ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ТЕАТР
 

  Иегошуа СОБОЛЬ (Израиль)

Г Е Т Т О

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е  Л И Ц А:

С р у л и к      – кукловод

Л и н а            –  актриса, играющая куклу.

К и т т е л ь    – нацистский офицер. Играет на саксофоне. Ему двадцать три года.

Г е н с             – начальник гетто. 45 лет.

В а й с к о п   – начальник пошивочной мастерской. 40 лет.

Х а я               – певица. 25 лет.

К р у к            – библиотекарь. 45 лет.

У м а               – актриса. 45 лет.

Х а с и д         –  его  играет Иосеф Грац, актер. 35 лет.

Р а в в и н      – его играет Иосеф Грац.

В а й н е р      – доктор. Ее играет Ума Оршевская.

Г о т л и б е р – доктор. Его играет Ицхак Эльмис.

С у д ь я         – его играет Авраам Бляхер. 55 лет.

Л ю б а           – девушка-сирота. Живет с группой юношей и девушек. Предводитель ватаги молодежи.

Я н к е л ь      – парень-сирота. Из ватаги Любы, ее возлюбленный.

Э л л а            – девушка-сирота. Из ватаги Любы. Тайно влюблена в Янкеля. Опекает   группу детей, дирижирует детским хором.

Г е й в у ш     – парень-сирота. Из ватаги Любы. Клоун. Брат Эллы.

Д е с л е р       – начальник полиции. Его играет Товия Надир. 35 лет.

Л е а               – хореограф труппы. 35 лет.

И р е н а         – молодая танцовщица. Ученица Леи.

Х е л е н а      – молодая танцовщица. Ученица Леи.

Т о в и я         – молодой танцовщик. Ученик Леи. Танцует степс и джаз.

Х а й к и н     – скрипач.

И е х у д и т   – молодая скрипачка, актриса и танцовщица, если это необходимо.

Ш л о м о       – прославленный кларнетист.

А в р у м        – аккордеонист.

Д е т с к и й  х о р

М у ш к а т     – еврейский стражник. Его играет Давид Колер. 28 лет.

Р и н г            – еврейский стражник. Его играет Шрага Тильман. 30 лет.

Э р н т г е н   – эсэсовец. 22 года.

Т и м а н         – эсэсовец. 22 года.

М Е С Т О   Д Е Й С Т В И Я

Память рассказчика, располагающаяся в его воображении на сцене театра, в театральных картинах из пьес, написанных в гетто, но которые никогда не были поставлены, а рукописи этих пьес утрачены навсегда.

Р Е А Л Ь Н О Е  В Р Е М Я  И  М Е С Т О  Д Е Й С Т В И Я:

Виленское гетто, 1941-1943 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

К а р т и н а 1

Городская площадь в тумане. Старый Срулик появляется из тумана. Он катится, пританцовывая, на роликовых коньках, напевая самому себе мелодию, звуки которой доносятся издалека.

С р у л и к.     Последнее представление? Нет, не помню… Последнее представление? Минутку, это было…  Это было накануне того, как Киттель убил Генса. Начальника гетто. Да, да. Ровно за десять дней до полного уничтожения гетто. Это был наш последний спектакль. Аншлаг! Конечно. Зал был полон. На наших спектаклях зал всегда был полон. Билеты продавались за четыре недели вперед. Да! Публика приходила до самых последних дней. Люди должны были завтра утром сесть в поезд, который увезет их в лагерь,  а накануне вечером они одевались в свою лучшую одежду и приходили на спектакль. Да, да! Теперь я помню. Это было наше последнее представление. Потому что на следующее утро, когда гестаповцы пришли брать Генса, я сидел в его кабинете, в доме, где размещался юденрат. Я читал пьесы. Занимался своим делом, как художественный руководитель. Мы объявили конкурс на лучшую пьесу о жизни в гетто. Поступило множество пьес. Люди писали. Катри-Элька Бройде, Лейбеле Розенталь, Гиршке Глик, Исраэль Димантман… Все писали. Прекрасные пьесы. Нет. Не остались. Были рукописи. Не сохранились. Только в моей голове. Я помню картины. Картины из разных пьес. Наш театр должен был поставить пьесу, получившую первую премию, но мы не успели. Спустя десять дней гетто было ликвидировано. Минутку. Я помню некоторые песни. Из сатирического кабаре. Исполнявшиеся на малой сцене.

Он подкатывается к углу сцены, дергает ручку крана, поднимающего декорации.

С потолка над сценой с грохотом падает одежда и множество обуви. Вместе с этим грохотом происходит смена света,а из глубины сцены в панике, с воплями вылетают около пятнадцати перепуганных людей вместе с десятком детей, которые спали там, среди кучи тряпья, и поэтому их не было видно.

Они сбились в кучу, объятые паникой.

К а р т и н а  2

 Вместе с грохотом и падающей одеждой слышится лязг отпираемых замков, звон цепей, скрип запоров, по другую сторону железных ворот театральной сцены. Ворота широко раскрываются с громким стуком их железных половинок.

Грузовик медленно движется задним ходом и останавливается с визгом тормозов, открытые ворота остаются позади машины. Двигатель заглушен. Снаружи, за воротами бушует буря. Дико воет ветер.

В створе ворот появляется тень нацистского офицера – это Киттель. Он приближается.

Его сопровождают два немецких солдата и офицер еврейской полиции Деслер.

 К и т т е л ь.   Полный хаос. (Киттель освещает своим фонарем электрический щит, приказывает Деслеру.) Свет!

Деслер дает свет. Зажигаются лампы, которые обычно имеются в производственных помещениях.

Их мутный свет льется на сцену.

 К и т т е л ь. Больше света!

Деслер исполняет. Теперь приближается появившаяся группа теней.

Это – мужчины и женщины, на них – рваная, грязная одежда, они – актеры.

 С р у л и к.     Я был среди них. Мы перетаскивали одежду.

Срулик присоединяется к группе актеров.

К и т т е л ь.   Отделить сухую от мокрой. Мужскую – отдельно, женскую – отдельно, детскую – отдельно. Каждый вид – отдельно. За работу.

Люди лихорадочно работают. Они перетаскивают одежду. В центре сцены, в ее глубине, там, где люди спали, начинают громоздиться тюки одежды. Киттель осматривает сцену с тщательностью подлинного профессионала театра.

Он открывает люк в полу сцены, оттуда появляется Хая. Она завернута в рваное одеяло.

Волосы ее растрепаны, торчат в разные стороны. Ее босые ноги перепачканы грязью. Она дрожит от холода.

Киттель отшатывается от нее, направляет на Хаю свет своего фонаря.

Х а я. Можно взять пару обуви?

К и т т е л ь.   Иди сюда! (Хая направляется к нему. Останавливается на некотором расстоянии.) Что ты просила?

Х а я. Пару обуви.

К и т т е л ь.   Если бы ты знала, откуда эта обувь, то не прикоснулась к ней, даже если бы она была из золота. (Пауза.) А теперь, если хочешь, возьми себе пару.

Хая колеблется. Подходит к груде, присаживается и примеряет… Киттель освещает ее своим фонарем издали. Группа работающих наблюдает за происходящим. Хая выбирает пару сапог, надевает их, встает и старается исчезнуть побыстрее. Киттель позволяет ей уйти в глубину сцены, но тут же зовет ее.

К и т т е л ь.   Эй! Ступай сюда. (Хая подходит к нему.) Сними это.

Хая снимает с себя рваное одеяло. На ней – рваное нижнее белье.

К и т т е л ь.   Хочешь платье?

Хая отрицательно качает головой.

К и т т е л ь.   Симхеле!

Вайскоп бегом приносит Хае платье.

К и т т е л ь.   Надень платье. (Хая надевает.) Пальто (Снова Вайскоп приносит пальто, и Хая надевает.) Шляпу. Подойди (Хая подходит к нему.) Поближе (Освещает фонарем ее лицо.) Подними голову. Приведи в порядок волосы. Надень шляпу. Ты красивая. А уж если вы красивы, то нет красивее вас. Повернись. (Он внимательно ее рассматривает. Замечает припухлость в области живота.) Ага! Это что? (Стволом своего «шмайсера» указывает на ее живот.) Беременность? Ты слышала о постановлении, запрещающем еврейским женщинам беременеть? Ты знаешь, что тебя ожидает? (Молчание.) Ты ничего не знаешь? Поди сюда (Хая подходит к нему. Он ощупывает ее живот.) Вытащи все, что у тебя там (Хая достает бумажный мешочек.) Дай сюда (Хая протягивает ему мешочек. Киттель берет его, переворачивает, фасолины рассыпаются по всей сцене.)

                                               Киттель читает надпись на мешочке.

К и т т е л ь.   «Один килограмм фасоли» Черный рынок? У кого купила? Имя! (Хая молчит.) Не купила (Хая отрицательно качает головой.) Украла. Украла килограмм фасоли с армейских складов. Повернись. Иди к стене.

Киттель взводит свой «шмайсер». Срулик и Лина срываются с места, с криками подбегают к Киттелю.

Отношения между Сруликом и Линой – словно взаимоотношения чревовещателя и его куклы.

Л и н а.    Стоп! Халт! Арете! Стой! Ради Бога, айн момент, битте!

С р у л и к (Кукле).   Идиот! Я расплачусь жизнью за твою браваду.

Л и н а.   Тебе не стыдно, ничтожество? Именно сейчас думать о своей жалкой жизни?

С р у л и к.     Жалкой или нет, но подумай об альтернативе…

Л и н а.    Подлинный рыцарь с обнаженным мечом бросился бы защитить ее.

С р у л и к.     Какой еще рыцарь? Я всего лишь еврей.

Л и н а.    И не гордись этим.

С р у л и к.     Кто гордится? Я хочу выжить.

К и т т е л ь.   Подойди-ка сюда. Ты кто?

Л и н а.     Он дал ей мешочек фасоли.

К и т т е л ь. Ты дал ей мешочек?

С р у л и к.   Не верьте ему. Он патологический врун. Он просто хочет от меня избавиться.

Л и н а.  Ха! Поглядите на него! Кто бы говорил о врунах! (Киттелю, тоном команды.) Прошейте его очередью и избавьте мир от присутствия этого гнусного червяка!

К и т т е л ь.   Довольно.

С р у л и к (Кукле).  Довольно, слышишь?

Л и н а.   Это он ТЕБЕ сказал.

С р у л и к.     Тебе. (Киттелю). Я не могу с ним совладать. Он мне жизнь рушит. Куда бы я ни пошел, он везде меня преследует. Сует свой нос во все, усложняет мою жизнь. Помогите мне!

Л и н а.           Господин Киттель, все как раз наоборот.

К и т т е л ь (Кукле). Заткнись! А не то я тебе очередью всю рожу разнесу! (Срулику.) Ты дал ей фасоль?

С р у л и к.     Если бы у меня была фасоль, я бы съел ее сам. Эта женщина не торгует на черном рынке. Она – актриса. Великая актриса.

Л и н а.           Ну, ну, средненькая.

С р у л и к.     Очень великая актриса.

Л и н а.                      А если она посредственная актриса, то уже и жить нельзя? Он влюблен в нее.

С р у л и к.     Она певица. До войны была звездой. А теперь – уже два месяца, как у нее нет работы. Она погибает с голоду. Я осмеливаюсь обратиться к вам, поскольку вы, как человек искусства…

Л и и н а.   Не подлизывайся. Киттель ненавидит подлиз.

К и т т е л ь (с огромным удовлетворением смеется). Ха-ха-ха… Правда.  (Мгновенно становится серьезным. Кричит.) Все сюда!

Все бросают свою работу, собираются.

К и т т е л ь.   Ты! Принеси весы. У вас есть минута, чтобы собрать всю украденную ею фасоль. Марш!

Все падают на четвереньки, лихорадочно собирают фасолины, бегут к мешочку,

который Киттель положил на весы.  Киттель смотрит на часы. Командует.

К и т т е л ь.   Стоп! (Смотрит на весы. Громко провозглашает) Девятьсот сорок граммов. Недостает еще шестидесяти граммов. Да-да… (Напевает, как бы про себя, несколько тактов песенки.) Что ты выбираешь… это (указывает на «шмайсер в своей руке) – или это? (Показывает на черный продолговатый футляр, стоящий у его ног.)

Х а я (показывает на футляр).   Это…

Киттель:    Да-да… (Залился коротким смешком. Наклоняется к футляру, медленно открывает крышку, достает инструмент, завернутый в тряпку. Не спеша разворачивает ткань. У него в руках – саксофон. Он берет мундштук в губы, наигрывает первые такты песни «Жил-был король».) Знаешь? (Хая утвердительно кивает головой.) Спой! (Киттель начинает играть. Хая широко открывает рот. Но ни одного звука издать не может. Он останавливается.) Этот еврей сказал, что ты певица. Если он солгал, то завтра утром вы вдвоем отправитесь в Понары. Пой.

Х а я  (вновь широко открывает рот. Ни одного звука издать не может. Указывает на свое горло).  Пересохло...

К и т т е л ь.   О, что же ты не сказала? (Достает свою личную флягу, протягивает Хае. Она делает глоток, возвращает ему.)

Х а я. Спасибо. Я спою нашу песню.

К и т т е л ь.   Прошу. Силь ву пле, мадам!

Х а я.  Кто же ты, в руках держащий

Жизнь мою и смерть мою?

Слаб ли голос мой дрожащий,

Ты ли глух в своем раю?

Видишь, гаснет день, убитый

Тьмой, спустившейся с небес.

От других душа сокрыта,

Но откроется ль Тебе?

Из домов, как из могилы,

Хлещет в небо тишина.

Жизнь мою взломали силой,

Ибо мертвыми полна.

Где покой в юдоли плача?

Лишь могилам ведом он.

Но напрасно плач растрачен,

Мертвый город глушит стон.

Мертвый город мой за мною

Будет гнаться, как во сне.

Голос выжжен тишиною,

Как теперь молиться мне?

Кто же Ты, в руках держащий

Жизнь мою и смерть мою?

Сломан голос мой дрожащий,

Глух ко мне Господь в раю.

К и т т е л ь.   Ты поешь хорошо, еврейка. Растрогала ты меня, черт возьми. (Утирает слезу.) Но эта песня стоит только десяти граммов фасоли. Как же ты вернешь мне еще пятьдесят граммов, если ты не работаешь по специальности? Вы все артисты, как я понимаю.

Л и н а.  Да, да! Все артисты.

К и т т е л ь.   Да, да… Я дам вам возможность доказать, что ваше искусство стоит пятидесяти грамм фасоли. Но будьте осторожны: меня задешево не купишь.

Киттель поворачивается и уходит. Люди собираются в углу. Наблюдают за происходящим.

Х а я (Срулику).        Я не знаю, как смогу отблагодарить вас.

Л и н а.   Ты ведь точно знаешь – как.

С р у л и к.     Вы не должны благодарить меня.

Л и н а.   М-м-м… Какая скромность.

С р у л и к.     Для меня самый большой подарок – то, что вы живы.

Х а я. Но ведь вы могли умереть.

С р у л и к.  Чего она стоит, моя жизнь.

Л и н а.   «Без вас».

С р у л и к.     Кто я и что я? Кукловод в театре «Мейдим». Ничтожный актеришка.

Х а я. Вы – смелый человек.

Л и н а.   Прекрасный конец! Он – смелый! Не видела, как он пытался остановить меня? Хаеле! Своей жизнью ты обязана мне.

Х а я. Ты прелестен (Гладит куклу по голове.)

Л и н а.   О, как приятно, как приятно! Как давно меня не гладили!..  Можно и мне тебя погладить?

С р у л и к.     Прекрати! Тебе не стыдно?

Л и н а.   Он ревнует. Сиди тихо в сторонке и не вмешивайся в дела влюбленных. Правда, ведь ты любишь меня?

Х а я. Ну как же можно не любить тебя, разбойник!

Л и н а.  И я люблю тебя. С первого взгляда. Но ты, конечно, голодна, а я тут болтаю о любви. (Срулику.) Предложи что-нибудь поесть.

С р у л ик.      Мне самому есть нечего.

<< Назад - Далее >>

Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>