Главная > Архив выпусков > Выпуск 3-4 (Том 1) (2001/02-5761/62) > Диалог

Лев АННИНСКИЙ

НА ВЕТРУ И В ПРИБЕЖИЩЕ

Воображаемый диалог с израильским писателем А. Б. ИЕХОШУА, навеянный его статьей «Война культур? Это абсурд»

Русские и евреи. Русские евреи.

Маленькая страна и огромный мир.

Чем измеряется успех культуры?

А. Б. И. Последняя волна алии российского еврейства, безусловно, вы¬зовет широкий диалог между израильским обществом и новоприбывши¬ми. В результате этого диалога — а я имею в виду все аспекты «сосуще¬ствования» новоприбывших и старожилов — многое в нашей стране должно измениться.

Пока еще русские евреи не готовы к общественной активности, «проза жизни» оттеснила их на обочину: они сражаются за существование, за рабочие места, они ведут борьбу за выживание. Но нет никакого сомнения в том, что в ближайшее время наше коллективное сознание претерпит определенные изменения по мере интеграции этой массы новых членов на¬шего общества, и дай нам бог, чтобы прибавилось их еще больше!

Л. А. «Масса новых членов» — головная боль многих нынешних обществ, в том числе имеющих тысячелетнюю историю. Эмоции при этом бывают разогнаны на два полюса. Один такой: «Напор чужаков опасен! Новонахлынувшие размывают наши устои! Надо ставить барьеры!» Другой полюс: «Дай нам бог, чтобы интегрировалось побольше!» Мой уважаемый оппо¬нент испытывает именно такие чувства. Однако тотчас встает вопрос не менее болезненный: а получится ли интеграция? А если новоприбывшие войдут в тело нации как нечто чужеродное? Как хирургический нож, како¬вым они сами себя могут счесть? Или как раковая опухоль, каковой их по¬чувствуют старожилы?

Эти страхи терзают и старушку Европу. Великие народы стареют. Им все груднее выдюживать «грязную работу». Зовут желающих. Индусы едут в Англию, алжирцы во Францию, турки в Германию. Те же немцы засекают, что турки склонны обосновываться в Германии анклавами, то есть оставаться турками (ножом в теле), тогда как прибалты, чехи, поляки и... русские охотно онемечиваются. И все с острым интересом смотрят на Америку, спло выстроенную иммигрантами. С неменьшим, однако, интересом — и на Россию, которая никак не может усыновить русских же, нахлынувших в центр горящих окраин. Тем более — усыновить немцев, которые за два с полов ной века так и не ассимилировались на Волге. Луж не говорю о евреях... О евреях говорит мой собеседник.

А. Б. И. Начнем с того, что если ненависть советских евреев к коммунизму — а отсюда и к социализму — не позволит им разобраться в западной социал-демократии, в том числе и в особенностях израильской демократ тип, то мы вряд ли сможем стать союзниками в переменах к лучшему. Провозглашенные в свое время в Советском Союзе декларации о социальный гарантиях, о равенстве, о солидарности сами по себе не таят изъяна. Западная социал-демократия опирается на те же принципы. Но если приехавшие из России отметают эти принципы в силу горького опыта, связанного с их воплощением в России, — нам будет трудно найти общий язык.

Л. А. Понятно. Замечательная мысль и весьма точное наблюдение. Рус¬ские евреи, как и сами русские, шарахнулись от социализма — как раз когда западный мир, к которому они шарахнулись, консолидируется на социали¬стических принципах. Если понимать под ними не большевистскую ярость первых революционных или военных лет, а сам здравый принцип, по кото¬рому каждый трудится по способностям, получает по труду, и все это реа¬лизуется через активные общественные и государственные структуры.

Вообще-то это очень по-русски: сваливать с общей дороги и пробивать¬ся тропой. Выходит, это и по-еврейски? Как-никак, мировой социализм — это во многом детище и еврейского интеллекта. И вместе с русскими евреи от него теперь готовы отшатнуться?
А может, они готовы отшатнуться от русской специфики', от неуправля¬емости, которая сама себя укрощает русским же диким деспотизмом? Но социализм тут ни при чем. В той же Швеции 60-х годов было куда больше элементов социализма, чем в хрущевском СССР, где грозились выстроить аж коммунизм, и не далее как к 1980 году. Кутить так кутить. Но каково похмелье...

А. Б. И. Я бы хотел, чтобы в новых условиях не кинулось русское еврей¬ство в другую крайность: не превратилось бы из завзятых коммунистов в прожженных капиталистов.

Л. А. Один благоразумный англичанин спросил: что может быть хуже коммунизма? И ответил: антикоммунизм.
Однако что думает мой уважаемый собеседник о прожженных капитали¬стах?

А.Б.И. «Чистый капитализм живущий по законам рынка, попирающий личность, снимающий с государства ответственность за язвы общества, утверждающий закон джунглей (человек человеку – волк), может показаться заманчивым лишь на первый взгляд. Не следует, по-моему, сразу менять коммунизм на антикоммунизм, кое-что из вывезенного из может здесь пригодиться. В конце концов, коммунизму предшествовала социал-демократия, классическая европейская социал-демократия XIX века...

Л. А. ...Которую мы в России пытаемся теперь проповедовать народу, клокочущему от едва сдерживаемой ярости. Впрочем, где грань между «на¬родом» и проповедниками, которые из того же народа выходят и несут в себе все его психологические качества: бесконечное терпение, бесконечно испытываемое крайностями? И выстраданный сто лет назад марксизм. И выношенную за тысячелетие «кафоличность»…

А. Б.И. Я отдаю себе отчет, что для определенной части еврейских интеллигентов из России идеи универсализма, космополитизма (в подлинном, а не в русском, бранном значении) весьма привлекательны. Я опа¬саюсь, как бы склонность к мировому гражданству не стала попыткой убежать от местных проблем нашей маленькой страны, не стала бегством от «провинциальности». Я вовсе не отрицаю определенную про¬винциальность здешних мест, я и сам ее порой ощущаю, я ощущаю это «сжатие», «сокращение», которое присуще жителям малых стран; да и что тут говорить, ведь вон и Киев уже приближается по населению к численности нашего Израиля, а Москва и Ленинград превосходят намно¬го. Я могу понять чувства уроженца гигантской страны, который ощутит, что здесь он «задыхается», «сдавлен пространством». У жителя великих держав есть особая генетическая память: в его генетический код «записаны» необозримые пространства, даже если он провел всю свою жизнь в маленьком провинциальном городке.

Я боюсь, что в Израиле разовьются эти тенденции — быть «гражданином мира», которые получат поддержку русской эмиграции из других стран, и наш Израиль станет перевалочным пунктом на великом караванном пути Исхода из России к некоему расплывчатому космопо¬литизму.

Л. А. Убежать от местных проблем маленькой страны русским изра¬ильтянам все равно не удается, ибо, как сказал мой уважаемый собеседник, русские евреи, прибывающие на историческую родину, сражаются за существование, бьются за рабочие места и ведут борьбу за выживание. Но в чем он таки прав: русские евреи, как и вообще русские люди, все заражены вселенским вирусом, они испытали чувство уроженцев великой страны, в их генетический код записана необозримость пространств и перспектив. Больше скажу: Россия находится в таком месте и так сложи¬лась в силу этого ее история, что любое племя, попадавшее в это место, по неизбежности испытывало давление мировой истории и само вырабатывало психологию «великого пути», хотя на первый взгляд казалось, что оно «заражается» ею от других (от носителей «некоего расплывчатого космополитизма»).
Разумеется, заражаемость у разных этносов оказалась разная. Иные ус¬тояли против веяний кафоличности, сохранили знамя и имя, иные — только имя (ассирийцы, например), иные же, не вынеся мировых поветрий, исчез¬ли, то есть растворились в мировых потоках. Так вот, говоря о евреях, надо признать, что уж они-то оказались не просто в высшей степени склонны к мышлению мировыми категориями, но вышли прямо в чемпионы по этой части: по умению абстрагироваться от ощущения «маленькой страны» (и любой вообще страны, в которую их заносила беда: Голландии, Испании, Польши, Германии...) и чувствовать себя провозвестниками и свидетелями мировой истины, народом богоизбранным, особо отмеченным и потому я берегущим себя от жалких земных соблазнов. И только в России не удалось | удержаться, ибо соблазн был не жалок, он был того же вселенского масшта¬ба: мировая революция, царство справедливости на всем земном шаре... и все прочее, соответственно «необозримым пространствам».
Так что не Россия сталкивается с Израилем в душе русского еврея, а два начала, прирожденные его душе.
Как соединятся эти начала на израильской почве? Или столкнутся?

А. Б. И. Уж как нас пугали «войной культур», «русским гетто», «рус¬ским засильем» и прочими напастями. Скажу откровенно, я жду не «вой¬ну культур», а «противостояние культур». И жду его не со страхом, а с радостью. Для части израильтян, которые комфортно себя чувствуют в нынешней ситуации, когда, кажется, параметры их личностной само¬идентификации устоялись, наступят нелегкие времена. Сегодня, когда я пишу роман, я точно знаю, каков он, израильский герой. Я ведь и раньше описал его в своих книгах, и я как будто знаю, о ком пишу. Неуверен, что спустя какое-то время скажут мне, что я совсем не знаю израильского героя, ведь к слагающим его личности прибавились новые компоненты, о которых я не знаю вовсе. Поэтому я считаю, что «война культур» — это абсурд, но «противостояние культур», когда русские компоненты завоюют свое место в нашем бытии, — это благотворный процесс, при условии, что противостояние это происходит на нашей, израильской терри¬тории, на территории языка иврит.

Л. А. «Война культур» — крайняя форма, граничащая с самоуничто¬жением культур; «противостояние» же — слишком усредненное выражение, не передающее живой контактности начал. Есть замечательное определение, которое нашел Сергей Аверинцев, вдумавшийся в вечный спор -западничества и славянофильства в русской душе, — спор, в ходе которо¬го Гамлет все время меняется рапирами с Лаэртом, то есть неисправимо русские люди изо всех сил вживаются в западничество, а прирожденные наши европейцы, осознающие грозящую им беспочвенность, изо всех сил компенсируют ее славянством. Этот парадокс впервые объяснен русскими философами-идеалистами сто лет назад, но драма продолжается в С1а нар0да и теперь; похоже, она и будет продолжаться. Живительность го нескончаемого спора сравнима только с его остротой: мы без него янем Так вот, Аверинцев нашел для этой драмы великолепное определение: взаимоупор.
Применительно к русским в Израиле: взаимоупор Агнона и Чехова...

А Б. И Меня не смущают вопросы «где ваш Чехов?», «где ваш Достоев¬ский'»- Повторю еще раз: многие из создателей нашей культуры созна¬тельно отказались от той культуры, которую они усвоили с детства, чтобы прибыть сюда, создать себя здесь. Они оставили метрополию, предпочтя ей страну маленькую, чтобы именно в ней создать собственную специфическую личность, локальную, только этому месту присущую. Они сознательно отказались от того, чтобы быть «гражданами мира», и, может, именно поэтому им обеспечено место в пантеоне мировой культуры.

Л. А. Интересный нюанс! Когда культура специально претендует на место в мировом пантеоне, она, как правило, ничего такого не получает. Подлинный мировой резонанс «непроизволен»: заботиться надо только о «собственной специфической личности», а «слава тебя найдет». Поня¬тие личности уже включает в себя потенциальный диалог со Вседержителем.
Да простится мне аналогия с таким глобальным искусством, как кино. На мировом форуме могут увенчать лаврами органичный фильм из мало кому ведомой национальной кинематографии, а шедевры, прицельно сделанные под всемирно-фестивальный формат, чаще всего пролетают. И правильно: туда им и дорога.
Однако речь идет о том, с чем едут в Израиль русские евреи и что станет на Святой Земле с их «мировым опытом».

А. Б. И. Русские евреи привезли сюда свой уникальный духовный опыт. я хотел бы к нему приобщиться, почерпнуть, научиться. Но если их отношение к Израилю и его культурным достижениям будет пренебрежительным, если Израиль для них — очередная транзитная станция (я ведь понимаю, что часть русских евреев со временем переберется в Нью-орк, Париж, Лондон), если возникнет некая мировая русско-еврейская космолитическая корпорация, в которую включится и еврейская диаспора. если выработают они свой собственный внутренний код, отлич-ыи от кода израильского, то в таком случае общих точек между русским еврейством и Израилем почти не найдется.

Л. А. Если мировая русско-еврейская космополитическая корпорация назначит пунктами своей приписки Нью-Йорк. Париж и Лондон, я вздохну с облегчением: перестанут наконец искать во всем этом «руку Москвы» и оплевывать Россию. Интересен, однако, сам критерий признания-отвержения: «если выработают они свой собственный внутренний код, отличный от кода израильского...»
А кто даст гарантию, что сам код израильский не будет меняться?

А. Б. И. Я готов к переменам, я готов к тому, чтобы наше общество приобрело «русский оттенок», меня это скорее радует, чем пугает. Но | такой же готовности я жду от новоприбывших. Я знаком с группой | интеллектуалов из России, увы малочисленной, которые вложили нема¬лый труд в постижение иврита. И труд этот окупился сторицей. Я жду, что репатрианты из России будут относиться к ивриту так, как, скажем, относятся к возрождению своих, языков прибалты, украинцы и дру¬гие народы, населяющие Советский Союз. Повсеместно там возрастает тяга к своей культуре, своему языку, даже у самых малых народов. А ведь, казалось, все они были приобщены к чему-то великому, ибо кто же будет отрицать величие русского языка и культуры. Но, видимо, это величие надоело, и малые народы не стыдятся того, что отныне они будут суще¬ствовать в «ограниченны рамках», добровольно отказавшись от «вели¬кого и могучего»...

Л. А. Может, на уровне обыденного сознания кому-то величие и «надое¬ло», а с другой стороны, кому-то «надоела» провинциальность — это, так сказать, вопрос судьбы индивида. Но есть мировой геополитический ритм, удары которого бьют по народам, не спрашиваясь. Пастух Темучин совер¬шенно не собирался стать Властелином Вселенной, но, когда взрыв пассионарности погнал его орду через полмира и эти полмира легли к его ногам, «величие и могущество» пали на его пастушью голову. Сейчас глобализм пал на головы американцев, головы у них кружатся от этого дара истории, 250 лет назад они совершенно не имели в виду учить весь мир жить, а сей¬час учат. Точно так же дробление имперских левиафанов и оживление ма¬лых народов на просторах, где когда-то крепили свои пределы римляне, гер¬манцы, французы, турки, австрияки и русские, не плод чьего-то «прозре¬ния», а фаза мирового геополитического ритма. Надо все это принять. Как и то, что в свой час расслоится (не исключено, что на белую, черную, крас¬ную и желтую этносоставляющие) и нынешняя твердыня «американского империализма», а какой-нибудь евразийский сарай вновь ощутит себя цен¬тром мира. Израилю такие предчувствия чужды?

А. Б. И. ...Израиль — это центр мира. Мне кажется, что определенная часть русского еврейства, равно как и мировое еврейство вообще, с этим утверждением согласятся. Похоже, что и некоторые круги во всем мире так думают. Во всяком случае, мы не сходим с газетных полос, и имя главы нашего правительства знакомо многим людям на нашей планете. Но когда случится так, что имя нашего премьер-министра станет малоизвестным во всем мире, когда исчезнем мы с первых полос газет — это будет самый счастливый день в моей жизни. Ведь я-то сам не назову ни главу правительства Голландии, ни премьера Бельгии, хотя эти европейские страны относятся к числу малоразвитых и отсталых.
Я не хочу быть центром мира. Центр мира — это прежде всего фокус несчастий. За последние сто лет — к добру ли, к худу — я уже был центром мира, и об этом трубили газеты и радио, показывало телевидение. Освенцим — это тоже своего рода «центр мира». Войны — тоже при¬знак центра мира, а такой центр я с готовностью уступаю другим.

Далее >

Назад >