ГЛАВНАЯ > ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ > ОЧЕРКИ, ЭССЕ, ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАРИСОВКИ
Хамуталь БАР-ЙОСЕФ (Израиль)
МЕТАФОРЫ - ЗАГАДОЧНЫЙ ЯЗЫК
ИЗРАИЛЬСКАЯ ПОЭЗИЯ - ЕВРЕЙСКАЯ ЛИ ОНА?
Несколько лет назад я слушала в Бостоне лекцию писателя Аарона Аппельфельда о том, что происходит в израильской литературе. Он сказал, что израильская литература является «региональной», местной; великая традиция еврейской литературы - традиция Гейне, Кафки и Агнона - почти пресеклась в Израиле с уходом последнего. Он не сказал, кто её всё-таки продолжает; во всяком случае, из его слов можно было понять, что интересующийся традицией еврейской литературы, не найдёт почти ничего в литературе израильской. Верно ли это, точно ли? - недоумевала я тогда в состоянии некоторой подавленности, и пережила это снова, когда мне, в рамках программы изучения еврейской культуры, пришлось преподавать новую ивритскую литературу в Московском университете и убедиться, что в Москве, как и во многих других местах, не уверены в уместности включения израильской литературы в программу для еврейских студентов, интересующихся своими корнями. Я задалась вопросом: неужели поэзия Генриха Гейне, Осипа Мандельштама и Пауля Целана является более еврейской, чем поэзия таких поэтов, как Ури Цви Гринберг, Натан Альтерман, Хаим Гури, Амир Гильбоа, Иегуда Амихай, Дан Пагис, Зельда, Моше Сартель, Итамар Яоз-Кест, Яир Горовиц, Адмиэль Косман, Ривка Мирьям, Йонадав Каплун, Хава Пинхас-Коэн, Йосеф Озер, Шалом Рацхаби, Мирон Изаксон, Эстер Этингер, Таня Адар, Рут Блумерт, Шуламит Хава Леви, Браха Корзакова, Амира Гесс, Эйла Бат-Цион, Шимон Шлуш, Хавива Пдая? И перечень этот, конечно, не полон.
20 сентября 1967 года Йона Волах, молодая поэтесса, родившаяся в Израиле и жившая в Тель-Авиве, писала Зельде, религиозной поэтессе, принадлежавшей к хасидскому* семейству Шнеерсон, родившейся в Екатеринославе и прожившей большую часть своей жизни в Иерусалиме: «И я пишу вам сейчас о тех сильных вещах, которые вызваны во мне вашими стихами: вы создаёте мир, Зельда. Это предел, которого поэт способен достичь. И этот мир меня делает доброй, и красота, принесённая вами, изумляет меня, поражает печалью, и я хорошо помню, что я еврейка... С любовью, уважением и почтением, Йона».
Является ли израильская поэзия - или какие-то её части - поэзией еврейской? И в каком смысле?
Кроме случайной и поверхностной обработки материалов, публикуемых в литературной периодике («Мознàим», «Димýй», «Псифàс»), вопрос этот, который для литературоведа Баруха Курцвайля был «фундаментальной проблемой нашей новой литературы», не удостоился в Израиле серьёзного академического исследования, в то время, как историки обнаруживают всё большую близость между израильской сионистской культурой и еврейским религиозным наследием. Сионисты мечтали о стране, в которой евреи станут большинством для того, чтобы иудаизм как культура смог развиваться без опасности вымирания. Этим отличался сионизм от движения Просвещения (1) и идишского «Бунда» (2). В Израиле развилась новая еврейская культура, культура еврейского большинства, которая не может и не должна быть похожей на иудаизм местечка. Эта культура несёт в себе очень чёткие еврейские признаки, даже когда она принадлежит самым что ни на есть светским израильтянам, выросшим, однако, в государстве Израиль. Ритм жизни в стране (суббота, праздники), израильское образование, даже средства массовой информации - всё это наполнено иудаизмом, ведется и звучит на языке иврит и заведомо предполагает знакомство с Библией и с многовековой еврейской литературой. Пинхас Садэ выразил сложившийся в стране синтез еврейского и израильского в стихотворении, описывающем рынок «Маханэ Иегуда» в Иерусалиме накануне субботы:
... что человеку необходимо? Несколько апельсинов. Маслины. Селёдка из бочки.
И синагога тут... Лавки по большей части уже закрыты.
Вот одна, светом бледным освещена.
Клочок объявленья полощется на ветру: «Благословен праведный суд... с прискорбием...»
Я думаю, яблок кило куплю. Может, и несколько пит.
(Из книги «Пою я, как птичка»)
В израильской поэзии существует постоянно действующий канал связи с еврейским наследием. Академическое же литературоведение довольно долгое время не обращало внимания на религиозный аспект ивритской поэзии, написанной до провозглашения государства (более ощутимый в стихах мужчин, чем женщин). И теперь литературоведы продолжают игнорировать захватывающее, неповторимо израильское явление связи с еврейским наследием - на различных уровнях - поэтов и поэтесс, отнюдь не соблюдающих религиозные обряды.
Что такое - еврейская литература? На мой взгляд, это литературный текст, выражающий неким образом связь пишущего с историческим и духовным наследием еврейской культуры. Это не только произведения, рассматривающие судьбу и сущность еврейского народа или посвящённые переживаниям, связанным с еврейской религией, но также и всякий текст, который мог быть написан только обладателем еврейского культурного багажа. Само использование иврита, даже в обществе, стремившемся к секуляризации святого языка, не позволяет совершенно отстраниться от еврейского наследия. Иврит полон идиом и словесных оборотов, связанных с еврейскими традициями. И это в особенности относится к литературному языку, а ещё более - к языку поэтическому. Любой израильский поэт, каким бы светским и космополитичным он ни был, касался в своём творчестве этих основополагающих пластов. Всякий переводчик с иврита может рассказать о проблемах, встающих перед ним в связи с естественными языковыми отложениями, которые сам поэт часто обнаруживает, лишь работая со своим переводчиком. Ведь естественность, с которой светские израильские интеллектуалы обращаются в своём сознании и в своей речи со знаками еврейского наследия, и уверенность в том, что читатель их обнаружит и поймёт, - ведь именно это и объединяет израильское еврейство.
С какой естественностью вводит понятие «осень» молодая Далия Равикович, написав: «...светильник восемь свечей зажёг» (в стихотворении «Времена года»). Так же непринуждённо писала Йона Волах: «моё сознание тает, как поминальные свечи на Йом-Кипур*» (из книги «Поэзия»). Метафоры - загадочный язык. Но ты можешь сказать: «и во рту у меня будто сладкий мёд» лишь тому, кто со вкусом мёда знаком. Поэт может использовать метафору «поминальные свечи на Йом-Кипур» только в той среде, где впитанная с молоком матери еврейская традиция - неуловимая как воздух основа еврейской культуры.
Еврейская составляющая израильской поэзии проявляется и в её связи с нашей историей, в особенности, с Катастрофой. Единодушием по отношению к ней пронизаны и система просвещения, и вся израильская культура. Ури Цви Гринберг, Хаим Гури, Тувия Рибнер, Амир Гильбоа, Иегуда Амихай, Дан Пагис, Ривка Мирьям, Итамар Яоз-Кесет, Таня Адар и многие другие отразили эту тему в своих стихах. Однако Катастрофа европейского еврейства - лишь одна из сторон иудейского единодушия в израильской поэзии, и отнюдь не главная. Вот стихотворение Амира Гильбоа, написанное после снятия блокады Иерусалима в войну за Независимость:
Мы снова были как во сне (3),
с единым восстанавливая связь.
В Иерусалиме снова золотились крыши
под солнцем молодым.
В мечте или во сне
по лестнице взойти
к единому стремясь.
(Из книги «Песни раннего утра», 1953)
В День Независимости 1966 года Ривка Мирьям, уроженка Израиля, тогда ещё ученица средней школы, написала:
...он шёл в никуда, мой народ.
Слышу, как изнутри в глубокой тиши неожиданно струны дрожат.
Я нутро свое разорвала, по ветру его рассею,
моего не осталось тела,
в дрожи закрыла глаза и увидала,
как из меня выходит народ.
(Из книги «Я утонула в окнах»)
Иудаизм присутствует в израильской поэзии и как выражение духовного переживания, связанного с иудейскими святынями. Вот уже около ста пятидесяти лет ивритская поэзия находится под напряжением, исходящим из двух источников: западный космополитизм с одной стороны, и модернистский неомистицизм - с другой. Мистическая поэтика символизма, в основном, в её русской версии, оказала существенное влияние на поэтов, писавших на иврите в первой половине ХХ века. Они соединили её (естественным образом) с еврейской мистической традицией и передали своим наследникам в израильской поэзии. Сплетение это подверглось нападкам и было отброшено в пятидесятые-шестидесятые годы, признаки той «революции» явственно различимы в творчестве Амихая, Заха, Пагиса, Авидана, Далии Герц, Меира Визельтира и других. Но мистика вернулась в израильскую поэзию в конце шестидесятых и далее с Зельдой, Яиром Горовицем и Йоной Волах, это направление продолжается и крепнет во многом благодаря росту числа поэтов религиозных или воспитанных в религиозном духе.
Безразличие к этому аспекту израильской поэзии и его недооценка приводят, возможно, к утрате самых красивых, необходимых и обнадёживающих вещей, созданных израильской культурой. Израильская секулярность должна бороться не только за ослабление уз религиозного канона в нашей современной действительности (например, работа общественного транспорта по субботам и совместное сидение мужчин и женщин в синагогах), но и за признание и почитание евреями в стране и за её пределами новой еврейской духовности, сложившейся, так или иначе, в Израиле, где еврейская культура, с её достоинствами и недостатками - культура большинства. Израильская поэзия является наиболее ясным выражением еврейского творческого духа в своей древней юной стране.
Январь, 2003 г.
Перевод с иврита Якова ЛАХА
____________________________________
Эссе написано и переведено для публикации в альманахе «ДИАЛОГ».
(1) Еврейское идейное, просветительское, культурное, литературное и общественное течение (Хаскала :букв. «просвещение» - иврит), возникшее во второй половине ХVIII века, выступавшее против культурно-религиозной обособленности евреев и видевшее будущее еврейского народа в усвоении светского европейского образования и продуктивизации труда (Здесь и далее - примеч. переводчика).
(2) Всеобщий еврейский рабочий союз («бунд»: букв. «союз» - идиш) в Литве, Польше и России, основанный в 1897 г. и входивший в РСДРП; Бунд выступал против сионизма и ведущей роли Израиля в жизни еврейского народа.
(3) Аллюзия к 126 -у псалму: «Когда возвращал Господь нас в Сион, были мы как во сне».
<< Назад - Далее >>
Вернуться к Выпуску "ДИАЛОГ-ИЗБРАННОЕ" >>