные здесь порядки, фройляйн, но позвольте мне сказать, что преданным работникам можно и удовольствие позволить в свободное время. Разве я не прав?
Ш н а б е л ь. Вы возвращаетесь сюда каждый год, герр Кемпинский, из-за высоких стандартов моего пансионата. Дисциплина работающих здесь — важная часть этих стандартов.
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>
