Главная > Архив выпусков > Выпуск 3-4 (Том 1) (2001/02-5761/62) > Проза

Эли ЛЮКСЕМБУРГ

ВОРОТА С КАЛИТКОЙ

(продолжение)
 

Он оглянулся и увидел. Что Шоша стоит уже у окошка. Он встал рядом с женой.

Браха оказалась стриженной наголо девочкой с двумя огромными серь­гами в виде полумесяцев - хорошенькая головка на тонкой высокой шее. Стервой она вовсе не казалась. Курила и пила кофе, сидя напротив компью­тера, и выглядела как взмыленная кобылка, и Йони ей хамство ее простил.

• -Наша фамилия Маркус, - сказала Шоша. - Родители Даниэля Маркуса.
• -Приехали на своей машине? - спросила неожиданно Браха.

Шоша слегка замешкалась:

• -Да, у нас есть машина...
• -Вот и отлично! - Браха тут же принялась стучать по клавиатуре всеми
  десятью пальцами. - Хирург вам даст заключение, и можете брать своего сына домой.

Вспыхнув и осветившись радостью, Шоша и Йони переглянулись. Их го­ловы, склоненные над окошком, находились рядом, и они поцеловались в губы.

-        Температура тела, анализы крови, мочи, снимки внутренних органов, костные снимки в целом - в полном порядке, все о'кей! - считывала с компьютера в бешеном темпе Браха. - На правую ногу наложена гипсовая  повязка - слабый намек на трещину. Ждем снимки черепной коробки, последние снимки... Когда будете уходить, я дам вам выписку для больнич­ной кассы. Все приготовлю в трех экземплярах: один для полиции, один - на случай судебного иска в страховую компанию. Он, кстати, там - мужчи­на, который сына вашего сбил. Сидит у его кровати. Идите, вам скажут, где их найти.

И Браха нажала на что-то возле себя. Двери в приемный покой, издав тихое гудение, разъехались перед ними.

Вы на меня не сердитесь! - крикнула Браха вдогонку. - Сами видите, что здесь сегодня творится.

В приемном покое было стерильно чисто, бесшумно сновали врачи и медсестры. По обе стороны шли залы с высокими койками на колесиках. Часть коек  была за занавесками. Там слышались стоны, шепоты, всхлипы­вания - происходили неведомые таинства, и Йони сразу сделалось дурно.

Они дождались, когда медсестра за стоечкой закончит телефонный разговор, назвались, и та отвела их в соседний зал, указав на дальнюю койку в углу.

Они увидели сына, он спал с сердитым выражением лица, и Шошино сердце облилось нежностью и умилением. У изголовья сидел мужчина, скрестив руки и ноги, и тоже, видимо, дремал. Сидел он к ним спино|й, и Йони на куртке его увидел ирис Гильбоа. «Так вот кого выбрали Данику в палачи! Почти коллегу».

Неслышно ступая, крадучись, приблизились к кровати и встали над сыном. Разглядев его, успокоились окончательно: не было ран, синяков, даже царапин. Не проступали в лице следы внутренних болей. Шоша поцеловала его в лоб.

 Он сразу открыл глаза и с тем же нахмуренным выражением сердито сказал:

- Вот наконец явились! Где вас так долго носит? Меня тут давно выписывать собираются. Черт побери, который час, мама?

Глядя восхищенно на свое сокровище, они молча ему улыбались, покуда он тянулся наверх, выволакивая из простыни загипсованную ногу. И сел, опираясь спиной на подушку.

-        Вас тут и Сёмка ждет. Вот, познакомьтесь с Сёмкой, это он меня подцепил на джипе своем, он притащил в больницу.

Они подняли глаза на тут же вскочившего Сёмку-высокого, с соломенной шевелюрой и рыжими усами. На груди его куртки был тот же ирис Гильбоа - знак Государственной службы охраны природы.

-        Да, Сёмка, ничего не поделаешь, - смущенно говорил он, пожимая Шошину руку через кровать. - Кличка с детства моя. На самом деле - Шломо Каши. - Он пожал руку и Йони. - Мы с Дани успели уже подружиться, он все мне про вас рассказал. Я, говоря по правде, представлял вас совершенно иначе.

«Чувствует себя виноватым, всем своим видом дает нам это понять, -. отметил Йони. - Нормальный вполне мужик, нормальный еврей. А выбор пал на него. Кибуцник конечно же...»

Шоша коснулась гипса:

• - Болит, бедненький?
• - Да ничего у меня не болит! - взвизгнул сын гневливо и замотал голо­вой. - Везите меня домой, врачи тут одни маньяки, дебилы.,, И Сёмка тоже хорош! Кричал я ему, что в полном порядке, так нет же - сюда приволок. Здоровую ногу в дерьмо вот это одели.

Все трое стояли над ним и улыбались, обмениваясь взглядами: «Милый, глупый мальчишка, строит из себя героя...» Сёмка обратился к Йони:

• - Давайте найдем хирурга, я всех тут знаю уже. Последствий аварии почти никаких. Я, собственно, давно мог уехать, я ждал вас совсем по другой причине. Я что-то важное должен вам рассказать. Вы просто обязаны это услышать.

« Он видел отца! - тут же мелькнуло у Йони. - Весь возбужден, пережил какое-то потрясение. Хочет со мной поделиться. Да я и сам умираю от нетерпения...»

Они двинулись по коридору, уступая дорогу больным на костылях и в колясках, огибая кровати, которые везли санитары.

 - А он ведь и дома ведет себя точно так же по-хамски, - жаловался Йони на сына. - И дело тут вовсе не в подростковом возрасте-«типеш эсре». Он попросту нас стыдится. Акцента нашего, нашей галутности. Дошло до того, что перестал приводить в дом друзей, одноклассников. Вы же сами обратили внимание: дает всем понять, что достоин лучших родителей.

Сёмка молча кивал, тряся роскошной своей шевелюрой, кусал пшенич­ные усы и выглядел так, будто это его во всем обвиняли.

 - Друг мой, у вас замечательный сын. Не забывайте - он сабра!* Моя ведь фамилия Соломин, я вырос точно в такой же семье - сабра в первом поколении. Живу в кибуце, на севере, а родители мои из России. Уроженцы этой страны, мы ищем свое лицо, образ другого еврея. Да, нас очень мно­гое раздражает...

«Каши, Соломин, «соломенный Сёмка»! - сообразил Йони. - Он дру­гом меня назвал. А если бы не отец, если бы история с Даником кончилась иначе? Он стал бы мне заклятым врагом. Убил бы его - это уж точно!»

Они нашли хирурга возле дверей рентгенкабинета. Баскетбольного рос­та, в сиреневом халате и кедах, молоденький парень. Массивные очки ему придавали солидность. Похоже, для этого он их и носил - простые стекляш­ки. Теснился народ-солдат с окровавленными бинтами на голове, толстая пожилая арабка, несколько рабочих, похоже таиландцев, едва достававших врачу до груди. Он извлекал из огромных конвертов снимки, свободно пере­ходя с иврита на английский или арабский.

- Ваши, к сожалению, еще не готовы! - ответил он Сёмке. - Может- через десять минут, а может - и через час... Все бы хотели домой, никто не хочет оставаться в больнице. Но только мы решаем, когда и кого отпустить. И не ходите больше за мной. Будут готовы, мы сами вас найдем.

И снова ударил этот тягостный воздух смерти. Эти флюиды, осевшие в безднах памяти. Йони отступил к стене, чувствуя приближение обморока. С пронзительной ясностью увидел палату цфатской больницы, услышал стоны и крики, а в нос ударили запахи гноя и крови... И этот бой под Кунейтрой, танковый бой в Долине Плача.

 - Давайте выйдем на свежий воздух! А можно и в кафе напротив. Кафе тут открыто круглые сутки.

Странную вещь он обнаружил в себе - после ранения, когда их подбили. Да, он не был никогда солдатом - тысячу лет. Он умирал и жил, умирал и жил - душа его не помнила ратного опыта. Да, он доблестно воевал, в бою под Кунейтрой никто не обнаружил в нем труса, никто не может его упрекнуть. Он тайну свою унесет в могилу. Внезапную меру ужаса за тысячи лет, за множество жизней.

На улице хлестал дождь: красную брусчатку и кадки с деревьями за! ли потоки воды. Проезд во двор перекрывал шлагбаум с фанерной будкой. В резких порывах ветра держался настойчивый запах яблок, и Иони сразу почувствовал облегчение. «Глубокая осень все-таки. Недаром говорили древние: воздух Иерусалима качают ангелы прямо из рая».

Подняли воротники и поскакали по лужам - в открытую дверь напротив: аптечный склад, кабинеты техслужб, всегда открытая синагога. На входе их обыскали- нет ли оружия. И пропустили в кафе, где было тихо и пусто, ни единой души за столиками.

Витрины буфета были завалены детскими мягкими игрушками, букетами свежих цветов. Они заказали кофе покрепче, пачку лимонных вафель, пару баночек колы и сели возле окна. Чтобы сразу увидеть Шошу и Даника, если те. вдруг появятся.

- Нет, я представлял вас совершенно иначе. И вас, и вашу жену. Мне Даник сказал, что вы каждое утро в синагоге, не нарушаете никогда субботы, в доме вашем кашрут*. Я ожидал вас увидеть с бородой, с пейсами, - говорил Сёмка, подавшись вперед, глядя восхищенно на Йони как на высшее существо. Стиснутые кулаки лежали на краешке белого стола, и Йони обратил внимание, как они вздрагивают и шевелятся, будто пульсируют. - Я глупости выдумал, я понимаю, ведь вы же геодезист. Эти вещи несовместимы: жизнь на природе и эти одежды хасидские. А между прочим, слово «природа» и слово «Б-г» имеют в гематрии* одно и то же значение. Синонимы, стало быть. За этим стоит великая мудрость. Святой язык - им мир создавался. Вот вы, например, наблюдая природу и все явления нашего мира, видите Б-га, я же и мне подобные атеисты... Ну не совсем атеисты, я бы сказал, прагматики, испытатели - называем Б-га природой, что, в сущности, одно и то же.

Йони загадал: «Если он видел отца, если случилось с ним нечто незаурядное, сверхъестественное, тогда и я откроюсь ему, чтобы не глядел на меня с таким обожанием, как на инопланетянина. В убийцы выбрали его по моей вине! Я должен все ему рассказать. Просить прощения, валяться у него в ногах...»

- Много лет назад - я буду с вами до конца откровенен - я жил в Непале, в буддийском монастыре. Нас было трое друзей, мы отслужили в армии и отправились на восток за экзотикой. Эти монахи, ламы и гуру, они поражают тебя на каждом шагу, берут твою душу в плен. Ведь только чуда жаждет душа. Чудо, оно всего убедительней... Вернувшись, я основал в кибуце общину, первую, может быть, буддийскую общину в Израиле: восточ­ная философия, нирвана, йога.

Буфетчик принялся протирать их столик, и без того безупречно чистый. Легонький, смуглый старик, он сонно двигался, молча остановил тряпочку у Сёмкиных кулаков и тот их снял. Поставил им кофе, сгрузил с подноса все остальное. Взял деньги и молча ушел. Они сделали по глотку, глазами показав друг другу_; что кофе высшего класса.

Йони перевел взгляд на дальнюю стену, обложенную красным мрамором, сплошь в именах. Сотни столбов имен. Евреи, пожертвовавшие деньги на больницу в Святом городе.

«Милосердные, сыны милосердных! - вздохнул он. - К такому кофе сигарета просто необходима».

- Йони, перед вами сидит человек, коснувшийся сегодня Б-га, еврейского Б-га! Случилось то, о чем я мечтал. И в детстве, и в армии. Я понимаю - то что я расскажу, будет против меня. Вы можете заявить в полицию, по­дать на меня в суд... Я торопился домой, летел на бешеной скорости. Я, кстати, инспектор, говорил ли я вам? Старший инспектор Северного окру­га А все совещания - в Иерусалиме, в главной конторе. Темно, дорога скользкая... А я за восемьдесят - девяносто. Даже на повороте, где Даник выскочил... И чудо случилось, явился мне лик Б-жий. А ведь именно это аргумент каждого скептика, испытателя: если мне Б-га покажут, если сам я его потрогаю да пощупаю...

Йони ушам не верил своим: до чего у них все сходилось! Именно этого он и хотел, именно этого добивался.

- Я никогда не сбивал людей, вы слышите, Йони? Случалось, налетал на коз, овец. Ночью, завидев фары, сами знаете, животные вдруг кидают­ся... Однажды столкнулся с мулом. Рослый, могучий мул. В нем весу было с полтонны. На скорости гораздо меньшей, чем сегодня с Даником. И он издох. Буквально на глазах. Весь передок у джипа всмятку: и крылья, и бампер... Йони, я говорю вам, вы святой, другого нет объяснения! Или жена ваша праведница. Или приставлен к Данику ангел. А может - заслу­ги предков? Вам приходилось слышать такое: заслуги предков, заслуги отцов?

Еще бы! Только сейчас он представил себе, какую работу отец проделал, какие силы задействовал.

Глядя на хлещущий дождь в окне, вскипавшие лужи, Йони увидел заплеванный пол в Кировском райсуде, рядом с Алайским базаром, - весь в окурках, зашарканный пол. Отца за перилами между милиционерами, судью на высоком стуле под гербом Узбекской Советской Социалистической Республики, а по бокам от судьи - народных заседателей, мужчину и женщину, наряженных как на свадьбу.

Тяжкие статьи обвинения зачитывал прокурор. Их было много. За самую легкую длительный полагался срок. Эксплуатация чужого труда, спекуляция, изготовление фальшивых печатей, хранение и скупка сырья «в особо крупных размерах»... Он плохо запомнил бесконечную череду свидетелей: перепуганных базарных торговок, сапожников-инвалидов, узбеков из дальних и ближних аулов - кожевенников. Все они от отца кормились. Зато запомнил внезапную вспышку необъяснимого чуда - приговор суда: денежный штраф и год условно. И кинулись все обниматься.

Вечером, в тот же день, за грандиозным пиршеством Йони пытал отца: «Да неужели ты в это веришь? Какую папку он мог принести, какие бумаги?» - «Сынок, он горы перепахал. Когда-нибудь ты это узнаешь».

- Йони, вам это больно будет услышать, я понимаю. Я тоже отец: это ваш сын, ваша плоть и кость. Но вы обязаны это знать, для этого, собственно, я вас и ждал. Случилась масса странных вещей, необъяснимых! Удар был убойный. Я думал, джип развалится. Увидел ребенка над головой он кувыркался в воздухе. Первая мысль: бежать! Шоссе пустынно, кругом ни души, никто не видел аварии - темень кромешная. Как будто бес за рулем, а не Сёмка Каши, инспектор. И тут я впервые взмолился. Не Будде, не Магомету и не Иисусу Христу, а Б-гу нашему - Авраама, Ицхака, Яакова.,.Вы помните, Йони, это место в Торе, в самом конце «Хайей Сара»?* Как после смерти праматери нашей Авраам еще раз женился - на Ктуре, и та родила ему сыновей. И отдал Авраам все, что у него, Ицхаку, а сынам Ктуры дал подарки и отослал на восток, в землю Кедем». И знаете, Йони, как толковали  это в Непале? Истинные знания Авраам передал Ицхаку, ими владеют евреи. Сыновьям же Ктуры достались «подарки». И с ними ушли они на восток-в Тибет, Индию, на Памир, где основали свои религии. То, что зовется сегодня восточной мудростью.

«Не так все просто в этой истории, - думал Йони, радуясь тому, как легко читается «карта». - Ко мне его пристегнули - заблудшую Сёмкм душу. Теперь понятно, почему он здесь... Да, но где же отец, когда отец появится? Если Сёмка не видел отца...»

- Короче, взял я к обочине, затормозил. Вылез из джипа и пошел назад. Искать на асфальте кровавый мешок костей. Все, что могло от ребенка остаться. И тут он кричит мне с газона, из-за кустов: «Маньяк!.. Дебил!..» - отборные эти словечки, что модны у них сейчас.

Йони увидел в окно жену, Даника на костылях. Ветер рвал их одежду, они заслонялись от хлестких плетей дождя, беспомощно оглядываясь по сторонам. Йони вскочил, замахал им руками. Сёмка тоже поднялся.

• - Вы уезжаете, Йони? Взгляните хотя бы на джип - ни вмятины, ни царапины. Вы просто обязаны это увидеть. Как будто руки кто подложил.

-Я знаю, я верю! -отвечал Йони, торопливо убирая на поднос чашечки, блюдо с обломками вафель, комочки салфеток. - Это действительно руки! А вы ведь не курите, Сёмка, я верно вычислил?

<<Назад -  Далее>>

<< Назад к содержанию