ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ТЕАТР
 

  Иегошуа СОБОЛЬ (Израиль)

Г Е Т Т О

(Продолжение)

Поль смеется жутким, леденящим кровь смехом. Исчезает.

К а р т и н а  15 (3)

На сцену входят Деслер и Штрак в униформе стражников гетто, с эмблемой, нашитой на рукав.

Деслер и Штрак ведут на виселицу Гейвуша, Эллу и Янкеля. Руки всех троих связаны за спинами.

Актеры поддерживают Любу, горько оплакивающую судьбу своего возлюбленного Янкеля, которого ведут к виселице. Еврейские стражники устанавливают гроб под виселицей с тремя петлями.

На фоне этих приготовлений Деслер провозглашает:

Д е с л е р.   Всем выстроиьться в шеренгу! Ты, там, ступай сюда! (Авраам подходит к Деслеру.) Стой здесь! (Деслер зовет Генса.) Шеф! (Входит Генс. Деслер указывает на Авраама.) Судья.

Г е н с (подходит. Передает Аврааму лист).  Читай!

А в р а а м.   Еврейский суд гетто Вильны во вчерашнем заседании рассмотрел дело Янкеля Поликанского, Ицхака и Элы Гейвуш. Все перечисленные обвиняются в том, что вчера они убили ножом учащегося ешивы Иосефа Герштейна. Суд гетто Вильны признал их виновными и приговорил всех к смертной казни через повешение.

Г е н с.   Уважаемый судья, уважаемые члены юденрата, офицеры полиции и рядовые, господа. Из семидесяти пяти тысяч евреев Вильны в живых осталось шестнадцать тысяч. Казнить троих молодых людей – страшная обязанность. Но мы исполним приговор. С того времени, как стало известно о разгроме немцев под Сталинградом, то понятно всем, что наше спасение – это всего лишь вопрос времени. И чтобы мы все дожили до этого дня – мы сохраним в гетто закон и порядок. Здесь не будет насилия! Это – прямая обязанность тех шестнадцати тысяч, которые остались в живых, работая честно и достойно. Те, кто так не могут, - их судьба будет подобна судьбе этих троих, которые отобрали жизнь  другого еврея. Тех, кто не будет подчиняться, - наша еврейская полиция повесит собственными еврейскими руками. Прошу исполнить приговор!

Деслер и Шрак подходят к приговоренным к смерти, ведут их к эшафоту. Все трое поднимаются на гроб.

На шеи их надевают петли. Генс поднимает свою палку и резко ее опускает.

Деслер и Штрак толкают в спину приговоренных, и все трое повисают в петлях.

Веревка, на которой повешен Янкель Поликанский, обрывается, и сам Янкель падает на землю живым.

Люба бежит к нему с воплем.

Л ю б а.   Янкель! (Они обнимаются.) 

Киттель большим пальцем правой руки указывает вниз, присуждая таким образом Янкеля к повторной попытке казни. Стражники вырывают Янкеля из рук Любы, волокут его к виселице. Люба вопит. 

К и т т е л ь.   Деслер! Деслер! 

Киттель передает Деслеру свой пистолет. Деслер стреляет Янкелю в затылок. Янкель падает замертво.

Деслер возвращает пистолет Киттелю, который принимает пистолет, положив на ладонь носовой платок.

На фоне повешенных, тела которых раскачиваются, охваченные предсмертными судорогами,

Киттель выходит в центр сцены и поднимает руку.

К и т т е л ь.   С этой сцены, пользуясь торжественным случаем, когда была реализована автономная еврейская власть в гетто Вильны, вновь доказавшая что эта власть во всем безупречна, я провозглашаю: поскольку на руководство гетто Вильны в ближайшее время будет возложено исполнение важнейшей миссии, и поскольку ныне действующий юденрат не в состоянии действовать эффективно в силу своей громоздкости и неуклюжести, я объявляю о роспуске нынешнего юденрата. (Большое беспокойство среди присутствующих.) Вместо него я назначаю ответственным начальником гетто господина Яакова Генса! (Вздох облегчения, аплодисменты.) А делами полиции будет руководить господин Деслер. (Только Деслер аплодирует.)

Г е н с (поднимает руку). Я приглашаю руководство полиции и уважаемых представителей еврейской общественности на бал, который состоится в помещении юденрата в честь реформы власти в гетто, и я обещаю, что новая власть в гетто сделает все, чтобы достойно служить обществу! 

К и т т е л ь (поднимает руку). Спасибо за сердечное приглашение! Я готов придти на ваш бал, но при условии, что вы позаботитесь о хорошей музыке, хорошем театре. Я буду очень рад встретить вашу незабываемую певицу, за которой числится небольшой должок, и, возможно, выпадет возможность этот долг уладить. Кстати, в честь вашего бала я позволю, в виде исключения, внести цветы в гетто!.. 

Киттель вытаскивает цветок из лацкана своего пальто, швыряет цветок на землю, уходит.

Повешенных вынимают из петель, уносят со сцены. Все уходят.

На сцену влетает Вайскоп, который руководит тем, что будет происходить далее…

К а р т и н а 16 (4)

Сцена театра гетто. Вайскоп руководит всеми работами.

А актеры труппы украшают сцену цветами, накрывают столы, следуя распоряжениям, которые отдает Вайскоп.

В а й с к о п.   Цветы. Еще цветы. Чтобы было побольше цветов! (Набрасывается на одного из актеров, который собирается поставить поднос с жареными курами на стол.) Нет! Здесь – буфет с холодным мясом. Жареная курица – там! Поставь ее рядом с кастрюлей с соусом. А где же чолнт? (Окидывает взглядом пространство вокруг себя, впадает в истерику.) Где кастрюля с чолнтом?! (Замечает одного из актеров, который держит кастрюлю с чолнтом.) Принеси это сюда, идиот!

С а ш а  (актер).   Прямо сейчас?

В а й с к о п.   А когда же? Когда гости придут? Напитки – здесь! Минутку! Минутку… Нет… Расставить бутылки по всему залу. Чтобы удобно было всегда получить выпивку. Открыть все бутылки. И не беспокойтесь о том, что останется. Все, что останется, - завтра же пойдет в бесплатную столовку. Пусть и бедняки получат удовольствие. Покажем этим арийским свиньям, что значит веселье у евреев.

З и г м у н д  (один из актеров).   Быть может, оставим несколько бутылок нераспечатанными? Не жалко?

В а й с к о п.   Не экономь мои деньги, шмокодявка! Это что, деньги твоего отца? Я даю деньги. А вы мне здесь не экономьте! Я сегодня собираюсь заключить с ними такую сделку, что принесет мне в десять раз больше денег, чем я вложил. Во сто крат!!

Входят и другие актеры и музыканты. Вайскоп обращается к музыкантам.

В а й с к о п.   Оркестр здесь. Рассаживайтесь. Настройте ваши инструменты, чтобы не фальшивили. Вот так, чтобы музыка хорошая была! А где сцена?

С р у л и к.   Да ты на ней стоишь.

В а й с к о п.   Что? Это сцена? Так ты украшаешь сцену? Принесите еще цветы! Расставьте множество цветов по всей сцене! Чтобы все выглядело красиво. Чтобы смотрелось приятно. Вот так. Еще цветы. Не экономить на цветах. Пусть они увидят, что евреи могут сотворить. Чтобы у них глаза повылазили да позатекали в разверзнутые глотки. Пусть навалятся на них все казни египетские, которым подвергся фараон, да еще и чесотка в придачу, от которой страдал Иов.

Входит Генс. Он – в элегантном костюме.

Г е н с.   Слушайте все: этот бал – отнюдь не развлечение. Мы нуждаемся в разрешении на открытие новой пошивочной. И не корчите рожи, как на похоронах. Устройте им атмосферу прекрасного времяпрепровождения. И когда они будут пьяны как следует, изложим им нашу просьбу, и если выпадет нам счастье, то они согласятся. (Вайскопу.) Новые рабочие места спасут от смерти многих. Русские всего в трехстах километрах отсюда. (Обращается к своим стражникам.) Ведите себя достойно с актрисами! Покажите немцам пример. Не сходите с ума с девушками. (Генс уходит.)

В а й с к о п.   Разложите мясо здесь. Чтобы жрали. И подавились. Пусть набьют брюхо, чтобы опростаться не могли, чтоб забило им и сзади, и спереди, чтоб червь заполз им в голову, как императору Титу, разрушителю Храма. Кастрюлю с рисом поставьте. Пусть хватит их такой запор, чтобы от давления кишки из задницы повылазили да замотались вокруг шеи. (Входят актрисы, блистая и костюмами, и своим гримом. Они исполняют пародию на демонстрацию мод.) О-ла-ла! Прекрасно, прекрасно! (Вайскоп кладет руку на задницу Любы, которая тут же бьет его по руке.) Эй-эй: не забывайте, зачем вас привели сюда. Не бойтесь испачкаться, если это необходимо: все пройдет чистку в нашей прачечной.

Актрисы занимают места, все они стоят вокруг накрытых столов.

На сцене есть только два стула: один для Генса, один – для Киттеля.

Оркестр исполняет торжественную мелодию, с трубами, звучащими празднично. Входит Генс. Осматривает место. Аплодирует. Все присоединяются к его аплодисментам.

Киттель появляется в сопровождении своей свиты, куда входят кинооператор и осветитель, у которого имеется мощный прожектор на батареях.

Вайскоп подносит гостям аперитив и закуску.

К и т т е л ь.   Лехаим!

В с е.   Лехаим!

Входит Хая в черном вечернем платье с глубоким декольте.

Оркестр начинает играть песню «Фрилинг».

Хая исполняет песню. На фоне песни происходят описанные далее действия…

Х а я.

Блуждаю в безумье по улицам гетто,

Покоя не знает душа.

Любимый ты мой, как снесу эту боль,

О люди, скажите мне, как?

Вайскоп получает от Киттеля разрешение: можно начинать танцы. Вайскоп подает сигнал Деслеру.

Деслер берет Любу (именно он вырвал из рук Любы ее любимого Янкеля и потащил его на казнь),

и Люба танцует с ним.

В танец вступают и другие пары. Немцы включают прожектор, в свете которого они ведут киносъемку.

Киттель всматривается в происходящее действие, сидя на стуле. Генс расположился на стуле, напротив Киттеля.

Х а я.

Как нищий, молящий участья и хлеба,

С душой, ослепленной тоской,

Стою у ворот, закрывающих небо,

С протянутой к солнцу рукой. 

Генс кивком головы подзывает к себе Вайскопа. Вайскоп подходит к Генсу. 

Г е н с (громко шепчет).   Чего же ты ждешь?

В а й с к о п.   Слишком рано. Подожди.

Х а я. 

О весна, ты печаль унеси

И любимого мне возврати.

Распахни надо мною шатер голубой,

И любимому сердце мое верни. 

Кинооператор и осветитель приказывают стражникам и девушкам раздеться. 

К и н о о п е р а т о р.   Эй, Деслер! Покажи-ка нам немного мяса! 

Деслер прекращает танцевать. Он испуган. Люба улыбается немцу. 

Л ю б а  (сквозь зубы говорит в лицо Деслеру).   В чем дело, Деслер, у тебя проблемы? (Она расстегивает его брюки.) У тебя в душе осталась еще капля стыда? Давай от него избавимся. (Снимает с него штаны.)

К и н о о п е р а т о р.   Браво!

Д е с л е р.   Стража! Всем – снять штаны! Всем!

Стражники и девушки снимают с себя отдельные предметы одежды.

Осветитель и оператор велят девушкам принять позы, характерные для порнофильмов.

Лица людей застыли. Осветитель включает свой прожектор

К и н о о п е р а т о р (командует).   Давай! Всем шевелиться! 

Стражники и девушки изображают псевдо-порнографические сцены, а кинооператор снимает.

Некоторые из актрис корчат намеренно самые невероятные рожи, изображают неземное эротическое наслаждение,

издавая при этом стоны и вздохи, обращаясь к кинокамере.

Все это происходит одновременно с пением Хаи.

Х а я.

Пройду мимо дома в тоске и печали,

Забиты и дверь, и окно.

Сегодня светло, но цветы все увяли,

И плачут: «Нам тоже темно».

Вернусь я под вечер… тоска и усталость…

Здесь ждал ты, здесь нынче мой путь.

В тени этих стен наши души остались,

Здесь наш поцелуй… не забудь…

Припев:

О весна, ты печаль унеси

И любимого мне возврати.

Распахни надо мною шатер голубой,

И любимому сердце мое верни.

Срулик в своем углу с Линой-«куклой». Он опрокидывает рюмку водки одну за другой, надеясь заглушить тошноту и отвращение, вызываемые в нем всем происходящим вокруг…

…Некоторые из стражников и девушек, утратив контроль над своими действиями,

забрались под столы, где занимаются сексом…

… Лицо одной из девушек, на четвереньках стоящей под одним из столов, то появляется, то вновь скрывается в глубине.

Она умудряется есть колбасу с хлебом, но, судя по ритму, в котором она то появляется, то исчезает, создается впечатление, что она еще при этом занимается сексом, там, под столом…

… Ума стоит у одного из столов, ест холодное мясо, лицо ее выражает полное отсутствие…

…Немецкий кинооператор и осветитель лихорадочно снимают все происходящее… 

Х а я.
Весна пришла рано, сверкая лучами,
Но в сердце – цветенье тоски…

Ко мне, мой любимый, идешь ты с цветами,

Ты близко… я слышу шаги.

Вселенная, залита солнечным светом,

Зеленою стала земля,

А след твой, любимый, затерян он где-то,

Но все же дождусь я тебя…

Припев:

О весна, ты печаль унеси

И любимого мне возврати.

Распахни надо мною шатер голубой,

И любимому сердце мое верни. 

Когда Хая закончила петь, Киттель зааплодировал. Все присутствующие тоже захлопали в ладоши.

Киттель поднял руку. Все моментально прекратили. Киттель подошел к Хае.

К и т т е л ь.   Закрой глаза. (Достает из кармана огромное жемчужное ожерелье. Надевает ожерелье на шею Хаи.) Теперь ты можешь открыть. К сожалению, это всего лишь жемчуг, но если бы ты знала, откуда он… (Хая делает движение, словно пытаясь снять ожерелье со своей шеи. Киттель ее останавливает.) Ну! Ну! Тот, кто начинает с обуви, кончает жемчугом. Кроме того, ты все еще должна мне двадцать пять граммов… виноват, только двадцать граммов фасоли, если принять в расчет и песню. (Киттель обнимает Хаю сзади, начинает раскачиваться вместе с ней в гротескном танго, напевая при этом: «О весна, ты печаль унеси…»). 

Срулик видит стесненные обстоятельства Хаи, ее униженность.

Он хочет спасти ее из лап Киттеля, но в то же время он сердится на Хаю, на самого себя

– зачем они согласились участвовать в этой мерзости. Он хлебнул добрый глоток водки и бросился в атаку.

Л и н а.   Пять граммов фасоли? Это – все, чего мы теперь стоим?

Киттель оставляет Хаю и, ковыляя, пьяной походкой направляется к Срулику и Лине.

К и т т е л ь.   Глядите, глядите: а ведь наш милый друг все еще смел, как всегда!

Л и н а.   О какой смелости ты говоришь? Все, что тут происходит, это смелость? Это просто еврейская наглость.

К и т т е л ь.   О! Еврейская наглость? Прекрасно. Дай-ка мне пример еврейской наглости, если у тебя хватит смелости…

Л и н а.   Ты не очень хорошо выглядишь.

К и т т е л ь.   Великое дело! У меня голова болит.

Л и н а.   Девять головных ванн – и все боли пройдут.

К и т т е л ь.   Что это за «головная ванна»?

Л и н а.  Окуни поглубже свою голову в воду три раза, а вытащи из воды только два…

Киттель смеется. И все смеются вместе с ним. Он поднимает руку – все мигом замолкают.

Киттель снова начинает смеяться. 

Л и н а.   А знаешь, почему немец над анекдотом смеется дважды?

К и т т е л ь.   Нет. А почему?

Л и н а.   В первый раз – из вежливости, во второй раз – когда он, наконец, поймет…

К и т т е л ь (смеется, замолкает, снова смеется). Слушай, парень, это наглость. Я готов с тобой побиться об заклад, что на большую наглость у тебя смелости не найдется.

Л и н а.   А сколько ты кладешь?

С р у л и к.   Оставь, дурачок!

Л и н а.   Это ты оставь! Чего испугался? Он проиграет. Я кладу свою голову. Клади пятьдесят тысяч.

К и т т е л ь (вынимает банкноту, бросает ее на землю). У меня есть только тысяча.

В а й с к о п (подходит с пачкой денег). Пожалуйста, господин Киттель!

К и т т е л ь.   У тебя есть бумага и ручка? Я напишу тебе расписку.

Л и н а.   Он не нуждается в расписке, он полагается на немецкую честность. Вы взяли Сталинград и отдали. Вот и деньги вернете. До последней копейки.

К и т т е л ь (после мертвой тишины).     Бери. На этот раз – ты победил.

С р у л и к.   Нет! Нет! Оставьте при себе ваши деньги.

Л и н а.   Идиот! Ограбил грабителя – не согрешил.

К и т т е л ь (рычит).   Хватит!..

Он хватает куклу Лину за шею, собираясь оторвать ей голову. Хая хватает Киттеля за руку.

Он поворачивается к ней с лицом, сеющим ужас. И тут Хая запевает «Ich bin die feshe Lola».

Она поет, дурачась вовсю, поднимая юбку выше колен, покачивая бедрами, забыв про всякую сдержанность.

Киттель сменяет гнев на милость, и потрясавшие его инстинкты убийцы трансформируются в сексуальное возбуждение.

Он следует за Хаей, которая уводит его в другой конец сцены.

Теперь у Срулика появляется возможность поднять Лину с пола и заняться ею.

Хая взбирается на стол, продолжая петь. Ее пение провоцирует, возбуждает и других немцев, присутствующих на вечеринке. Они притягиваются к ней, словно мухи на мед. Когда они пытаются пустить в ход свои руки. 

К и т т е л ь (грозно останавливает их). Отвалите от нее. Она моя. 

Хая продолжает петь знаменитую «Лолу», а два удрученных немца глаза положили на Иехудит, которая танцует в ритме песни. Самый молодой из немцев начинает танцевать с Иехудит. Кинооператор и осветитель обмениваются взглядами.

Они прерывают танец, хватают Иехудит и тащат ее вглубь сцены. Музыканты, - а Иехудит, скрипачка, играет с ними в оркестре, - замечают, как немцы волокут Иехудит, но… продолжают играть.

А в это время Генс дергает Вайскопа, обращая его внимание на то, что Киттель «вполне готов».

Г е н с.   Чего же ты еще ждешь?! Сейчас – или никогда!

В а й с к о п.   Да! (Он отхлебывает добрый глоток коньяку, наливает рюмку коньяку, ставит ее на поднос и с подносом, набравшись смелости, подходит к Киттелю, который увлечен Хаей, исполняющей для него «Лолу».) Господин Коньяк, ох, простите! Господин Киттель!  (Киттель смотрит на Вайскопа без всякой серьезности, забавляясь…) Не пробовали ли вы мой коньяк? Это французский коньяк, превосходный.

К и т т е л ь.   Спасибо, Вайскоп. (Понюхав, с удовольствием выпивает.)

В а й с к о п.   Вы уже успели рассмотреть мое предложение?

К и т т е л ь.   Да, Вайскоп! Великая программа, Вайскоп. Вермахт с радостью предложит тебе контракт на пять лет.

В а й с к о п.    Я могу объявить?

К и т т е л ь.   Давай, Вайскоп. (Ставит пустую рюмку на поднос, который в руках Вайскопа.) Ты должен встретиться с Герингом. Он тебя полюбит! (Вайскоп уходит. Киттель обнимает Хаю и целует ее в уста. А затем и Хая, и Киттель прополощут рот водкой, каждый – в отдельности, каждый – в своем углу сцены.)

В а й с к о п (взбирается на стол).  Дамы и господа! У меня есть большая новость. Только что я договорился с господином Киттелем о самой большой сделке за всю историю нашего производства. (Леденящий душу крик доносится из-за кулис.) Мы получим четыреста полных вагонов мундиров, нуждающихся в починке. У нас будет очень много работы. Но это еще не все. Мне торжественно обещали – и вы сами догадайтесь: кто обещал? – что мне будет устроена встреча с Герингом. Я еду в Берлин, чтобы предложить ему контракт на пять лет между вермахтом и нашими предприятиями. (Вновь раздается душераздирающий крик.) Наполните бокалы! Лехаим! Ваше здоровье! 

Входит Иехудит, которую уволокли со сцены немецкие солдаты. Платье ее изодрано, сквозь дыры виднеется ее голое тело. Волосы ее растрепаны. Кровь течет из разбитых губ. Она с трудом держится на подкашивающихся ногах.

Сделав несколько шагов, она рухнула на пол. Люба и Ума спешат к ней на помощь, прикрывают ее наготу, просвечивающую сквозь изодранное в клочья платье.

Входят кинооператор и осветитель, на ходу застегивая пояса на брюках. 

К и н о о п е р а т о р.   Какую песню они пели там, у выкопанных рвов?

О с в е т и т е л ь  (пародирует песню на языке идиш).

«Мир лебн эйбик, эс брент а велт!»

«Живем мы вечно, весь мир горит!» 

<< Назад - Далее >>

Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>